«При дворе велись азартныя игры и нередко в одну ставку в фараон или кинце (Quinze) проигрывалось до двадцати тысяч рублей. Сама императрица не была пристрастна к игре, и если играла, то для того, чтобы проиграть. В таких случаях, она держала банк и ставить могли лишь те, кого она называла. Выигравший тотчас же получал деньги, а с проигравшаго императрица никогда не требовала уплаты.
Попойки, которыми прежде непременно оканчивались всякия торжества и собрания, теперь были совершенно изгнаны из придворных обычаев, потому что Анна Иоанновна не могла видеть и боялась пьяных. Только один день в году, как исключение, посвящался Бахусу, именно 19-го января, когда праздновалось восшествие на престол императрицы. В этот день каждый из придворных даже был обязан, опустившись на одно колено перед государыней, выпить огромный стакан венгерскаго вина. Впрочем, случалось иногда, после военных экзерциций или в навечерие больших праздников, что императрица сама подносила по бокалу вина придворным и гвардейским офицерам, являвшимся для целования ея руки.
Известно, что господствующей страстью Бирона были лошади. По его желанию, знаменитый архитектор Растрелли воздвигнул, вблизи дворца, огромный манеж, или, как тогда называли, „конскую школу“, содержание которой обходилось казне ежегодно до 100 000 рублей. Анна Иоанновна, посещавшая манеж сперва из угождения своему любимцу, потом сама пристрастилась к лошадям и, несмотря на свои сорок лет и полноту, даже выучилась ездить верхом. В манеже для нея была отделана особая комната, где она нередко занималась делами и давала аудиенции.
Кроме того, императрица очень любила охоту и стрельбу из ружей, в чем приобрела такую снаровку, что без промаха попадала в цель и на лету убивала птиц. Во внутренних покоях Анны Иоанновны всегда стояли заряженныя ружья, из которых она стреляла, через окна, в мимолетавших ласточек, воробьев, галок и т. п. В Петергофе и других окрестностях Петербурга были выстроены зверинцы, наполненные всякаго рода туземными и чужеземными зверями и птицами. Всем верноподданным именными указами вменялось в непременную обязанность ловить, размножать и присылать в императорские зверинцы диких животных. При дворе была учреждена призовая стрельба, а в галлерее дворца устроен тир, где зимними вечерами, при ярком освещении, Анна Иоанновна практиковалась из винтовки. „С.-Петербургския ведомости“ того времени изобилуют известиями об охотничьих подвигах императрицы», — пишет историк XIX века С. Н. Шубинский.
Современные историки снова вносят свои комментарии. Императрица могла «проматывать средства» только в рамках своих так называемых «комнатных денег», выделяемых ей из государственного бюджета. Сумма, конечно, не маленькая, но отнюдь не безграничная. Сама по себе Анна, по-видимому, была довольно скромна в потребностях, немного угрюма и нелюдима. Как многие русские цари, она любила охоту (метко стреляла) и предпочитала отдыхать в узком кругу с тем же Бироном и его семьей. Ни жизнь в материнском доме, устроенном по старым, еще допетровским обычаям, ни тоскливое прозябание в Митаве не приучили ее к шумным праздникам. В ее покоях, как когда-то в доме Прасковьи Федоровны, много сплетничали и шептались по углам, тут и там сновали карлики и шуты, чья болтовня успокаивала и усыпляла императрицу. Или она заставляла своих придворных дам плясать или петь русские песни, награждая их оплеухами, если они ошибались или жаловались на усталость. В общем, это был замкнутый мирок (и даже уютный, по меркам XVIII, а скорее XVII века), где время словно останавливалось.
Но, как и Петр, она понимала, что должна давать шумные праздники, устраивать дорогие забавы, просто для поддержания престижа монархии. И должна раздавать дорогие подарки, земли и доходные должности, чтобы не лишиться сторонников.
И она добилась своего. Иностранные дипломаты признали не только ее власть, но и обаяние, которым она, несомненно, обладала, несмотря на то что была некрасива. Вот что писал о ней в своих донесениях уже знакомый нам герцог Лирийский: «Она толста, смугловата и лицо ее больше мужское, чем женское. В обхождении она приятна, ласкова и чрезвычайно внимательна. Щедра до расточительности, любит пышность чрезмерно, отчего ее двор великолепием превосходит все прочие европейские. Она строго требует повиновения себе и желает знать все, что делается в ее государстве, не забывает услуг, ей оказанных, но вместе с тем хорошо помнит и нанесенные ей оскорбления. Говорят, что у нее нежное сердце, и я этому верю, хотя она и скрывает тщательно свои поступки. Вообще могу сказать, что она совершенная государыня…».
А вот впечатления леди Джейн Рондо, супруги английского посланника при Российском дворе: «Она почти моего росту, но несколько толще, со стройным станом, смуглым, веселым и приятным лицом, черными волосами и голубыми глазами. В телодвижениях показывает какую-то торжественность, которая вас поразит при первом взгляде, но когда она говорит, на устах играет улыбка, которая чрезвычайно приятна. Она говорит много со всеми и с такою ласковостью, что кажется, будто вы говорите с кем-то равным. Впрочем, она ни на одну минуту не теряет достоинства монархини; кажется, что она очень милостива и, думаю, что ее бы назвали приятною и тонкою женщиною, если б она была частным лицом».
* * *
Для летнего пребывания императрицы в 1732 году по проекту Франческо Растрелли строят новый дворец в Летнем саду. (Маленький летний дворец Петра I отдали в распоряжение Бирона и его семьи.)
Во дворце было 28 покоев, разделенных на две анфилады: «антикамора» (где принимали послов), «комедия» (самый большой зал дворца для балов и представлений), обер-гофмаршальские помещения, спальня императрицы, большая императорская зала, 10 покоев герцога Бирона, четверо покоев, которые занимал его сын Петр, покои фрейлин, контора для письмоводства, казенные палаты, где хранились палатные уборы, оружейные палаты. В центре дворца располагался тронный зал.
В следующем году Петербург посетил англичанин Френсис Дэшвуд, который в числе других достопримечательностей осмотрел и Летний дворец, и написал в своем дневнике: «Летний дворец, в котором теперь живет императрица, — длинное одноэтажное деревянное здание, в нем просторные апартаменты, и оно для этого времени года кажется очень подходящим. С прибытием царицы из Москвы здание было полностью возведено от самого основания за шесть недель, но сейчас здесь ничего не делают, хотя в работах над этим зданием занято две тысячи человек».
Другое описание дворца мы находим у датского путешественника Педера ван Хавена, побывавшего в Петербурге в 1736 году. «Далее — Летний дворец, — рассказывает Хавен, — названный так потому, что в нем жила императрица. Этот дворец тоже стоит на берегу реки. Он выстроен из дерева, одноэтажный, однако также красиво раскрашен и имеет столь частые окна из зеркального стекла, благодаря чему с реки можно видеть исключительно дорогую драпировку в покоях, что здание скорее похоже на увеселительный дом, чем на дворец».
А благодаря французскому офицеру Николя Агею де Миону мы можем на миг увидеть и хозяйку этого дворца. «…Хотя этот дворец был деревянным, — пишет Агей де Мион, — но так хорошо выкрашен, что его можно было бы принять за каменный. Передний его фасад выходил на реку, с остальных трех сторон его окружали сады с прекрасными статуями, прелестными боскетами и фонтанами… Прежде всего нас провели в Кабинет, т. е. в то помещение дворца, где принимает министр граф Остерман… Он сам проводил нас в императорские апартаменты, и мы были удивлены необычайным блеском как придворных особ, так и придворной прислуги… Мы нашли, что императрица отличалась величественным видом… На ней было золотое парчовое платье с огненным оттенком и сшитое по французской моде, на роскошной ея груди виднелась большая бриллиантовая корона. Через несколько минут царица вернулась в шелковом платье, которое она, вероятно, надела по той причине, что было очень жарко. Эти комнаты отапливаются печками, которые находятся под полом. Т. к. в печках жгут благоуханные ароматы, то в комнате и тепло, и приятно благоухает… Между прочим, мне очень понравилось красивая и любопытная фигура из слоновой кости и из черного дерева; она изображала жертвоприношение Авраама… Пожелав узнать, что нас всего более поразило во дворцах и арсеналах, она в ответ на наш рассказ приказала прислать нам картинки того, что нам понравилось, но, признаюсь, что эти картинки были очень посредственными по исполнению».
