Ей нравились маскарады, на которых она могла показать свои прекрасные ноги (нам они, возможно, показались бы слишком тучными), появляясь в мужских костюмах, то в роли французского мушкетера, то в форме голландского матроса, то в обличье казачьего атамана.
И вообще ей нравилось блистать, и нравилось, когда все вокруг нее блистало. Сохранились воспоминания «придворного брильянтщика» — ювелира Жереми Позье, создателя Большой Императорской короны, о маскарадах в деревянном Зимнем дворце: «В маскараде участвовали обыкновенно все, кто только мог достать билет на вход; билетов же раздавалось от 1000 до 1500.
Жереми Позье
Маскарады эти были роскошны и давались в Императорском дворце, где по этому случаю раскрывались все парадные покои, ведущие в большую залу, представляющую двойной куб в сто футов. Вся столярная работа выкрашена зеленым цветом, а панели на обоях позолочены. С одной стороны находятся 12 больших окон, соответствующих такому же числу зеркал из самых огромных, какие только можно иметь; потолок исписан эмблематическими фигурами.
Нелегко описать впечатление, которое зала эта производит с первого взгляда по своей громадности и великолепию; по ней двигалось бывало бесчисленное множество масок в богатейших костюмах, разделенных на кадрили и на группы; все покои бывали богато освещены: в одну минуту зажигается не менее десяти тысяч свеч. Есть несколько комнат для танцев, для игры, и общий эффект самый роскошный и величественный. В одной из комнат обыкновенно императрица играла в фараон или пикет, а к десяти часам она удалялась и появлялась в маскарадной зале, где оставалась до пяти или шести часов утра, несколько раз переменяя маски. По окончании бала каждый удалялся.
В обыкновенные дни давали четыре разных представления: французскую комедию и русскую комедию, итальянскую оперу и немецкую комедию. Придворный театр очень хорош, великолепно раззолочен. Каждое воскресенье бывали прием и бал, кроме больших праздников. Нельзя ничего вообразить себе более величественного Двора при подобных случаях: редко бывало менее трех тысяч гостей, в том числе лучшая молодежь обоего пола.
Придворные дамы немало способствовали блеску этих собраний, обладая в высокой степени искусством одеваться к лицу и сверх того умеют до невозможности подделывать свою красоту. Все женщины в России, какого бы они ни были звания, начиная императрицей и кончая крестьянкой, — румянятся, полагая, что к лицу иметь красные щеки.
Наряды дам очень богаты, равно как и золотые вещи их, брильянтов придворные дамы надевают изумительное множество. На дамах сравнительно низшего звания бывает брильянтов на 10–12 000 руб. Они даже в частной жизни никогда не выезжают, не увешанные драгоценными уборами, и я не думаю, чтобы из всех европейских государынь была хоть одна, имевшая более драгоценных уборов, чем русская императрица.
Корона императрицы Елизаветы, стоящая чрезвычайно дорого, состоит так же, как и все ее уборы, из самоцветных камней: из рубинов, из сапфиров, из изумруда. Все эти камни ни с чем не сравнятся по своей величине и красоте. Таково впечатление, вынесенное мною из этого Двора, который я имел время изучить, прожив при нем около тридцати лет».
Большая Императорская корона
Большая пряжка-аграф
Для простонародья создавались фонтаны из крепких и дешевых спиртных напитков, устраивались фейерверки. На Масленицу в Москве перед Кремлем выставляли туши фаршированных быков, которые разрывались и пожирались толпой. А тому, кто принесет во дворец голову этого быка, казна выдавала премию в размере 100 рублей.
Летом императрица снова спешила на богомолье под Москву в Саввино-Сторожевский, Новоиерусалимский, Троице-Сергиев монастыри или в Киевско-Печерскую лавру — отмаливать свою вину перед покойной племянницей и ее несчастным сыном, который все еще оставался узником.
Известен тот факт, что после смерти Елизаветы в ее гардеробе обнаружили около 15 000 платьев, а казна — сильно истощена, но все же ее царствование нельзя было назвать одним непрерывным праздником. Императрице и ее доверенным лицам приходилось решать сложные политические и экономические задачи, и по большей части они решали их с честью.
Семь фаворитов
Разумеется, Елизавета не являлась автором всех реформ и установлений, которые связывают с ее именем. Но у нее, как и у царевны Софьи, и у Анны Иоанновны, было то, что называют «инстинктом власти», — она умела выбирать людей, на которых могла опереться.
Чем более «абсолютной» становилась монархия, тем важнее делались неформальные связи, близость к монарху, способность оказывать на него влияние. И тем важнее становилась для монарха способность отличать по-настоящему дельных и нужных людей от галантных кавалеров, преследующих свои цели. Кажется, Елизавета в полной мере обладала этой способностью.
* * *
Ее первым фаворитом молва называла денщика Петра, Александра Борисовича Бутурлина. При Екатерине I он назначается камергером Елизаветы. Именно вспыхнувшей страстью к Бутурлину объясняли некоторые историки XIX века ее разрыв с Петром II, который удалил Бутурлина от Двора и отправил в Малороссию. При Анне Иоанновне он неспешно делал карьеру, а придя к власти, Елизавета возвела его в графское достоинство, в 1741-м назначила главным правителем Малороссии; затем, по случаю войны со Швецией, в 1742 году поручила ему начальство над войсками, расположенными в Эстляндии, Лифляндии и Великих Луках, произвела в генерал-аншефы. С 1742 года он получил посты сенатора и московского генерал-губернатора. Во время Семилетней войны Бутурлин — главнокомандующий русской армией, сражался с самим Фридрихом Великим, но не преуспел, чем вызвал неудовольствие Елизаветы (впрочем, воюя против Фридриха, преуспеть было сложно и более талантливым полководцам). После смерти Елизаветы служил Петру III, затем — Екатерине и умер в почете и уважении.
Александр Борисович Бутурлин
После отъезда Бутурлина царевне стали приписывать связь с Семеном Нарышкиным, обер-гофмейстером Двора и кузеном Елизаветы. Отношения между ним и царевной были столь задушевными, что в Москве заговорили о возможном браке и даже о том, что тайное венчание уже произошло. Но Петр II отправил Нарышкина за границу, где тот и жил до тех пор, пока Елизавета не взошла на престол. В 1744 году он назначен гофмаршалом к великому князю Петру Федоровичу с чином генерал-лейтенанта, позже произведен в генерал-аншефы и сделан обер-егермейстером. Нарышкин прославился искусством одеваться и своим оркестром роговой музыки.