А еще за 186 дней своего правления Петр III успел упразднить Тайную розыскную канцелярию, учредить Государственный банк и отпустить ему в качестве базового капитала из собственных средств 5 миллионов рублей, отдать приказ о выпуске Монетным двором полновесных золотых и серебряных монет по новому образцу «ради умножения в государстве серебра», отпустить полмиллиона рублей на деятельность Адмиралтейства, повелев беспрепятственно снабжать его лесом, и завербовать достаточное количество мастеровых для бесперебойной работы верфей. Он запретил ввоз из-за границы сахара и сырья для ситцевых мануфактур, с тем чтобы стимулировать их производство внутри страны, составлял планы по экспортной торговле хлебом. При том, что Петр III оставался убежденным и последовательным сторонником крепостничества, он всячески ратовал за то, чтобы фабрики и заводы заполнялись в основном вольнонаемными людьми. И так далее.
Но дальше Ишимова переходит к главному обвинению, к главной ошибке, которая, по ее мнению, и послужила причиной гибели Петра: «Вскоре оно [неудовольствие] достигло высочайшей степени: все узнали, что Петр не оценил по достоинству прекрасные качества своей супруги, что она страдала от его невнимания, от оскорблений, какие причиняли ей приближенные к императору. Приверженцы Екатерины узнали даже и то, что Петр Федорович имеет тайное намерение развестись с ней. Такое ужасное известие встревожило всех, кто умел чувствовать в нашем Отечестве. Холодность императора к единственному сыну и наследнику, восьмилетнему великому князю Павлу Петровичу, довела до крайней степени приверженцев Екатерины и заставила их решиться на любые жертвы, чтобы спасти ее. Эта решительность казалась им необходимой, потому что Петр приказал арестовать свою супругу. До ареста, правда, дело не дошло, однако после этого Екатерина поняла, что ей необходимо искать защиту у народа и преданных вельмож и военных. Она дала согласие на переворот».
Здесь тоже все правда (в той редакции, в которой ее можно было давать читать детям). Екатерина действительно жаловалась в своих мемуарах на холодность Петра и откровенничала с читателями, рассказывая, как ее бранила Елизавета, «что я всегда была одета в костюм для верховой езды и что я езжу по-мужски. Когда мы однажды приехали в Петергоф на куртаг, императрица сказала Чоглоковой, что моя манера ездить верхом мешает мне иметь детей и что мой костюм совсем неприличен; что когда она сама ездила верхом в мужском костюме, то, как только сходила с лошади, тотчас же меняла платье. Чоглокова ей ответила, что для того, чтобы иметь детей, тут нет вины, что дети не могут явиться без причины и что хотя Их Императорские Высочества живут в браке с 1745 года, а между тем причины не было».
Если верить Екатерине, то «причины» так и не случилось, и Павел — сын ее фаворита Салтыкова, а рано умершая дочь Анна — Понятовского. Делая такие намеки, Екатерина сводила счеты с Петром, отношения с которым к концу его царствования совсем испортились, а заодно «подкладывала бомбу» под всю династию Романовых — если все они происходили от любовной связи Екатерины и Салтыкова, то, значит, ни в одном из них не было крови Петра или московских царей. Правда, бомба эта так и не взорвалась. Хотя мемуары Екатерины опубликовал в середине XIX века за границей Герцен, никого, кажется, намеки Екатерины всерьез не заинтересовали. Но в любом случае такое поведение монархини трудно счесть достойным.
Чем же кончилась эта «семейная размолвка»?
Снова обратимся к Ишимовой: «В то время, как в Петербурге все с единодушным восторгом присягали императрице, Петр Федорович, ничего не зная об этом, находился, как обычно, в своем любимом загородном дворце Ораниенбауме и размышлял о том важном происшествии, которое по его приказанию должно было совершиться на другой день. Вдруг он узнает новость совершенно противоположную! Не имея особенной смелости в характере, он, чрезвычайно расстроенный, выслушал все подробности о ней и не только не изъявил желания противиться тому, что уже произошло в Петербурге, но на другой день сам написал письмо императрице, в котором отказался навсегда от Русского престола, изъявляя желание уехать в свое Голштинское герцогство. Вероятно, это желание было бы исполнено, но Петр III вскоре — 6 июля 1762 года — скончался».
Это очень приглаженная и «детская» версия произошедших событий.
При Дворе молодой супруги императора давно созревал заговор, в котором приняли участие трое братьев Орловых и гвардейские офицеры Измайловского полка — братья Рославлевы и Ласунский, преображенцы Пассек, Бредихин, Чертков, граф Н. И. Панин, воспитатель малолетнего наследника Павла Петровича, М. Н. Волконский и К. Г. Разумовский, гетман Войска Запорожского.
28 июня 1767 года, когда Петр находился в Ораниенбауме, а Екатерина — в «особом павильоне» Монплезира (впоследствии названном Екатерининским), заговорщики начали действовать.
Большой дворец в Ораниенбауме. Современное фото
Рассказывает шевалье де Рюльер, секретарь французского посольства в Петербурге: «Императрица была за 8 миль в Петергофе и под предлогом, что оставляет императору в полное распоряжение весь дом из опасения помешать ему с его двором, жила в Особом павильоне.
Петергоф (двор Петра) — прекрасный дворец, построенный Петром I по возвращении своем из Франции, надеясь поблизости моря сделать подражание водам версальским. В сем-то месте находилась императрица, и пребывание ее, как из сего видно, было избрано замечательно: между Петербургом, где был заговор, Ораниенбаумом, где был двор, и соседственным берегам Финляндии, где могла бы она найти свое убежище.
Орлов узнал от своего брата самые потаенные изгибы в саду и павильоне. Он разбудил свою императрицу и объявил: „Государыня, не теряйте ни минуты, спешите!“. И, не дождавшись ответа, оставил ее, вышел и исчез.
Императрица в неизъяснимом удивлении одевалась и не знала, что начать; но тот же самый человек с быстротою молнии скачет по аллеям парка. „Вот ваша карета!“ — сказал он, и императрица, не имея времени одуматься, как бы увлеченная, бежала к воротам парка. Она увидела тут карету, которую сей Орлов отыскал.
Они приехали прямо к тем двум ротам Измайловского полка, которые уже дали присягу. Императрица сошла на дорогу, идущую мимо казарм. Ее встретили 30 человек, выходящих в беспорядке и продолжающих надевать кителя и рубашки. При сем зрелище она удивилась, побледнела, и ужас, видимо, овладел ею. В ту же минуту, которая представляла ее еще трогательнее, она говорит, что пришла к ним искать своего спасенья, что император приказал убить ее и с сыном, что убийцы, получив сие повеление, уже отправились. Все единогласно поклялись за нее умереть. Прибегают офицеры, толпа увеличивается. Она посылает за полковым священником и приказывает принести распятие. Бледный, трепещущий священник явился с крестом в руке и, не зная сам, что делал, принял от солдат присягу».
* * *
Яков Штелин, учитель Петра III, оставшийся верным ему до конца, описывает последние дни жизни императора. Петр жил в Ораниенбауме, просматривал доклады Сената, проводил учения кирасиров и драгун, присутствовал на музыкальных концертах и спектаклях в Оперном доме. (В отличие от Екатерины, которая, по собственному признанию, всегда засыпала при звуках «серьезной» музыки). Петр любил симфонические концерты, сам ставил спектакли и даже учился играть на скрипке, хотя больших успехов не достиг. В свои последние дни в Ораниенбауме он распорядился установить в гарнизонной церкви орган, «чтобы в будущее воскресенье могли играть на нем при освящении упомянутой церкви».
