Амазонская рота встречает императрицу Екатерину II в Крыму. 1787 г.
Екатерининская миля на Северной стороне (Севастополь)
Неизв. худ. конец XVIII в. Фейерверки в честь Екатерины II во время ее путешествия в Крым
После «воцарения» Потемкина в Крыму, его стали называть «соправителем Российской империи». Григорий Александрович вместе с Екатериной мечтал об освобождении Константинополя и Греции. Во исполнение этого плана и была начата вторая война с Турцией, где блистал Суворов. Конец 1788-го и 1789 год стали временем решительных побед — сначала при Фокшанах, затем на реке Рымник, потом девятидневный штурм считавшейся неприступной крепости Измаил. Екатерина писала Потемкину: «За ушки взяв тебя обеими руками, мысленно тебя целую». В честь этой победы устроили праздник в новом Таврическом дворце, восхитивший и Екатерину, и всех гостей.
Но Потемкина все чаще одолевали тревожные предчувствия. Лев Энгельгардт рассказывал об одном из обедов у Потемкина: «Однажды князь за столом был очень весел, любезен. Говорил, шутил, а потом вдруг стал задумчив, грустен и сказал: „Может ли человек быть счастливее меня? Все, чего я желал, все прихоти мои исполнялись, как будто каким очарованием: хотел чинов — имею; орденов — имею; любил играть — проигрывал суммы несчетные; любил давать праздники — давал великолепные; любил покупать имения — имею; любил строить дома — построил дворцы; любил дорогие вещи — имею столько, что ни один частный человек не имеет так много и таких редких; словом, все страсти мои в полной мере выполнялись“. Проговорив это, он бросил фарфоровую тарелку на пол, разбил ее вдребезги, ушел в спальню и заперся».
Теперь между Потемкиным и Екатериной то и дело случались размолвки. И именно царственная повелительница половины мира просила прощения у строптивого князя, пытаясь склеить то, что было им в запальчивости разрушено. Она много раз писала Потемкину письма, наподобие этого: «Голубчик мой, Гришенька мой дорогой, хотя ты вышел рано, но я хуже всех ночей спала и даже до того я чувствовала волнение крови, что хотела послать по утру по лекаря пустить кровь, но к утру заснула и спокойнее. Не спроси, кто в мыслях: знай одиножды, что ты навсегда. Я говорю навсегда, но со временем захочешь ли, чтоб всегда осталось и не вычернишь ли сам. Великая моя к тебе ласка меня же стращает. Ну, добро, найду средство, буду для тебя огненная, как ты изволишь говорить, но от тебя же стараться буду закрыть. А чувствовать запретить не можешь. Сего утра по Вашему желанию подпишу заготовленное исполнение-обещанье вчерашнее. Попроси Стрекалова, чтоб ты мог меня благодарить без людей, и тогда тебя пущу в Алмазный, а без того, где скрыть обоюдное в сем случае чувство от любопытных зрителей. Прощай, голубчик».
И хотя императрица замечала: «Мы ссоримся о власти, а не о любви», в конце концов они поняли, что не могут ужиться вместе и настала пора расстаться. Но Потемкин остался ближайшим другом и советником Екатерины, и сам предлагал ей новых фаворитов.
Александр Сергеевич Пушкин записал такой рассказ своей знакомой, родственницы Натальи Николаевны Гончаровой, Натальи Кирилловны Загряжской, бывшей дочерью генерал-фельдмаршала К. Г. Разумовского и фрейлиной Екатерины: «Потемкин приехал со мною проститься. Я сказала ему: „Ты не поверишь, как я о тебе грущу“. — „А что такое?“ — „Не знаю, куда мне будет тебя девать“. — „Как так?“ — „Ты моложе государыни, ты ее переживешь; что тогда из тебя будет? Я знаю тебя, как свои руки: ты никогда не согласишься быть вторым человеком“. Потемкин задумался и сказал: „Не беспокойся; я умру прежде государыни; я умру скоро“. И предчувствие его сбылось. Уж я больше его не видала».
Он верно угадал свою судьбу: в октябре 1791 года Екатерина писала Гримму: «Снова страшный удар разразился над моей головой. После обеда, часов в шесть, курьер привез горестное известие, что мой выученик, мой друг, можно сказать, мой идол, князь Потемкин-Таврический, умер в Молдавии, от болезни, продолжавшейся почти целый месяц».
* * *
Ссорясь с Орловым, а потом с Потемкиным, Екатерина находила утешение у менее своенравных и взыскательных фаворитов. Одним из них — Александр Семенович Васильчиков. Его, как и Потемкина, Екатерина заметила, когда он стоял в карауле в Царском Селе. Прусский посланник Сольмс писал в Берлин: «Не могу более сдерживаться и не сообщить Вашему Величеству об интересном событии, которое только что случилось при этом дворе. Отсутствие графа Орлова обнаружило весьма естественное, но тем не менее неожиданное обстоятельство: Ее Величество нашла возможным обойтись без него, изменить свои чувства к нему и перенести свое расположение на другой предмет. Конногвардейский корнет Васильчиков, случайно отправленный с небольшим отрядом в Царское Село для несения караулов, привлек внимание своей государыни, совершенно неожиданно для всех, потому что в его наружности не было ничего особенного, да и сам он никогда не старался выдвинуться и в обществе очень мало известен. При переезде царского двора из Царского Села в Петергоф Ее Величество в первый раз показала ему знак своего расположения, подарив золотую табакерку за исправное содержание караулов. Этому случаю не придали никакого значения, однако частые посещения Васильчиковым Петергофа, заботливость, с которой она спешила отличить его от других, более спокойное и веселое расположение ее духа со времени удаления Орлова, неудовольствие родных и друзей последнего, наконец множество других мелких обстоятельств открыли глаза царедворцам. Хотя до сих пор все держится в тайне, никто из приближенных не сомневается, что Васильчиков находится уже в полной милости у императрицы; в этом убедились особенно с того дня, когда он был пожалован камер-юнкером».
Александр Семенович Васильчиков
Посла того как в жизни Екатерины появился Потемкин, Васильчиков получил пенсию 20 тысяч рублей и еще 50 тысяч на устройство дома в Москве. Прославился как коллекционер живописи, так и не женился, и умер, завещав все свое состояние племяннице.
Короткий роман случился у императрицы с ее кабинет-секретарем графом Петром Васильевичем Завадовским. Петр Васильевич служил графу Румянцеву, в 1775 году сопровождал его в Санкт-Петербург, где его представили императрице. Но «фавор» его был коротким — через год, вследствие интриг Потемкина и княгини Дашковой, его удалили от Двора.
