«В саду Аничковского дворца были устроены ледяные горы и каток, — пишет граф Шереметев. — Сюда собирались его дети с приглашенными товарищами, и государь охотно возился с ними и играл. Он принимал участие, когда играли в снежки, и вообще любил подзадорить молодежь. Ходить ему было необходимо, почему значительно был увеличен Аничковский сад».
Позже старший сын Александра III Николай, уже став императором и переселившись с молодой женой в Зимний дворец, каждый день навещал мать в Аничковом и не упускал возможности покататься на коньках. В своем дневнике он отмечает: «Поехали к завтраку в Аничков. Гуляли в саду и играли по-прежнему на катке».
* * *
Но обязанности Марии Федоровны не ограничивались только организацией балов и приемов. Она являлась попечительницей Женского патриотического общества, Общества спасения на водах, возглавляла Ведомство учреждений императрицы Марии, Общество попечения о детях лиц, ссылаемых по судебным приговорам в Сибирь, Братолюбивое общество по снабжению неимущих квартирами, Приют для неизлечимых больных, Александро-Мариинский дом призрения, Благотворительное общество при Обуховской больнице, Мариинский институт для слепых девочек и Институт взрослых слепых девиц, Мариинский родовспомогательный дом и находящуюся при нем школу повивальных бабок, многочисленные общины сестер милосердия, попечительства нуждающимся семействам воинов, дома призрения детей бедных жителей, приюты для сирот, оставшихся после павших воинов и т. д.
По инициативе Марии Федоровны в 1882 году возникли Мариинские женские училища для девушек-горожанок (промежуточная ступень между начальной школой и средним учебным заведением).
Позже, уже после смерти Александра, она будет покровительствовать Российскому обществу Красного Креста. Она предложила, чтобы бюджет Общества пополнялся из пошлины за оформление загранпаспортов, железнодорожных сборов с пассажиров первого класса, а во время Первой мировой войны — «подепешного сбора» в 10 копеек с каждой телеграммы, что обеспечивало Общество деньгами, на которые оно закупало медикаменты для военных госпиталей и отправляло на фронт санитарные поезда.
* * *
И все же у них было то, что накрепко связало их судьбы — их дети. В 1892 году, когда Мария Федоровна ездила в Абастуман навестить больного туберкулезом сына Георгия, Александр писал ей:
«Моя милая душка, Минни!
Как скучно и грустно оставаться так долго без писем от тебя; я до сих пор не получил твоего письма, которое ты послала из Владикавказа. Из телеграмм твоих я вижу, что ты очень довольна Абас-Туманом и что вы весело и приятно проводите время; радуюсь за вас, но грустно не быть вместе там!
Здесь мы живем тихо, скромно, но невесело… Вообще, когда дети подрастают и начинают скучать — дома невесело родителям, да что делать? Так оно в натуре человеческой».
А она отвечала:
«Мой дорогой и любимый душка, Саша!
Вчера вечером имела огромную радость получить твое второе, более чем бесценное письмо. Я была растрогана до слез и благодарю тебя от всей глубины моего признательного сердца. Только думать, что ты совсем один, для меня очень огорчительно, я не могу тебе описать, как это омрачает мне всю радость пребывания у Георгия. В каждый момент дня я думаю о тебе…».
И подписалась: «На всю жизнь Твой верный друг Минни».
Александр Бенуа, видевший эту пару уже в конце жизненного пути Александра, писал: «Отношения супругов между собой, их взаимное внимание также не содержали в себе ничего царственного. Для всех было очевидно, что оба все еще полны тех же нежных чувств, которыми они возгорелись четверть века назад. Это тоже было очень симпатично».
Александр III и Мария Федоровна с детьми Ксенией и Михаилом на крыльце дома. Ливадия. Кон. 1880-х гг.
Прощание в Ливадии
Эпоха Александра III запомнилась россиянам как годы одновременно экономического подъема и политического террора. По всей стране вырастали новые заводы, развивались угольные шахты Донбасса, нефтяные промыслы Баку. Страну покрыла сеть железных дорог, начала строиться Транссибирская магистраль. Уменьшены выкупные платежи крестьян за землю, запрещены ночные работы для женщин и детей, создана фабричная инспекция, регулировавшая деятельность владельцев заводов и фабрик.
Одновременно введен новый цензурный устав, ограничивший свободу печати. Были ущемлены права так называемых «инородцев» — то есть лиц неправославного вероисповедования, прежде всего поляков и евреев. Им запрещалось получать образование на их родных языках. Для евреев вновь ввели «черту оседлости», им запрещалось строить свои дома в сельской местности, а тем, кто уже жил там, нельзя было переезжать из деревни в деревню, владеть землей и арендовать ее. В 1886 году в России введена процентная норма для приема евреев в высшие учебные заведения. В пределах черты оседлости процентная норма составляла для мужских гимназий и университетов 10 % от всех учеников, в остальной части России — 5 %, в столицах — 3 %. Евреи больше не имели права участвовать в земских органах. Полиция активно проводила облавы в Петербурге, Москве и других запрещенных для жительства евреев городах. В 1891 году, когда губернатором Москвы стал брат царя, великий князь Сергей Александрович, оттуда выселили около 20 000 евреев, многие из которых прожили там по 30–40 лет подряд.
Разумеется, шла массированная атака и на революционные организации. Только с 1881 по 1888 год прошло 1500 политических процессов.
Писательница и педагог Мария Константиновна Цебрикова в своем открытом письме императору говорила: «Законы моего Отечества карают за свободное слово. Все, что есть честного в России, обречено видеть торжествующий произвол чиновничества, гонение на мысль, нравственное и физическое избиение молодых поколений, бесправие обираемого и засекаемого народа — и молчать. Свобода — существенная потребность общества, и рано ли, поздно ли, но неизбежно придет час, когда мера терпения переполнится и переросшие опеку граждане заговорят громким и смелым словом совершеннолетия — и власти придется уступить…».
Легенда гласит, что, прочитав это письмо, Александр бросил: «Отпустите старую дуру!». Это приказание «отпустить» вылилось в три года лишения свободы и запрет жить в университетских городах.
* * *
Когда 17 (29) октября 1888 года произошло крушение царского поезда у станции «Борки» под Харьковом, поначалу никто не сомневался, что причина этому — новый террористический акт.
Поезд сошел с рельс, множество вагонов разрушено, в том числе и тот, в котором ехали император и его семья. A. A. Половцов в своих мемуарах приводит рассказ императрицы Марии Федоровны об этом событии.
«Она сидела за столом против государя. Мгновенно все исчезло, сокрушилось, и она оказалась под грудой обломков, из которых выбралась и увидела перед собою одну кучу щепок без единого живого существа. Разумеется, первая мысль была, что и муж ее, и дети более не существуют. Чрез несколько времени появилась таким же манером на свет дочь ее Ксения. „Она явилась мне как ангел, — говорила императрица, — явилась с сияющим лицом. Мы бросились друг другу в объятия и заплакали. Тогда с крыши разбитого вагона послышался мне голос сына моего Георгия, который кричал мне, что он цел и невредим, точно так же как и его брат Михаил. После них удалось, наконец, Государю и цесаревичу выкарабкаться. Все мы были покрыты грязью и облиты кровью людей, убитых и раненых около нас. Во всем этом была осязательно видна рука провидения, нас спасшего“. Рассказ этот продолжался около четверти часа, почти со слезами на глазах».
