Я полагаю, что это мое последнее заключение и является наиболее правильным, и я, будучи уверенным, что исполняю свои обязанности так, как их должно исполнять, – ошибался. Полагаю, что в данном случае моя ошибка произошли потому, что поданные мною три письменных доклада с полной оценкой обстановки и изложением предположений о том, как надлежит ее использовать, – жизнью были подтверждены в полном объеме.
Как я и доложил, только теперь я понял, что занимать сложную и ответственную должность начальника оперативного отделения, требующую исключительного напряжения и исключительной энергии, я еще не в силах, а потому и прошу Вашего ходатайства об отчислении меня от занимаемой должности в резерв чинов при штабе Главнокомандующего вооруженными силами на Юге России впредь до моего полного выздоровления.
Генерального штаба
полковник <фон Лампе>.
* * *
Думаю, что Драгомиров это сознает, т. к. усиленно нервничает. Вчера, когда я ему доложил, что Наштадива 9 в Черкассах спросили, как долго он надеется удержать Черкассы, – он вспылил и начал говорить мне резкости. Пока он говорил вообще о непозволительности таких вопросов – я молчал, хотя это сказал Подгурский, а не я, но когда он заявил мне, чтобы я не говорил с дивизиями, если «у Вас сердца нет», – я заявил, что молчал, пока это не было личное замечание, но что этого вопроса я не задавал.
В результате Д. заявил, что наши полупораженческие разговоры расхолаживают впечатление, производимое его приказами. Я совершенно определенно считаю, что это не так. Приказы Д. заключают в себе решительные слова, но содержание всегда расплывчато, и я боялся только, что рано или поздно мы получим замечание за слишком проявляемую самостоятельность и решительность – получилось наоборот.
Я решил, что надо так или иначе попытаться положить конец подобным заявлениям, и подал рапорт (он здесь же). Шуберский, по-видимому, вполне соглашаясь со мной, уговаривал меня взять его обратно, но потом, когда я не согласился, предложил оставить в его распоряжение, т. к. он тоже собирается говорить по этому поводу – я согласился, т. к. во многих взглядах мы с ним солидарны.
А вообще тоска и тоска.
11–12 декабря (Бобринская – Ольвиополь). Не могу писать – апатия.
13 декабря (Голта). Тоже апатия полная, кстати, кажется, наше существование как штаба кончается – пора при наличии такого Начальника штаба, как Вахрушев, – штаб существовать не может.
Но вина не за ним, не за «эпилептиком», как я его назвал, а за тем, кто его назначил.
А я хандрю вовсю, даже стыдно, но удержаться не могу.
К дневнику, боясь за пропажу моих дневников в Харькове, отношусь порой с отвращением. Неужели же все труды, удивлявшие всех, пропали даром? Не угадал, где их хранить.
* * *
ПРИКАЗ КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ КИЕВСКОЙ ОБЛАСТИ
№ 149
Ст. Голта. 15 декабря 1919 года
Объявляю при сем телеграмму от 15-го сего декабря за № 83010, посланную мною генералам Бредову и Промтову:
«Ввиду создавшегося военного положения, по моему представлению Главнокомандующему вооруженными силами на юге России, войска вверенной мне области подчинены непосредственно командующему войсками Новороссийской области генералу Шилингу, Штаб и гражданское управление Киевской области расформировываются, должность Главноначальствующего и командующего войсками упраздняется.
Сегодня я с управлениями выехал в Одессу.
Ни разу за всю мою боевую службу не приходилось мне покидать свои войска в столь трудную минуту, но боевая необходимость и польза дела должны быть поставлены выше личных соображений.
Примите от меня и передайте войскам, штабам и учреждениям мою сердечную благодарность за их тяжелую и самоотверженную службу. Глубоко убежден, что мы скоро оправимся и, остановив вражеское нашествие, вновь начнем наносить поражение его армиям, как было полгода тому назад.
Передавая мою благодарность подчиненным Вам частям, прошу не передавать ее:
1) Терцам, находившимся в сентябре и октябре в районе Белой Церкви – Фастов, покрывшим себя не смываемым позором своими погромами, грабежами, насилиями и показавшим себя подлыми трусами на полях сражений.
2) Волчанскому отряду, утратившему свою былую боевую доблесть, опозорившему себя нарушением торжественно данного мне слова, прекратить систематические грабежи и насилия над мирными жителями и дошедшему до полного падения дисциплины и неисполнения боевых приказов начальника.
3) Осетинскому полку, обратившемуся в банду одиночных разбойников, при полном отсутствии воинской доблести.
4) Полкам гвардии, покрывшим свои старые, кровью предков заслуженные знамена, позором повальных грабежей, бесчинств и насилий при крайне слабых боевых качествах, полном отсутствии внутреннего порядка и постоянном нарушении приказов старших начальников.
Поименованные части не заслуживают никакой благодарности и я сделаю все от меня зависящее, чтобы при первой возможности прекратить совершенно их существование, как принесшее святому делу спасения родины неисчислимый вред, если в ближайшем будущем они не загладят своих преступлений перед Родиной из ряда вон выдающейся боевой доблестью и беспощадной расправой со своими грабителями и разбойниками, доведшими их до подобного позора.
Вам обоим доблестным старшим начальникам и Вашим страстотерпцам, честно исполняющим свой долг, шлю сердечный привет и братские пожелания сил, здоровья и никогда не оскудевающей энергии в нашей борьбе за святое дело спасения Родины.
Да поможет Вам Бог довести его до славного конца».
Генерал от кавалерии Драгомиров.
(По отделу Дежурного Генерала).
14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25 декабря (17 декабря в Одессе). Отсутствие уверенности в том, что мои пятилетние труды по составлению дневников, находящихся в Харькове, не пропадут даром, заставили меня впервые со времен заключения Брестского мира пропустить такой долгий срок писать дневник, однако гримасы и события, при которых я сейчас присутствую, заставили меня пересилить себя и взяться за дневник вновь. Пусть в крайнем (и очень печальном) случае пропадут мои первые 28 тетрадок – надо взять себя в руки и с этой – 29-й начать новую работу с надеждой закончить ее более продуктивно. В общем должен сознаться, что потеря моих дневников будет для меня, пожалуй, большим ударом, чем потеря имущества. Да и если они попадут в руки большевиков, они дадут этим мерзавцам большой материал для опубликования наших внутренних переживаний, что готовилось не для них.
Буду не в порядке, а прямо как придет в голову записывать все, что было в эти дни.
В Голте (Ольвиополь) мы закончили нашу оперативную деятельность. Драгомиров еще пытался отдавать какие-то распоряжения, совершенно праздные, но это уже были конвульсии его, якобы энергичного, а попросту упрямого характера. В общем, я сильно в нем разочаровался. Совершенное отсутствие понимания обстановки времени и неимение сил представить себе все изменения, что произошли в войсках и вообще во всей стране. Тупое упрямство и отсутствие гражданского мужества, мешающее сознавать свои ошибки. Даже вопрос Киева только недавно он назвал «ошибкой», валя ее, однако, на Ставку, отдававшую распоряжения, не зная обстановки (это верно) – ну а кто мешал ему принимать самостоятельные решения, вытекающие из известной ему обстановки. Надо иметь гражданское мужество исправить ошибки Ставки, а не проводить их с непонятным упорством в жизнь. Этого у него не было, а теперь он старается свалить все либо на Ставку, либо на общую «дряблость».
