Чем кумушек считать трудиться…
* * *
По общим отзывам, отход ведется в кошмарных условиях. Войска не дерутся, а отходят без всякого нажима. Крестьяне страшно восстановлены против «Деникинцев» – да оно и понятно, грабеж идет открытый и не дай Бог, если большевики не будут грабить – тогда наше дело будет дискредитировано раз и навсегда – это несомненно, т. к. грабеж от милых шуток о богатых уловах молодых подпоручиков на попавших в их руки комиссарах и матросах дошел до открытого грабежа всеми начальствующими лицами. Вагоны с сахаром и мукой и т. д. захватываются силой, разграбливаются и делятся. В частности, и мы стали к этому причастны – комендант Киева генерал Габаев захватил несколько вагонов сахара и поделился им с нашим начальником штаба Вахрушевым, еще недавно настаивавшим на предании суду за взятый сахар двух наших телеграфных чиновников.
Нам, офицерам генштаба, было дано по сахарной голове за молчание (!), и мое предложение вернуть их обратно встретило поддержу лишь на словах.
Чудовищные грабежи даже крупных начальствующих лиц вошли в норму, что же делает мелкота?
Дезертирство идет крупными шагами – у меня сбежали писаря. Люди пропадают каждый день, и это из штаба, где им было тепло, ну а как же из строя – там и Бог велел.
Войска бегут – остаются штабы. На фронте Кавказской, Донской и Добровольческой армий полный отход, по-видимому в таких же условиях, что и у нас, – таким образом, возможен отход и к югу от Дона, а я считаю, что потеря Ростова и Новочеркасска влечет за собой потерю и всей Донармии. Таким образом, база остается на Кубани, где один повешенный самостийник Кулабухов и 10 недовешенных едва ли улучшат отношения с кубанцами. Основывать наше дело на них – значит строить все здание на песке.
Волна бешенства все увеличивается. Успех Добрармии привлек на ее сторону много тех, кто никогда действительно ей не сочувствовал, и теперь все эти люди оказались замешанными. Пространство сузилось до крайности, использовать успех для широкой мобилизации, для пропаганды наших идей мы не сумели. Запасных частей сформировано не было, в этом Ставка и инспектор формирований Киселевский не сделали ровно ничего. Таким образом, мы оказываемся опять на Кубани у разбитого корыта плюс тысячи беженцев, отягощающих армию.
Надо принимать героические решения, надо смотреть на дело шире, чем с точки зрения «будем драться до последнего» – это было бы только на руку большевикам. Мой взгляд, что надо перебрасывать остатки либо на Балканы для новых формирований, либо к Колчаку на подкрепление. Но в этом последнем случае необходимо проявленное и Колчаком и нами. Надо создать только оборону занимаемого района и там хотя бы на несколько лет, но создавать силу для уничтожения большевиков и их социалистических последователей, т. к. я не сомневаюсь, что победа над нами будет для большевиков пирровой победой, и их и нас съест повстанческое движение, нарастающее не только по всей Украине, но и по всей России. Это движение, базирующееся и на крайних анархических элементах, захватывает и элементы серьезные – крестьян собственников, отстаивающих свое добро, и оно-то и победит как белых, так и красных грабителей. Это мое твердое мнение – я думаю, что на этот раз я не ошибаюсь, и это меня не веселит.
Однако широкое решение не по нашему командованию – это показали события. Грубая стратегическая ошибка – наступление от Харькова на Запад, в то время как нужно было закрепить здесь и наступать правым флангом на Саратов, помогая Колчаку, отсутствие решимости добровольно очистить Украину, когда выяснился наш неуспех на Курско-Московском направлении – все это заставляет думать, что где-то тут «пусть пройдут по нашим трупам», – мы действительно уготавливаем большевикам эту нетрудную дорогу.
Надо сознаться, что и большевики доходят тоже до последнего истощения – наше поражение застало их на этапе возможного перехода к разложению, это общий голос даже отходящих наших частей. Нас преследуют оборванцы, голодные, измученные люди, ну а мы… мы еще хуже и мы отходим.
Много допущено ошибок – много сил потеряно на отстаивание заведомо потерянного нами Киева, много сил затрачено на оттеснение Махно от Екатеринослава на юг, тогда как с приближением фронта его, враждебного большевикам, так же как и нам, надо было отбрасывать на них же.
Словом, много ошибок, и должен оговориться, что многие из них были мною представлены не после их розыгрыша – если сохранятся мои дневники, у меня будут и письменные доказательства. Кстати, в моих статьях я не мог говорить всего этого – это значило бы губить газету, ну а для дела лучше бы мне было на это решиться, чем молчать до сих пор, когда все, что я скажу, будет как будто только выводом из происшедшего.
Теперь об Одессе. Город с невероятными ценами. Даже Киев отстает. Колбаса 80 р., ветчина 260 р., курица жареная 500 р. … а хлеб был всего 12 р. Каково искусственно все навинчено!
Идет спекуляция на валюте – фунт доходит до 2500 р.
1000 керенка – 1900 р. В Киеве 1100 p.
* * *
Творятся и здесь очередные глупости. Наш безудержный отход оставил в руках большевиков громадное имущество, в том числе 20 бронепоездов и 3 танка. Несомненно, что этой силой с небольшими пехотными и кавалерийскими частями можно отлично отстоять Одессу, тем более что красные не давят, а в районе Винница – Жмеринка повстанцы Шепеля, с которым Одесское командование вошло в переговоры. Кстати, во время них на переговаривающихся напала банда коммунистического толка.
Сначала Одессу решили оставить. Потом образовали штаб обороны во главе с графом Игнатьевым и Бергом. Вместо того чтоб уменьшить наш штаб и применить его, нас расформировывают, а их формируют вновь. Этакая нелепица!
Главный гвоздь событий – слухи (в газетах) о падении кабинета в Англии, выходе из него Черчилля и других сочувствующих нам и перемена политики в сторону оставления нас и однообразного отношения ко всем русским правительствам.
Это самое серьезное. А тут распустили слухи об английском десанте, и одесские шкурники мечтают об оккупации, воображая, что это можно сделать, проведя пальцем по карте. Словом, и падение министерства, и штаб обороны, раньше всего занимающийся разработкой штатов и окладов, – все похоже на прошлое падение города.
У нас бесконечные сплетни вокруг выданных нам 29 000 и ожидаемых еще 19 000. Сколько вокруг них сплетен! Офицеры конвоя Драгомирова даже ушли с охраны его вагона, когда им не дали того, что им не полагалось, но того, что им хотелось. А Драгомиров смотрел как слепой и на это и на то, что стоявший рядом с нами эшелон гвардейских стрелков под командой его брата Александра три ночи назад распродал все свое имущество.
Типично, надо сознаться.
Итак, с 23-го мы расформированы. Я в ликвидационной комиссии. Шуберский не нашел возможным хоть одним словом оттенить в последнем приказе мою работу, ограничившись стереотипной фразой ко всем сразу. Не могу сказать, что это мне все равно, – по-моему, я работал достаточно для признания этого перед всеми так же, как это признавали все и до этого.
