Я хотел бы заранее оговориться о тех органических недостатках, которые неизбежны в моем очерке. Именно, я должен признать, что мое «я» совершенно поглощено Белым движением, вошло в него, осталось в нем и будет в нем находиться до последнего момента моего существования. Поэтому абсолютно беспристрастным по отношению к Белому движению я быть не могу… Но именно поэтому беспристрастное решение вопроса о том, почему мы, белые, тогда не победили и были вынуждены покинуть пределы России, – приобретает для меня действенное значение, становится актом единой, продолжающейся борьбы.
Я не буду говорить здесь о моральном значении белого оружия… Не будь этого вооруженного сопротивления, история могла бы считать, что все в стране сочувствовали коммунистическому перевороту, что никто не нашел в себе мужества протестовать против того, против чего честный человек не протестовать не мог…
В тот момент, когда так называемый «пролетариат» в 1917 году захватил власть в столицах, в Москве и Петербурге, и начал распространяться по другим большим городам, – окраины страны, хотя и были уже развращены революцией, но не знали еще большевизма. Это давало белым возможность уходить на окраины и формировать там свои кадры; но это вело и к тому, что окраины, «не изжившие еще» (как тогда говорили) большевизма, не знали и не понимали, чем он им грозит, и потому не нашли в себе сил для поддержки белых выступлений до конца.
Белое движение, как вооруженная борьба, зародилось сначала на южной окраине России и лишь потом вспыхнуло в других местах. Борьба велась дольше всего там, где она началась ранее всего, на юге, где 15 ноября 1917 г. (по новому стилю) генерал Алексеев поднял в Ростове на Дону знамя протеста. Этот фронт. просуществовал почти день в день три года. На востоке, считая с момента переворота адмирала Колчака до его убийства (с ноября 1918 года до 7 февраля 1920 года), борьба длилась год и три месяца. На севере фронт генерала Миллера жил с августа 1918 года по февраль 1920 года, т. е. почти полтора года. Западный фронт генерала Юденича просуществовал с октября 1918 г. по конец 1919 года.
Мое краткое исследование я делю на три части. Первая – это разбор данных, которые, с моей точки зрения, неправильно «принято» считать за причины неудачи белых; вторая – исследование факторов, которые, не составляя непосредственно самих причин, как бы ложатся в основу последних; и третья – изучение того, что я считаю действительными причинами неудачи вооруженного выступления.
Начну с первой, и, в частности, с оценки стратегического положения сторон в Гражданской войне и тех промахов, которые были допущены с обеих сторон, как в области широкой – стратегии, так и в более узкой форме – тактики.
При одном взгляде на карту России в момент существования всех белых фронтов бросается в глаза их общее положение: в середине сплошное ядро красных сил, базирующихся на центр страны и ее богатства; и вокруг – кольцо белых сил, имеющих за собою почти во всех случаях только море. А, как известно, центральная власть всегда сильнее окраинных протестов…
В стратегии возможность сплошного окружения надо считать, конечно, большим преимуществом, и потому, с чисто теоретической точки зрения, можно было бы считать положение белых более выгодным, чем положение красных внутри охватывающего их кольца. Однако преимущество охвата было только кажущимся: для того, чтобы создать действительное кольцо, у белых не хватало многого. Во-первых, одновременное существование всех белых фронтов длилось менее года, т. е. срок существования Западного фронта, тогда как движение было разбросано на неизмеримых пространствах; во-вторых, в это время «кольцо» не только не замыкалось, но в нем были огромные пробелы и прорывы, например, в виде промежутка между правым флангом Юденича и левым флангом Деникина, промежутка, занятого далеко не благожелательными к белым польскими войсками; в-третьих, не было единого управления всеми белыми силами, и не потому, что этого «не хотели» руководители отдельных белых фронтов, но потому, что не было физической возможности создать единое командование. Стоит только вспомнить, что генерал Деникин для связи с адмиралом Колчаком (он считал себя подчиненным ему) должен был пользоваться из Екатеринодара телеграфом – или через русского посла Демидова в Афинах, или через Париж. Все попытки установить иную связь кончались неудачей. Посланный Колчаком ротмистр Толстой-Милославский пропутешествовал ранее, чем добраться до юга, едва ли не четыре месяца; поехавший с юга к адмиралу Колчаку генерал Гришин-Алмазов так и не достиг своей цели – он погиб в Каспийском море от руки большевиков. Так было и в сношениях между другими фронтами… Только летом 1919 года на короткий промежуток времени в Царицыне была установлена прямая связь фронта Колчака с фронтом Деникина в лице уральского разъезда, но эта тоненькая ниточка держалась только одно мгновенье; и к тому же в этот период Восточный фронт переживал уже период неудач…
Этим стратегическое преимущество передается красным: оно давало им возможность, подобно Германии в Европейскую войну, вести борьбу по внутренним операционным линиям и по кратчайшему пути перебрасывать свои войска с одного фронта на другой для того, чтобы наносить тот или иной заранее намеченный удар. А размеры белых сил были таковы, что им сжимать было труднее, чем красным рвать… У белых не было превосходства сил для окружения ни в стратегическом, ни в тактическом масштабе (напр., окружение большевиков в Ставрополе слабыми добровольческими частями и прорыв красных в степь на восток осенью 1918 года).
Нельзя, однако, не упомянуть, что белые не проявили решительного стремления исправить недостатки своего стратегического положения. Вспомним опоры на юге России из-за так называемой «правой» стратегии (выдвижение направо, на восток, к Волге) и «левой» стратегии (выдвижение налево, на запад, на Украину). Я лично всегда был сторонником «правой» стратегии, так как она вела к объединению фронтов Восточного и Южного, а следовательно, создавала если не колыцо, то хотя бы охват красных.
Несомненно, что ошибки делались, как всегда, с обеих сторон; что они были и у белых. Но считать их непосредственными причинами неудачи вооруженного выступления белых нельзя: ибо во всякой войне бывают и стратегические, и тактические ошибки, но одни они к поражению ведут очень редко…
И враги, и друзья Белого движения, и более левые, и более правые указывали не раз, как на причину неудачи, на так называемое отсутствие положительной идеологии на белой стороне.
Справа белых обычно упрекают в том, что они не провозгласили чисто монархического лозунга. Я должен сказать, что я открыто исповедую монархические убеждения, и не только теперь, но исповедовал их и на Южном фронте белой борьбы, и притом в качестве ответственного руководителя монархической газеты «Россия» и «Великая Россия» в 1918–1919 гг. Но именно поэтому я представляю себе, что провозглашение монархического лозунга было возможно только в единственном случае и толыко на фронте адмирала Колчака: именно, если бы удалось искусным военным выдвижением предотвратить преступление 17 июля 1918 года, вследствие чего на Восточном фронте оказался бы Император Николай II и его Семья… Другого случая я не знаю. Ибо во всех остальных случаях всякое провозглашение монархического лозунга привело бы не к объединению, а к разъединению бойцов, сражавшихся в боевой линии и объединенных родиной, честью и врагом. Именно пребывание в армии научило меня (ибо первое время я сам в донесениях генералу Алексееву, из Харькова, и лично, настаивал на провозглашении монархического лозунга) тому, что этот вопрос решающего значения на действительных борцов не имел; бередить его – значило бы вносить страстность в среду тех, кого надо было всеми силами от этого оберегать.
