Перед нами два всадника – Государь Император Николай II и главный начальник военно-учебных заведений Великий Князь Константин Константинович. Мы смотрим в упор, «едим глазами» только Государя. Нас трое, мы выходим в «четные» саперные батальоны: Киргизов – во 2-й Восточно-Сибирский, барон Фредерикс – в 4-й и я – в 6-й.
Я не слышу, что говорит с моими соседями (мы стоим по номерам наших будущих батальонов) Государь. Я его только вижу… Но вот наконец Государь передо мною и обращается ко мне. В первый раз в жизни…
– Ты куда выходишь? – раздается такой мягкий, такой спокойный, но такой отчетливый голос. На меня смотрят ласковые глаза Государя…
– В 6-й Восточно-Сибирский саперный батальон, Ваше Императорское Величество, – отвечаю я…
– У тебя там есть родные? – спрашивает Государь.
– Никак нет, Ваше Императорское Величество, – не без недоумения отвечаю я. Конечно, у меня там нет родных, но ведь это батальон, который идет на войну. Зачем мне родные – я хочу воевать…
– Может быть, у тебя там есть знакомые? – задает Государь второй вопрос.
Недоумение мое растет. Как же это Государь не понимает, что я выхожу в этот батальон только потому, что мне надо идти на войну, это исполнение мечты всей моей девятнадцатилетней жизни… быть в Действующей армии, сражаться…
– Никак нет, Ваше Императорское Величество, у меня нет в батальоне знакомых, – выпаливаю я…
По-видимому, в тоне моего ответа что-то звучит «неуставное», Государь внимательно так смотрит на меня, и… понимает; я и по сей день помню ласку и мягкость Его взгляда. Так смотрит отец на своего сына, когда он им доволен. И я чувствую, что Государь не только меня понял, но Он одобряет мое решение служить Ему в рядах Действующей армии. Он немного задумывается и говорит, видимо желая сказать что-то приятное мне:
– Желаю тебе счастливой службы… это очень хороший батальон. Я видел его в Зарайске…
Через несколько минут, когда Государь закончил объезд выходящих на войну юнкеров – я стал офицером, напутствуемый словами Государя, который поздравил нас подпоручиками, пожелав служить России и Ему так же верно, как служили наши деды и отцы…
Прошло почти пятьдесят лет, и я так ясно помню ту нить, которая тогда протянулась между Верховным Вождем Императорской Российской армии и мною, слишком юным подпоручиком, ставшим на пороге службе в этой армии.
Так помню мягкий взор и ласковые слова моего Государя!
2
7-го февраля 1913 года я уже офицер Л. Гв. Семеновского полка, полка, в котором когда-то служил мой отец и куда я был переведен после Русско-Японской войны.
В полку, в последний раз (тогда мы этого не думали), в нашем собрании наш Державный шеф – Государь Император Николай II. Я в постоянной командировке в Императорскую Николаевскую военную академию. В этот день я, конечно, не на занятиях в академии, а в полку, в собрании…
Я стою в нашей читальной комнате, несколько в стороне, и упорно смотрю на Государя. Среднего роста, с мягким взором, доступный и ласковый, наш Семеновский полковник… нет ни торжественной обстановки Высочайшего приема или очередного парада. Так все просто… и в то же время у каждого из нас, у меня, по крайней мере, так все напряжено, мое внимание сосредоточено только на Государе. Он сам сообщил, что приедет к нам в полк, Он сам захотел посмотреть наш полк, Он сам сказал, что Он будет обедать с нами в нашем собрании…
Надо чего-то ждать. Государь хочет обласкать полк. Может быть, Он что-то скажет. Надо не пропустить, записать, как это мы делаем в академии на лекциях…
И, действительно, через несколько минут, за обедом, Государь говорит несколько слов нашему полку, который верно служил Ему в тяжелые дни революции 1905 года в Москве, Государь ничего не забыл, и он произносит свой исторический Л. Гв. для Семеновского полка тост:
«Пью за славу и честь вернейшего из верных Моих полков…»
Я записал эти слова. Потом они были вырезаны на мраморной доске, которая висела в первой комнате нашего полкового собрания.
3
21-го ноября 1912 года. Полковой праздник Л. Гв. Семеновского полка. Обед во дворце в Царском Селе.
После обеда за Высочайшим столом Государь Николай II обходит офицеров «празднующих частей», которыми в этот день, кроме нашего полка, являются офицеры Л. Гв. Мортирного дивизиона и Пограничной стражи. Государь приближается к левому флангу офицеров нашего полка, и командир, генерал Новицкий, представляя Державному шефу полка офицеров последнего производства, не без ударения, произносит:
«Подпоручик фон Фольборт, доктор химии и философии Боннского университета…» Научный ценз и вправду несколько замечательный для офицера пехотного полка, образовательный багаж которого нормально ограничивался офицерским экзаменом для вольноопределяющихся полка, курсом Пажеского корпуса или военных училищ (редко – специальных), для выходивших в полки из этих военно-учебных заведений.
Государь пристально посмотрел на представляемого ему молодого офицера и, усмехнувшись, спокойно произнес:
«Ну что ж Я могу вам сказать?.. Не занимайтесь химией и… позабудьте о философии…» – и прошел дальше!
4
Генерал Новицкий продолжает следовать за Государем, обходящим линию офицеров нашего полка. На левом фланге этой линии – небольшая фигура Комарова, состоящего в необычном для мирного времени чине прапорщика. Он отбывал воинскую повинность в нашем полку, выдержал немудреный экзамен на чин прапорщика запаса, обязательный для каждого отбывающего воинскую повинность, но не ушел в запас, а задержался в полку, чтобы пройти офицерский экзамен и остаться на военной службе.
Новицкий, с присущей ему служебной аффектацией, немного гнусавя, докладывает: «Прапорщик запаса армейской пехоты, прикомандированный ко вверенному мне полку, Комаров». Государь почему-то заинтересовывается молодым офицером и начинает его расспрашивать, и, «узнав» от того же генерала Новицкого о том, что Комаров держал офицерский экзамен, задает ему вопросы об этом экзамене.
«Как вы сдали экзамен? Как… артиллерия?» – «Не выдержал, Ваше Императорское Величество», – сдавленно произносит Комаров. «Не выдержал?» – сочувственно повторяет Государь. «А по тактике?» – «Не выдержал», – повторяет Комаров. «Не выдержал», – опять с сочувствием констатирует Государь… Он ласково смотрит на Комарова и продолжает свои вопросы. «Не выдержал», – слышится чаще, чем более благоприятный ответ… Комаров напряжен, а вопросы идут… Наконец Государь спрашивает Новицкого, доволен ли он прапорщиком, как офицером? Новицкий преувеличенно дает самый благоприятный отзыв. «Вы говорите, он хороший офицер?» – «Так точно, Ваше Императорское Величество!» «Да?» «А как к нему относятся товарищи?» – продолжает интересоваться Государь. Новицкий опять в самых лестных выражениях говорит об отношении офицеров к Комарову. В этом нет неправды, – Комаров хороший офицер и прекрасный товарищ… Но видно, что Новицкий напористо ведет дело к оказанию царской милости своему офицеру. На последнем – солдатский знак нашего полка… Государь улыбается – видно, что разговор и все связанное с этим напряжение окружающих доставляет ему удовольствие. Все ждут… самые смелые мечтания Комарова и самое большее, чего хочет достигнуть для него Новицкий, – это разрешение оставить его в прикомандировании к полку и, несмотря на не слишком «удачный» офицерский экзамен, поставить его в положение «прикомандированного для испытания по службе (год!) и перевода впоследствии»! Это предел мечтаний…
