И вдруг Государь спокойно говорит: «Я очень доволен сегодняшним парадом и в знак Моего благоволения (мне кажется, что Государь так и сказал “благоволения”) к полку, – продолжает Он, обращаясь уже непосредственно к Комарову, – поздравляю вас… подпоручиком Семеновского полка»… Все замерло… Новицкий доволен своим успехом, все мы довольны за Комарова, Государь, видимо, доволен принятым Им решением. А Комаров? Он стоит весь багровый, и я единственный раз в моей жизни увидел, что выражение «у него брызнули слезы из глаз» не есть метафора и преувеличение. У Комарова действительно непроизвольно слезы брызнули и его растерянное «Покорнейше благодарю, Ваше Императорское Величество» – звучит неуставно, а как-то растерянно, чисто от сердца… видимо, что он никогда в своей жизни не забудет этой минуты…
Государь доволен и… отходит, продолжая «серкль», к шеренге офицеров Л. Гв. Мортирного дивизиона. Теперь растерян уже генерал Новицкий – разговор Императора Николая II с семеновцами закончен. А с этим закончены и мечты командира о свитском звании, которое чаще всего жалуется гвардейским командирам полков именно на полковом празднике. Значит – в лучшем случае, это откладывается на год, а может, если он, как офицер Генерального штаба, за этот год получит новое назначение – то и навсегда…
Государь заканчивает обход офицеров «празднующих частей» и направляется к выходу – красочные придворные арапы уже распахнули перед Ним двери… для Новицкого вопрос закончен… И вдруг Государь поворачивается к нам лицом и вместо общего прощального поклона спокойно и ясно говорит: «Генерал Новицкий». Генерал подлетает к Государю, который протягивает ему руку и говорит: «Поздравляю вас с зачислением в Свиту». Новицкий благодарит, Государь, улыбаясь, покидает собрание. Похоже, что «наказывая» Новицкого за слишком большую напористость его при защите своего офицера, Государь решил немного «помучить» его с вопросом пожалования его свитским званием…
Настроение офицеров повышенное, – пожалование командира – есть милость полку. Они окружают генерала и оживленно поздравляют его. Через их головы, с высоты гигантского роста Великого Князя Николая Николаевича, протягивается его поздравляющая рука.
Новицкий упоен, но… он не забывает службы и подходит к стоящему в стороне начальнику штаба войск гвардии генералу барону фон ден Бринкену, который принципиально против царских милостей, нарушающих закон, и уже дал понять до праздника, что он против ходатайства за не выдержавшего экзамена Комарова. Новицкий говорит: «Ваше Превосходительство, разрешите доложить, что Государю Императору благоугодно было произвести прапорщика запаса Комарова в подпоручики во вверенный мне полк»… Бринкен удивленно смотрит на него и вопрошает: «Кто (!) доложил Государю Императору?»
Отдавая глубокий поклон начальнику штаба, Новицкий не без удовольствия произносит: «Матушка подала прошение Его Величеству!»
И это была правда. По традиции в день полкового праздника гвардейского полка «дежурство» при Императоре (генерал адъютант, свиты генерал и флигель-адъютант) наряжаются от празднующего полка. Глава дежурства в этот день старый командир нашего полка генерал-адъютант Пантелеев за завтраком сидел рядом с Государем и рассказал ему о всех злоключениях Комарова, от матери которого он, как дежурный генерал-адъютант, принял прошение на Высочайшее имя… оттуда и осведомление Государя о неудачах Комарова и по артиллерии, и по тактике… По-видимому, Государь принял решение относительно Комарова и Его забавляло немного тянуть перед тем, чтобы это решение высказать.
Хочется сказать еще одно – Комаров честно отплатил своему родному полку, когда это для него оказалось возможным. После революции и ликвидации фронта наш Семеновский полк был отведен в глубокий тыл, и там старый петровский полк, после двухвекового боевого прошлого, прекратил свое существование… Командование было уже выборное. Солдаты выбрали командиром мягкого и благожелательного Комарова. По настоянию офицеров он принял это избрание… под его влиянием при отпуске офицеров «на все четыре стороны», в неизвестное – не произошло ни одного недоразумения, ни одного случая сведения старых счетов солдатами. Офицеры получили все полагающиеся им документы и выслуженное ими жалованье. Не было ни одного, как тогда принято было выражаться, «эксцесса», которыми был так богат этот грустный период умирания старой Императорской Российской Армии. Последним ушел Комаров. Его дальнейшая судьба мне неизвестна!
5
Август 1913 года. Я только что окончил академию и, как причисленный к Генеральному штабу, в штабе 22-го армейского корпуса принимаю участие в очередном «маневре в Высочайшем присутствии»… Случайно, во время затишья в «боевых действиях», я оказываюсь без дела и притом очень близко к тому месту, где стоит Государь Император Николай II и разговаривает с Главнокомандующим войсками Гвардии и Петербургского военного округа Великим Князем Николаем Николаевичем. Великий Князь стоит ко мне спиной… это дает мне мысль!
Я увлекался тогда фотографией. У меня в руках небольшой аппарат, который запечатлевает для меня все то, что мне хочется сохранить на будущее время… Конечно, мелькает мысль, а что если снять Государя и у меня будет мною сделанный портрет Его!
Но фотографировать Государя запрещается. Если это увидит Великий Князь, гроза войск подчиненного ему округа, то это означает тридцать суток ареста. Пощады не будет. Что-то вроде таксы!
А если увидит Государь… Не знаю, что тогда будет, но так хочется, чтобы Он посмотрел…
Я тороплюсь, волнуюсь и делаю снимок, не всмотревшись внимательно в тех, кого я снимаю… Все обошлось благополучно. Великий Князь не заметил.
После маневра я проявляю сделанные мною снимки. Вот и тот, который интересует меня больше всех… постепенно на негативе появляется… спина Великого Князя. Так. Вот почему все прошло благополучно. Но как же Государь?
Я всматриваюсь, на негативе появляется лицо… такое знакомое всей России лицо. Дальше… появляется правая рука, обратной стороной указательного пальца которой Государь проводит по своим усам. Такой знакомый, такой постоянный привычный жест Государя…
И наконец – глаза! Ура! Государь в упор смотрит в мой аппарат и так мягко улыбается… Он опять понял своего офицера. Он отлично знает, на что я шел, Он знает, что передо мной стоял месячный арест. Но Он смотрит и… улыбается. Он на моей стороне. Он позволяет мне перейти запрет! И опять протянулась та нить, которая так ясно виделась мне в день моего производства в офицеры у Царского валика.
Фотография вышла прекрасная. Я ликовал… Я дал ее увеличить, и она до самого конца висела над моим письменным столом. А потом пропала, как пропало все в нашей жизни!
6
Я записал несколько фактов, которые видел и переживал сам. А вот и еще то, что мне рассказывали мои друзья.
Перед войной 1914–1917 гг. Государь в гостях в собрании одного из пехотных гвардейских полков, где Он состоит шефом. Так же, как было у нас в полку 7-го февраля 1913 года.
Как и всегда, Государь милостив и доступен. Он с интересом разговаривает с офицерами полка, так охотно отвечает на их вопросы. Офицеры воспитанны и дисциплинированны – неосторожных вопросов никто из них задать не может. И Государь спокоен, и едва ли может предположить, что все же, в молодом увлечении, кто-либо из офицеров скажет то, чего говорить не полагается. Это почти что невозможно…
