И все же… вероятно, простота обращения с офицерами гвардейских полков во время пребывания в их собрании Государя – может быть (и даже наверное), искреннее увлечение необычайной возможностью не только услышать слова Державного шефа, но и сказать Ему что-то… но в том случае, о котором идет речь, один из молодых офицеров, в то время, когда разговор коснулся каких-то недавно бывших в России беспорядков, вдруг, вероятно неожиданно и для самого себя, сказал неосторожное слово: «Это все жиды, Ваше Императорское Величество, мутят Россию. Убрать их всех надо». Я точно не помню слов, о которых мне говорили. Быть может, молодой офицер в увлечении сказал и больше…
Для всех это был удар грома из чистого неба. Все как-то замерли. Воцарилось неловкое молчание. Молчал и Государь, для которого неудачные слова увлекшегося офицера, вероятно, были еще более неожиданными, чем для всех других…
Император Николай II немного помолчал. Потом серьезно посмотрел на неосторожного офицера. Провел рукой по усам и сказал:
– Не забывайте никогда, что они Мои подданные!..
И продолжал разговор дальше. Все с искренним облегчением вздохнули свободно. Неосторожность офицера для него никаких последствий не имела.
7
Как известно, пожалование офицеров в Свиту Его Величества составляло прерогативу самого Монарха. Эта высокая награда не регулировалась никакими законоположениями – это было выражением того, что Государь хотел отличить награждаемого офицера, приблизив его к себе, отличить его по тем или иным, известным лично Государю, причинам…
Штаб и обер-офицеры в таких случаях получали звание «флигель-адъютанта Его Величества», генерал-майоры делались «Генерал-майорами Свиты Его Величества». Генералы, старшие чином – назначались «Генерал-Адъютантами к Его Величеству»…
При производстве из полковников в генерал-майоры и из генерал-майоров в генерал-лейтенанты нормально свитское звание утрачивалось. Исключения были, но довольно редко. Они делались для Великих Князей и для лиц, просто лично близких Государю..
Во время Русско-Японской войны 1904–1905 гг. Император Николай II по личной своей инициативе изменил порядок награждения свитским званием, и эту высокую и исключительную награду получил ряд офицеров и генералов, командовавших частями в Действующей Армии, даже не будучи лично известными самому Государю. Такими были генералы Данилов, Лечицкий, Некрасов и др., впоследствии командовавшими Гвардейским корпусом, 1-й Гвардейской пехотной дивизией и Л. Гв. Павловским полком. Такими были в осажденном Порт-Артуре генерал Стессель, сделанный Генерал-Адъютантом и потом лишившийся этого звания по суду, таким был там же командир одного из героических полков Порт-Артурского гарнизона, полковник Семенов…
Награда, конечно, была высокая, но… наружных отличий, связанных с этой наградой, то есть золотых свитских аксельбантов и погон с вензелем Государя в осажденной крепости достать, конечно, было невозможно. Прислать извне – конечно, тоже. И потому полковник Семенов был флигель-адъютантом Государя только, так сказать, на бумаге. В процессе боевых действий своего полка при обороне крепости он получил дальнейшие отличия и к концу войны был за отличие же произведен в генерал-майоры, что, естественно, лишило его и заветного свитского звания…
Когда война окончилась, то генерал-майор Семенов поехал по своим личным делам в Петербург. А попав в столицу, решил воспользоваться правом каждого генерала и просил разрешения лично представиться Государю Императору, что ему, разумеется, было разрешено.
Во время представления генералов и офицеров Государь отметил своим вниманием и несколько дольше, чем с другими, милостиво говорил с Семеновым, расспрашивая его про бои его полка во время обороны Порт-Артура, и обратил внимание на высокие боевые награды, полученные генералом. Когда Семенов увидел, что Государь сейчас перейдет к следующему представляющемуся, то он обратился к Государю и в почтительных выражениях принес благодарность за оказанную ему честь, назначением флигель-адъютантом. Государ, отвечая на это, немного задержался, а Семенов, заканчивая разговор, сказал, что: «К величайшему моему сожалению, я никогда так и не мог воспользоваться честью носить вензель Вашего Величества на моих погонах». Государь удивился такому заявлению и спросил, почему это могло произойти.
На это Семенов объяснил, что ни аксельбантов (тоже с вензелем Государя), ни погон в Порт-Артуре достать было невозможно…
Государь мягко посмотрел на генерала, немного помолчал, улыбнулся, и… поздравил его с зачислением в Свиту, то есть сделал генерал-майором Свиты Его Величества!
8
B первую Мировую войну 1914–1918 гг., которая затянулась на годы, – многие офицеры, либо отличившиеся своими подвигами, либо получившие ранения или же длительно сражавшиеся в окопах, дошли в получении боевых наград до предела, который теми или иными законоположениями ограничивал для их чина – количество, или вернее – старшинство той награды, которую они могли получить, как высшую.
В поисках выхода из такого ненормального положения, которое приводило к тому, что блестяще сражавшийся офицер, отличившийся в боях, израненный во время совершения своего подвига, не мог быть отличен никакой боевой наградой – высшее начальство Действующей Армии испросило разрешения награждать таких отличившихся офицеров объявлением «Высочайшего благоволения за боевые отличия», что давало, между прочим, сокращение одного года на выслугу пенсии. Но наружно это отличие никак не выражалось (как, например, была во французской армии надпись «сите» на ленте уже полученного ордена), и потому в офицерских массах к этой награде относились довольно безразлично, совершенно не вдумываясь в значение тех слов, которыми эта награда определялась…
Среди представлявшихся в Петербурге лично Государю были также и сравнительно молодые раненые офицеры… Один из таких обер-офицеров, не искушенный в придворной вежливости и никогда не видевший близко Императора Николая II, как-то на очередном представлении предстал перед лицом Государя.
Государь очень заинтересовался его ранениями и отличиями, как всегда, мягко и внимательно стал его расспрашивать о тех боях, в которых офицер участвовал. Последний, конечно, очень охотно стал описывать свои переживания и, как это часто бывало перед Императором Николаем II, в сущности говоря, забыл, кто стоит перед ним.
Выслушав красочное описание какого-то боя, в котором отличился рассказчик, Государь спросил его, не получил ли он свое высшее отличие именно за этот бой.
«Никак нет, Ваше Императорское Величество, – наивно ответил увлекшийся офицер, – за этот бой я получил только Высочайшее благоволение».
Ни одним жестом не показав своего удивления такой своеобразной оценкой Его благоволения, Император Николай сделал свой привычный жест, провел рукой по усам и спокойно, сказав еще несколько ласковых слов офицеру, перешел к следующему представляющемуся!
А потом? Потом… страницы дневника Государя Николая II и такие тяжелые и справедливые слова в нем:
«Вокруг измена, трусость и обман!..»
И так стыдно за всех и… за себя!
День Русского Ребенка. XIX. 1952
