В 1700 году они стали Лейб-Гвардией и 19 ноября того же года под Нарвой доказали свое право на это почетное имя… спасая Нарву от натиска войск Петра, стремительный король-полководец Карл XII атаковал русскую армию на подступах к этому городу и сильным ударом опрокинул малоопытные русские войска. Части бросились на единственный мост в своем тылу – он не выдержал и обрушился. Иностранные руководители русской армии, во главе с незадачливым герцогом де Кроа, поспешили сдаться шведам. Казалось, все было кончено… Но тут-то новая гвардия Государя Петра Алексеевича показала себя и, самоотверженно сопротивляясь шведам, остановила их всесокрушающее наступление и спасла положение, дав возможность русской армии прийти в порядок.
Это было, в сущности говоря, первым подвигом Российской Гвардии, по воле судьбы повторенным ею почти в том же виде в ее последнем бою в Галиции, под Тарнополем, когда совершилась великая трагедия Российской Императорской армии, разложенной в страшные дни революции 1917 года. Через 217 лет, в те дни, когда остатки Российской армии бежали перед наступавшими без препятствий австро-германскими войсками, сообщение штаба Верховного Главнокомандующего оповестило, что только Петровская бригада, то есть те же преображенцы, семеновцы и артиллеристы – почти одни остались на поле сражения и опять спасли положение, как два с лишним века тому назад… История повторяется!
Но на этом подвиге закончился долгий и славный путь Петровской бригады, после этого продолжавшей свое служение России только в формированиях Белых фронтов Гражданской войны в России на Юге ее, в Сибири и на Северо-Западе страны.
А потом настало неизбежное, и свой двухсотпятидесятилетний юбилей в мае 1933 года Петровская бригада отметила уже в эмиграции, по всем государствам, приютившим русских, при центре своем в Париже.
За двести семьдесят пять лет много было прожито и многое пережито, и только полковые объединения старых Потешных полков и бомбардиров, когда-то наказавших Карла XII за урок под Нарвой – разгромом его армии под Полтавой, разгромом, от которого так никогда и не смог оправиться шведский король, в наступившие майские дни 1958 года готовятся вспомнить своих героев-предков в соборе Св. Александра Невского в Париже.
Этих предков 275 лет тому назад создал Великий Петр, к ним он воззвал в дни их великих побед: «Чада мои возлюбленные, потом трудов моих создал я вас»… Заветы своего великого основателя два века хранили его Потешные, его первые лейб-гвардейцы. Этим заветам остались верны поредевшие ряды, переживших российскую катастрофу до сего времени здравствующих преображенцев, семеновцев и артиллеристов – они зовут всех оставшихся верными русских людей молитвенно вспомнить на чужбине Великую Родину нашу. И на этот призыв отзовутся не только русские воины, закинутые судьбою в Париж, но и каждый русский человек, помнящий славное прошлое России.
Время идет… История России, несмотря ни на что, преодолевая все препятствия, свершает свой путь, и ничто не остановит этой закономерной поступи! Пройдет лихолетие и встанет Россия, великая и могучая, в необъятных своих просторах и бескрайних границах, созданных усилиями миллионов русских людей!.. И в том числе – Потешными Великого Императора!
Русское Воскресение. № 112. 1958
Русская Мысль. № 1210. 1958
Два тоста
Лиризм, на все способный,
Знать, у меня в крови;
О, Нестор, преподобный –
Меня ты вдохнови!
Гр. А.К. Толстой
Это было пятьдесят лет тому назад. Это было тогда, когда мы были просто непозволительно молоды, но в то же время не только видели и воспринимали то, что воспринимать полагалось, но запоминали и то, что, в сущности говоря, следовало пропускать мимо. А иногда именно это-то и запоминали, как запомнил я, – пятьдесят лет тому назад подпоручик Л. Гв. Семеновского полка – те два тоста, о которых сейчас хочу старым однополчанам – напомнить, а молодым – поведать.
В дни празднования 200-летнего юбилея славной полтавской победы в 1909 г. в Полтаве многое мы видели то, что знали и ранее, – мы видели стройную фигуру Государя Императора Николая II, его чарующую улыбку, привязывавшую к нему всегда все сердца, его привычное разглаживание обратной стороной ладони правой руки, русых, слегка даже и рыжеватых усов. Мы видели восторг солдатской массы, а в особенности солдат провинциального гарнизона, никогда не видевшего Государя, мы сами испытали непривычную тревогу, когда на панихиде на Братской Могиле на поле Полтавского сражения Император Николай II, которого один из его недоброжелателей (кажется, что Витте) назвал самым вежливым человеком, при условии, что «аккуратность есть вежливость королей», – опоздал почти что на час, увлекшись разговорами с очарованными им сельскими старостами, в лагерь которых он заехал по дороге на панихиду.
Мы видели и самый парад… но наши полки, Преображенский и Семеновский, привыкшие к несравненному при всей узости Марсова поля в Петербурге «Майскому параду», к слову, бывшему всегда в апреле, конечно, парадом на поле Полтавского сражения, поражены не были. Разве что блистание золотых парчовых облачений на многочисленном духовенстве под жарким южным солнцем. И тут мы больше радовались тому, что настояния командира Гвардейского корпуса генерал-адъютанта Данилова, чтобы гвардия в Полтаве выступала в зимней парадной форме (это при 33 градусах тепла по Реомюру), не увенчались успехом. Мы видели многое, видели то, о чем писали тоже многие, и в особенности в дни 200-летия полтавской победы.
Но я хотел сказать в этой моей заметке не о всем том, что припомнил выше, а о тех «Двух тостах», о которых, может быть, следовало и забыть.
Оба тоста были сказаны после торжественных обедов в нашей Семеновской собранской палатке, которая тогда стояла на поле Полтавского сражения, где за 200 лет до этого умирали за Россию наши предки.
Первый тост произнес наш почетный гость Великий Князь Константин Константинович. Он был строен, красив красотой своего романовского типа (и по росту, и по облику), несмотря на невыгодность защитной формы, выделяясь какой-то особой «франтоватостью», по погонам, орденам и др. Выделялся он и своим голосом, и даже не самим голосом, как манерой говорить, слегка грассируя, по которой, закрывши глаза, можно было сказать, кто говорит.
Поэт и литератор, он говорил красивые и запоминающиеся слова. Исходя из того, что он говорил в Семеновском собрании и на полтавском поле сражения, он говорил о тех русских богатырях, которые, борясь с змием тугариным, в те секунды, когда коварный змий их побеждал и опрокидывал на родную богатырям землю – именно от нее набирались новых сил для сопротивления злой силе и, продолжая борьбу, приходили к победе. Так, по мнению Августейшего поэта, и семеновцы, коснувшись родной полтавской земли, там, где их предки защищали Родину от шведского змия, набирались сил для своих будущих подвигов во имя России. Как трудно было себе тогда нам, слушателям талантливой речи, представить, что уже только через пять лет эта борьба со змием станет для всех нас совершившимся фактом!..
