— Я подумал, что, возможно, она связана с чем-то личным.
Элинор подняла на мужа глаза. В ее взгляде была искренность.
— Это могло подождать до… более подходящего времени.
— То же самое я подумал о твоем… — Себастьян сделал неопределенный жест рукой, — кем бы он там ни был.
— Он художник, — избегая смотреть на мужа, сказала Элинор, словно эта профессия все объясняла.
Себастьян подумал, что дело плохо.
— Нейтан — портретист, — продолжила она, глядя куда-то в сторону. — Герцогиня поручила ему написать портреты своих детей, чтобы сделать подарок мужу на Рождество. Это должно было стать сюрпризом. — Она добавила, запнувшись: — Поэтому не говори об этом его светлости, пожалуйста.
— Сюрприз, говоришь? Ясно… — глухо проговорил Себастьян, хотя из объяснений Элинор не было понятно, почему этот наглец в поздний час стучал в дверь его жены, а не герцогини. — А что, он всегда пишет свои портреты с натуры посреди ночи?
Элинор надула губы:
— Не думаю. А что, ты ни с того ни с сего заинтересовался живописью? Не хотел бы сходить со мной в музей?
— Он посылает тебе любовные записки, — не желая ходить вокруг да около, выпалил Себастьян.
Элинор снова вздохнула и ничего не ответила. А муж упорствовал:
— Я бы ничего не узнал, если бы этот пустоголовый осел не вздумал использовать меня в качестве посредника.
Элинор натянуто улыбнулась:
— На самом деле автор этих поэтических строк, которые так тебя взволновали, — Спенсер, хотя сам Нейтан написал и опубликовал несколько сборников стихов.
— А что, это так важно для тебя?
— Отнюдь!
Себастьян нахмурился:
— Он всегда ходит в гости по ночам?
Элинор покачала головой, теребя край скатерти:
— Нет. Только в особых случаях.
— И что, есть еще кто-то, для кого двери этого дома открыты и днем и ночью? Тот, кого ты приглашаешь к себе? — не глядя на жену, спросил Себастьян.
— Вчера я его не приглашала, — спокойно и дружелюбно глядя на Себастьяна, пояснила Элинор. — Нейтан принадлежит к тому не стесненному условностями типу импульсивных натур, которые живут как им заблагорассудится.
Себастьян недовольно поморщился:
— Значит, Нейтан порхает по жизни, как мотылек, находя свое вдохновение то тут то там… Как бы ему не сгореть в огне свечи.
— Надеюсь, ты не выскажешь ему все это, когда он придет сюда в следующий раз?
— Что-то мне подсказывает, что он сюда больше не вернется.
— Ну, если Нейтан так сильно расстроится, что не сможет закончить в срок портреты сыновей герцога, у всех у нас начнутся неприятности.
— Уверяю тебя, перепады настроения жалкого бесталанного художника меня беспокоят меньше всего, — возвысив голос, резюмировал Себастьян и с удовлетворением увидел, как у Элинор округлились глаза. — И полагаю, что то же самое сказал бы и герцог.
В этот момент в столовую вошел лакей, чтобы убрать грязные тарелки.
— Можно, милорд? — с опаской взглянув на хозяина, осторожно спросил он.
— Да-да, я закончил.
Однако Себастьян был по-прежнему голоден. Даже сотня подобных этому «цивилизованных» завтраков не смогли бы его насытить. Пока он снова не вернет себе свою власть в семье, которую потерял. Не исключено, что ее перехватил художник-портретист.
Глава 10
Элинор сидела одна у камина и размышляла. Она прекрасно понимала, чего хотел ее муж: ему не терпелось узнать, хранила ли она ему верность во время их долгой разлуки.
Но та же самая неопределенность мучила и Элинор. И столь же каверзный вопрос вертелся в ее голове. Она понятия не имела, был ли верен ей муж все эти годы. Могла ли она быть убеждена, что он ни разу за все это время не переспал ни с одной женщиной? Это при его-то кипучем темпераменте? Возможно ли это, что ни одна юная барменша, ни одна хорошенькая служанка или, наконец, даже дочь посла ни разу не разделила с ним ложе?
И вот теперь супруг загорелся мыслью узнать, побывал ли кто-то в постели его жены, пока она жила одна. Он мог быть спокоен. У нее не было любовника. Даже мысли такой не возникало. Она всегда старалась сторониться искушений, и ей не в чем было себя упрекнуть. Так что Себастьян мог не волноваться об этом.
Хотя Нейтан Беллисант до последнего момента не оставлял надежды, что Элинор передумает и уступит ему. Что ж, она готова была признать: ей льстило внимание этого очаровательного молодого человека.
Художник не только по профессии, но и по натуре, он жил согласно собственным, а не общепринятым моральным принципам. Поэтому его не особенно тяготило то, что его дама сердца была замужем. Элинор было интересно с этим вольнодумцем, который умел быть замечательным другом. Но зря она согласилась позировать ему для портрета.
Когда Элинор отказалась стать его любовницей, Беллисант поклялся, что добьется ее благосклонности и будет ждать, когда ее сердце смягчится. Она только рассмеялась в ответ и добавила, что тогда ему придется ждать вечно.
Дело в том, что Элинор прикипела сердцем только к одному мужчине — своему мужу, который, похоже, едва успел произнести супружеские обеты у алтаря, как тут же благополучно позабыл о них.
Однако ей было свойственно постоянство в любви. Она из тех женщин, которые серьезно относятся к своим обещаниям. И если Себастьян до сих пор этого не понял, значит, он женился на ней, совсем ее не зная.
Себастьян размышлял над ситуацией, которая, судя по всему, расстраивала его гораздо больше, чем его жену. Элинор, напротив, словно воплощала собой само спокойствие. Ведь ей, по существу, нечего было скрывать.
По правде говоря, разоблачать заговоры и срывать маски с мятежников, готовящих политические заговоры, оказалось гораздо проще, чем разгадать, в какого человека превратилась супруга под коварным руководством герцогини.
Вот, например, вопрос с этим так называемым приятелем Элинор так и не был решен. Что это за «дружба» такая? На какой почве она возникла?
Себастьян продолжал разговор на эту тему даже тогда, когда они с женой собирались в оперу.
— Опера, — недовольно бурчал он. — Чего в ней хорошего? Разве я не сказал, что не хочу туда идти?
— Не пойму: ты разговариваешь сам с собой? — спросила Элинор, решая, какие драгоценности наденет в этот вечер.
— По сути, так и есть, — подтвердил Себастьян, глядя на свое отражение в зеркале.
— И часто ты это делаешь?
— Возможно. Черт побери, я только что сказал, что не люблю оперу.
Элинор тяжело вздохнула:
— Так мы идем или нет?
