— Такая преданность делу достойна восхищения, — с изрядной долей иронии заметил Себастьян.
Элинор отставила в сторону нож и вилку.
— Дражайший супруг, ты вправе осматривать мой гардероб, — я не спорю. Но, понимаешь ли, я настаиваю, чтобы ты уважал мое право иметь один-единственный ящик, который я запираю на замок.
— О чем ты говоришь?
— Я обнаружила, что последние письма, которые мы нашли, лежали не так, как я их оставила, — сказала Элинор. Неподдельное изумление в глазах мужа и возмущенный тон заставили ее начать сомневаться в том, что он был причастен к случившемуся.
Себастьян откинулся на спинку стула.
— И ты решила, что я отпер твой ящик, горя от нетерпения прочесть тайные любовные признания и прочие глупости?
— Ты хочешь сказать, что этого не делал? Себастьян взял в руки бокал вина.
— Разумеется, нет, — сказал он, а затем добавил высокомерным тоном: — А если бы сделал, ты бы никогда об этом не догадалась.
— Хорошо, учту на будущее, — нерешительно заметила Элинор. Она еще сомневалась. — Похоже, в этих письмах есть кое-что, что герцог желает сохранить в тайне.
Себастьян подумал, что герцог скорее всего даже не помнит о существовании этих писем. Он опустил глаза.
— Тебя что-то тревожит? — спросила она.
Себастьян перевел взгляд на огонь в камине, а затем взглянул на Элинор:
— По правде говоря, да. У меня не идет из головы, откуда взялось пятно на твоем вечернем платье.
Она приоткрыла рот.
— Почему это тебя так волнует?
Себастьян смотрел на нее холодно и сурово.
— Я могу все объяснить, — пожала плечами Элинор.
— Сгораю от желания выслушать твои объяснения.
— Это пятно от масляной краски. С кисти Беллисанта…
Себастьян резко поднялся из-за стола. Стоявшие на столе бокалы зазвенели.
— Ответь мне на один вопрос, — сказал он взвинченным тоном.
— На какой же?
— Этот Бельфлауэр писал твой портрет? Элинор молча кивнула.
— В таком случае почему я его не вижу? Где этот портрет? — спросил Себастьян, наклоняясь над женой.
— Мне кажется, у него, — еле слышно проговорила она.
— Ну конечно… И у меня еще один вопрос… Знаю, возможно, он прозвучит нелепо, но прошу, будь ко мне снисходительна… Скажи, пожалуйста, на этом портрете ты одета?
Элинор вскочила с места, готовая наброситься на мужа с кулаками.
— Как тебе такое даже в голову могло прийти?
— Нет, ты скажи прямо. Ты была в одежде? — продолжал уточнять Себастьян, приготовившись к новому взрыву негодования со стороны жены.
— Я не унижусь до объяснений.
В этот щекотливый момент в дверь постучали, и двое лакеев спросили, не хочет ли его милость, чтобы в камин подбросили дров, и не желает ли он, чтобы принесли еще одну бутылку немецкого вина.
— Дров не надо, а вино несите, — приказал Себастьян, и они с Элинор молча заняли свои места за столом.
Надо сохранять внешние приличия. Даже когда тебе совершенно не до них.
— Можно подумать, — сказал Себастьян, переводя разговор на другую тему, — что для дам, получивших письма Виолы Хатчинсон, интересы страны превыше их собственных.
— Или что они уважают себя, — рассеянно проговорила Элинор, склонившись над тарелкой с молодой бараниной и орудуя ножом и вилкой, — У меня в голове не укладывается, как может кто-то — будь то мужчина или женщина — находить удовольствие в том, чтобы выставлять напоказ свой адюльтер. Во-первых, унизительно признавать, что совершил грехопадение, потворствуя низменным инстинктам, а во-вторых, позорно делиться этим фактом с другими людьми…
Себастьян внимательно вглядывался в лицо жены.
— Прежде всего позорно совершить адюльтер, — осторожно уточнил он.
Глаза Элинор и Себастьяна встретились.
— Ты правда думаешь, что герцог был неверен своей жене? — как бы размышляя вслух, спросила Элинор.
Себастьян допил вино в бокале.
— Нет, — уверенно сказал он и выразительно покачал головой.
— Почему?
— Ну, прежде всего потому, что он человек высоких нравственных принципов, и я не могу представить, чтобы в момент, когда так много поставлено на карту для нашей страны и всего мира, он будет тратить время на других женщин.
— Однако согласись, что обстоятельства благоприятствовали этому…
— Не спорю, — согласился Себастьян с тем, что было очевидно. — Их вынужденная разлука с женой длилась слишком долго… Даже дольше, чем у нас с тобой.
— Полагаю, — задумчиво сказала Элинор, — многие считают, что разлука может служить оправданием супружеской неверности.
Себастьян не хотел бы ничего знать об этом.
— А ты? Ты сама-то считаешь, что герцог изменял жене? — нахмурившись, спросил он.
— По-моему, наивно полагать, что дело обстояло иначе, — стояла на своем Элинор.
Две свечи на столе к этому моменту догорели.
В столовой стало тихо, и было слышно, как дождь стучит по крыше. Или это град бил в стекло? Себастьян подумал о том, что нужно не забыть нанять стекольщика. Не годится пренебрегать обязанностями по содержанию дома в идеальном порядке. В жизни ничего нельзя пускать на самотек.
Ни окна, ни тепло в доме. Ни жену.
— Мне кажется, герцогиня сомневается в его верности, — продолжала размышлять вслух Элинор, теребя край скатерти. — Он так долго не был дома, а все женщины мира — и княгини, и горничные — его боготворят. Разве не нормально в его положении поддаться искушению? Ведь жены не было рядом, и она бы ничего не узнала о его измене.
— Когда твое сердце навсегда попало в плен — точно так же, как мое, — то искушений не существует.
Элинор загадочно улыбнулась:
— Благородный рыцарь… — Она не успела закончить фразу, потому что Себастьян поднялся из-за стола, так и не притронувшись к еде. — Куда ты? Я что-то не так сказала?
— У меня есть одно маленькое дельце, которым я должен заняться, — миролюбиво объяснил Себастьян свой уход. — Если опоздаю, не волнуйся обо мне. И прошу тебя: никакого маскарада сегодня ночью.
Элинор открыла рот от изумления. Она не успела ничего возразить, потому что Себастьян подошел к ней и поцеловал. Словно они с ним были семейной парой, которая расстается всего на несколько часов. Еще не придя в себя от удивления, Элинор услышала, как муж позвал лакея Бертона, чтобы тот подал ему пальто. После чего ее супруг вышел из дома на сырую лондонскую улицу и исчез в темноте. Еще несколько минут Элинор продолжала сидеть неподвижно. Ей сразу вспомнились те бесконечные промозглые вечера, когда она ужинала в одиночестве. Боже, неужели муж и вправду думает, что Элинор ему изменяла? Она решительно поднялась с места и позвала служанку:
