Дурдом полный.
В первый свой заход она вышла лишь к вечеру следующего дня. Дьявол ее напоил, накормил, уложил спать, а как только проснулась, сразу отправил обратно в пещеру воевать с чертями. И к ужасу своему, Манька обнаружила, что чертей не стало меньше, их стало больше.
– Ты их видеть научилась, – объяснил Дьявол феномен. – Избы за пару тысяч лет столько нечисти в себе накопили, не сосчитать. Зато какой выйдешь исторически подкованной!
– Умеешь ты в каждой кучке дерьма находить золотой песок, – расстроилась она.
Война с чертями продолжалась десять дней и ночей. Она забыла, когда последний раз мылась в бане, переодевалась и спала по-человечески. Если дьявол забыть позвать, падала и засыпала прямо в пещере, и тогда ей снились черти. Не столько снились, сколько она продолжала наблюдать за ними затылочным зрением. При сумеречном состоянии перед сном или иногда во время сна затылочное зрение начинало работать в полную силу. Черти сновали вокруг нее и пытались поднять пинками или глумились над ее телом, развлекаясь всей толпой. Но когда просыпалась и пыталась найти озорников, чтобы всыпать им как следует, их-то как раз не доставало. Оказывается, так тоже черту можно было избавиться от темницы, если сможет показать, как его лепили. Она успокоилась, страх ушел, и она иногда засыпала в пещере намерено, позволяя издеваться над собой.
– Надо вам обиды иметь, а то как без обид? Давайте обижаться друг на друга! – предлагала Манька на рассмотрение новую тему.
И часть чертей отвечали, что недостаточно оснований для обид, а другие дружно начинали рыдать. И кто-то обязательно вел себя противоположно большинству, начинал хохотать во все горло. Иногда ее били. Били очень сильно. У чертей это было в порядке вещей, особенно, когда мнения не совпадали. К боли она была привычная, железо язвило тело куда глубже и сильнее. Друг друга черти лупцевали тоже почем зря. А Дьявол только посмеивался, отвечая:
– Маня, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Решила стать чертом, терпи!
– Но это же ты меня к чертям отправил! – возмущалась она.
– А ты – бессловесная тварь, чтобы на всякое соглашаться?! Посмотрела и вышла, нашли бы другое место для укрытия от оборотней. Но ты решила примерить на себя роль Спасителя. А у каждого подвига есть цена. Для кого-то украденный миллиард – подвиг, почет и медали, а кто-то за слабого заступился – срок мотает. Кто-то голову отвернуть грозит – герой, а кто-то правду вякнул – враг народа. Расставлять приоритеты надо правильно.
– Да ну тебя! – отмахнулась Манька.
Сложнее было с чертями-животными. Их то по головке гладили, то резали, а говорить они не могли, только мычали, кричали, лаяли, блеяли, мяукали и кукарекали. Оказалось, и думали они по-особенному. «Я» как таковое отсутствует, а кровь сознания никогда не падала на землю и не пытались ее убить. тут задача состояла в том, чтобы понять, кто и зачем замучил животное до смерти в избе или неподалеку.
Наверное, во время таких ритуалов баба Яга каким-то образом лишала избу сознания и подвижности, иначе, как избы не рассмотрели в Бабе Яге мучителя? Зачем так долго терпели насилие и унижения?
Еще проблемы были с чертями, которые изображали немых и убогих. Понять их оказалось сложно: слова они произносили с разрывами, говорили одно, а подразумевали другое, мышление было чудное. Больные люди все время ориентировались на внутренний голос, который отдавал им приказы, выступая в качестве кукловода, и вроде не произносились слова вслух, но пространство вокруг таких чертей как бы цементировалось. Коварство Бабы Яги не знало границ, обманутые до последней секунды не знали, что их вот-вот убьют.
Иногда у чертей было все как в жизни, и кроме них удавалось рассмотреть некоторые детали ландшафта или часть комнаты, будто кроме слов, которые держали черта, в стену его темницы попадало и пространство извне. Скорее всего, это были собственные воспоминания избы, от которых она бежала. С этими чертями проблем не было, они уходили в другое измерение тут же. порой Манька не успевала понять, что их тут держит.
Манька то ругалась, то удивлялась, то вела интересную задушевную беседу, то отбивалась от насильников и убийц. И так раззадорилась, что не сразу заметила, что чертей почти не осталось. Пещера стала гротом, грот углублением, а сверху нависла земля, готовая вот-вот рухнуть. С последней дюжиной чертей пришлось покорпеть: объясняться они ни в какую не хотели, считая ее недостойной речей, а последние совсем расстроили.
И вдруг чертей не осталось…
Она еще раз хотела осмотреть пещеру, но ее настиг голос Дьявола:
– Манька, беги обратно в избу! Пещеру вот-вот завалит! – и она трусцой рванула к выходу. Вперед можно было бежать как обычно, пять шагов – и в избе.
Дьявол сидел в кресле-качалке, на лице светилась снисходительная улыбочка, а полуприкрытые глаза были краснющими, как у чертей. Только если в глазах чертей был лишь отсвет, то его были самыми, что ни на есть настоящими углями.
– Уф! – она оглянулась и ничего не увидела.
Позади – никакой дыры, обычная бревенчатая стена. Она видела эту стену и глазами, и затылочным зрением. Наверное, был повод гордиться собой. Чувство новое, приятное. Она немножко завинилась, понимая, что, наверное, нельзя любить себя такой любовью, но оправдание нашлось тут же: Дьявол любил себя больше. Манька с интересом посмотрела в его сторону и открыла в себе новую ипостась: ей тоже нравилось быть Богом, когда каждую свою мысль, каждый свой поступок можно разложить на приятное времяпровождение и невозмутимое состояние при различных обстоятельствах, – и не искать Благодетеля, который приступит и порешит… Даже похвала Дьявола не стала бы ей чертом: она выиграла самую интересную битву. И хотя за окном брезжил двенадцатый рассвет бессонных суток, спать совсем не хотелось.
– Будем смотреть на другие стены? – поинтересовалась она у Дьявола.
– Не сейчас, – ответил он. – Посмотрим зеркало, а прочие помещения осмотрим, когда выспишься. Если хоть один черт остался, после твоего головокружительного успеха он обязательно себя проявит. Убрать надо всех, до последнего чертика, иначе избы нам не помощники. Черти – это только передовая позиция.
Дьявол тяжело вздохнул и взглянул на нее с сочувствием.
– Пока ты чертями занималась, я не сидел без дела. Хотел бы я стать добрым вестником, но мы не в сказке. Маня, проблемы только начались, и решать их придется быстро, времени у нас мало.
– Что? – настроение Маньки резко упало.
– Есть еще покойнички, есть… Но черти не дадут туда пройти, пока хоть один мельтешит в глазу. У Бабы Яги тут лаборатория была. Умнейшая была женщина, ума – царская палата, до сих пор не могу смириться с ее утратой… – Дьявол состроил скорбное лицо, чуть не проронив слезу, достал платочек, промокнув уголки глаз. – Она тут отрабатывала приемы управления людьми и нечистью – на все руки мастерица! Да мог ли я дочку этой гениальной женщины не усадить на трон?!
