Манька оглянулась, бросила взгляд на грядки, пожала плечами и вошла в избу.
Зеркало отразило ее не то, что криво, половинчато. Нашло способ, чтобы объяснить ей, что не додумала она одной стороной.
– М-да, – молвил Дьявол, постояв у зеркала. – Не имею я ничего сказать, просто посмотрись и пойми, какой у тебя сегодня ум.
– И что сие значит? – Манька тупо пялилась на свое половинчатое отражение.
– А ты догадайся с трех раз, – предложил Дьявол. Сам он в зеркале не отражался, не имея ничего общего с материальностью, или не было такого, чтобы он в себе засомневался.
Пока Манька думала, начала проявляться вторая ее половина.
– Не в ту сторону думаешь, – сообщил Дьявол, наблюдая за ее трансформациями. – Мне было бы приятнее на него смотреть, если бы ты там не показывалась вовсе.
Манька расстроилась еще больше.
– Я красивая, я счастливая, я интересная, – занялась она аутотренингом, но зеркало так не думало, потому что она проявилась в отражении ярче. – Тьфу! – плюнула она и тут же пропала.
– Ну вот, другое дело! Можешь, когда захочешь, – махнул Дьявол в сторону зеркала. – Такая ты мне нравишься больше.
– С чего начнем? – поинтересовалась Манька. – Проверим, сколько чертей осталось, или сразу зеркалом займемся?
– И то, и другое. Ты пойдешь проверять чертей, а я останусь и попробую рассмотреть его с других точек зрения. У меня их, как известно, девять. Иди, не мешай мне!
Как можно иметь девять точек зрения, Манька не представляла, но не удивилась, недавно у нее тоже появилось еще одно – с затылка. Согласно кивнув, она отправилась в горницу.
Обнаружить пещеру получилось не сразу, то ли свет мешал, то ли еще что, но она никак не могла сосредоточиться. Были какие-то сомнения, что делает правильно, но вдруг, почти у самой стены, уловила шевеление и сразу догадалась, что этот интересный субъект и закрывал вход.
Пещера уже не была такой каменистой, скорее, неглубокий земляной грот.
– Я такая страшная, я такая некрасивая, я само чудовище, – причитал черт. – Все, все любят не меня! Никто про меня песни не поет, стихи не посвящает, недостойная я! А-а-а-а! – рыдая, черт стал валяться по полу и колотить ногами.
Манька опешила – ну, надо же, достал-таки с утра! А пел Дьявол про нее, просто понял, что она проснулась… Наверное, ждал, когда проснется, и специально подразнил ее. Он же мысли читать умеет! Совсем из головы вылетело.
«Задам я тебе сейчас перца!» – подумала Манька, двигаясь задом наперед к входу.
– Любить себя надо, любить! И будет у тебя много-много всего, будут песни тебе петь, стихи сочинять, денег тебе дадут, – ворковала Манька слащавенько, пока черт не исчез. – Я вот тоже сегодня облажалась…
– Я такая красивая, я совершенство! Посмотри на себя, кто ты, а кто я! Стыдно тебе должно быть, зачем ищешь со мной встречи? На что ты мне нужна? Боже, стыдно иметь таких страхолюдин в своем государстве! – Манька заметила еще одного черта.
– Ты достойна любви высокой, высокой любви, но увы, я не дьявол! – ответила Манька, но ответ прозвучал неубедительно. Распинаться перед чертом ей совсем не хотелось, если бы на его месте была настоящая Благодетельница…
– Посмотри, на эту дрожащую тварь! – в поле зрения попал еще один черт. Он указал на уже пустое место, где исчез первый черт. Манька поняла, что «тварь дрожащая» идеально изображала ее саму. А черт между тем продолжал стыдить: – Мерзкое чудовище, понимаешь ли ты, что мы видеть тебя не можем?! Достала всех! – он обернулся к другому проявившемуся черту, который нахваливал себя. – Отравилась бы она, или бы повесилась.… – он перевел взгляд обратно и заорал громко и страшно, – Иди, вешайся! – и снова обернулся ко второму черту. – По судам ее затаскаем за клевету на твою чистоту и непорочность… – пообещал он.
Манька начинала закипать. Мало того, что они достали ее с утра, так еще исчезать не собирались.
– Сами вы твари дрожащие, кого собрались пугать судами? Где суды? А нету – мы в лесу! И мыслишки глупые: черти судам не подлежат. Но если хочешь, я буду судить. В чем твои претензии к несчастному черту, заключенному в темницу? – выплеснув злость, она успокоилась. В какой-то степени черт был прав – и повесят, и затаскают. Но стоило ли делиться этим с чертями?! И вообще, на кой черт она эмоционирует, знает же, им только повод дай.
– Да-да-да, ты прав, худо будет всем, кто сунется к вам, – согласилась она.
Один черт растворился, но черт-Благодетельница продолжал гнуть свою линию:
– Не мне объяснять, слух и зрение подсказали, сам Дьявол дал назвал меня Помазанницей! Все меня боятся! Все меня уважают! —подошла к тому месту, где была убогая, и будто бы погладила ее по голове. – Сердце у меня наполнено добротою, на весь мир хватит! Даже такие убогие и недостойные, обласканы заботой моей!
– Это я-то боюсь? – грозно прикрикнула Манька, надеясь, что и эта растает. – Это ты, ты, гадина, меня боишься! Кто мне все свои радиопередачи посвятил? Кто мною людей пугает?! Кормит тебя Дьявол, поит, учит уму-разуму?!
Но тело черта стало уплотняться. Он вдруг подрос и был выше раза в два. Схватив камень, черт бросил его, угодив ей в голову. Голова сразу наполовину сделалась чугунной, будто ее раздавили. Черт излучал самодовольство, самолюбование, спесь – и Манька почувствовала, как черта распирают приятные ощущения, когда он унижал ее.
– Учил, учил! Тебе лишь объясняет, а меня сразу разумной сделал! Все его знания у меня в уме, а ты только слова слушаешь! – надменно и с усмешкой бросил черт, увидев ее саму. Теперь он смотрел прямо на нее. – Посмотри вокруг, кому столько дал, сколько мне? Даже по обычному человеку не дает тебе, а ты все придумываешь, как оправдать свою убогую жизнь! Вот у меня платья-то какие! – черт вытащил кучу барахла, и Манька отступила, освобождая ему место.
Ну да, платья у Благодетельницы были одно другого наряднее.
– А еда у меня… вот! – и опять Манька увидела – стол, накрытый златом-серебром, и хрусталем, а на столе пития разные, фаршированные поросята и щуки, и фрукты заморские, и вина, и соусы в соусницах из тончайшего фарфора. – И люди предо мною коленопреклоненные! – и снова Манька увидела, как встают люди на колени… – и еще один камень ударил в грудь и достал до сердца, – черт заполнил собой грот, стены раздвинулись, своды поднялись.
Маньке захотелось повернуться, но она удержалась, сообразив, что сделала что-то не так…
– Я никогда не стану убивать людей, как ты, – сказала Манька, но уверенности в ее голосе не было.
– Ума нет, вот и не можешь! Таким, как ты, разве дано унижать людей? Ты ж сама униженная! – засмеялся черт. – Мы люди, нам много дано, мы правим миром, и если для этого должно пожертвовать скотом, что ж, для того он и существует… Разве ради тебя мог бы он, муж мой, твой половинчатый супермен, отказаться от всего, что имеет со мной? Какой имидж ты могла бы ему создать? Кто соблазнится местом на помойке? Люди летят ко мне, как мотыли на свет, а тебя хоть один человек удостоил тебя вниманием? Муж мой только отделил свою голову от твоей… И вот, немного оказалось у тебя своего ума! – черт рассмеялся. – Хлев свой скотский помнишь ли? Не было у тебя ничего и не будет, куда поставлю, там и будешь стоять!
