И было – попадала вода на огонь, и обгорающие люди становились противоположно направленными. Там, где говорилось о богатстве, начинали жаловаться на бедность, а там, где бедностью критиковались, признавались, сколько утаили и схоронили, и все как один честно признавались, что опорочили избу и обворовывали ее все это время.
Без щепки костры быстро прогорали, обгоревшие трупы падали вместе с цепями, но не всегда прахом. Иной раз от них что-то оставалось.
До поздней ночи Манька тушила костры и вытаскивала на улицу угли, пепел, останки, сваливая в яму. Благо, останки быстро становились пеплом, и когда она приходила с другими, видела, что земля заполняет яму как бы сама собой.
Наконец Дьявол приказал работу прекратить и идти отдыхать. Изба приготовила ужин: грибной суп, жаренные грибы с зеленым луком, пирог с грибами. На третье – чай с медом. Дьявол не забыл про железный каравай. Пока ели, странно поскрипывали половицы.
– Изба ругает тебя, почему не взяла рукавички, – сообщил Дьявол, обращая внимание Маньки на скрип.
– Сгорели бы, – ответила она с набитым ртом. – Так никаких рукавиц не напасешься, а руки вода лечит, – и покраснела: забота избы оказалась приятной. «Завтра обязательно в рукавичках пойду!» – решила она угодить избе.
Дьявол повернулся к печке и развел руками. Потом вернулся к трапезе. Чаевничали за самоваром, говорили о том, о сем, о погоде на завтра, поминали добрым словом водяных, и что если идти во дворец наезженной дорогой, то не избежать нападений разбойников, и о том, как быстро на землю пришло лето, и что надо помочь избам собрать малину и землянику, одни они, пожалуй, не управятся…
Незаметно переместились на крыльцо. Была ночь, но ветви неугасимого дерева испускали едва заметное свечение, и ночь казалась сумерками. За рекой в селениях люди тоже еще не спали, там горел свет, и ярко сияли над головой звезды. И луна, которая была еще тонким рогаликом.
На следующий день все повторилось. Манька наловчилась искать щепки как раз в тот момент, когда труп прощался со своим красноречием, и полено, чуть угаснув, выбрасывало сноп жидкого огня, чтобы наполнить труп жизнью. Все тело у нее болело, обожженное огнем. Жар стоял такой, что казалось, будто она плавится. И если покойники имели в себе молчание, то угадать, как и когда вылетит огонь из костра, было невозможно. Ожоги кровоточили и покрывались волдырями с дикой ноющей болью, будто с нее содрали кожу и тычут в оголившиеся мышцы острыми иглами, загоняя их до кости. Манька выла вместе с трупами, и поднималась живой водой, до которой временами ее уже доносил Дьявол, бросая в озеро издалека, с крыльца, и когда она шлепалась о воду горящим факелом, брызги летели в разные стороны.
Она удивлялась, почему огонь не сжигал обгоревшие трупы, как ее саму, а как раз наоборот, получалось, поддерживал в них жизнь.
– А как так? – удивилась она, размышляя над природой жизни и смерти.
– Маня, разве ты еще не поняла, что в них говорит не сознание, а те, кто вскрывал человеку череп, чтобы добыть глаза и уши? Это тело, которое забрали у проклятого человека и распоряжаются им. Вынешь его из огня – и вернешь сознанию, которое заперто в темницу. Как только огонь костра лизнул его, сознание как бы умирает, а нечисть празднует, и праздная лижет молчаливое сознание, пока огонь набирает силу. Исторгла нечисть свой огонь и умолкла – сознание вздохнуть попыталась, пискнуло, и снова исторглось пламя из костра, чтобы убить его. Оно горит точно так же, как ты. Но сознание имеет огромную силу против смерти. Здесь его скорее пьют, чем убивают. Это не Ад – это безобидная на него пародия. Мученик, конечно, мучается, но мука не настолько умножена, чтобы выдавить его в Бездну.
– А почему одно огонь убивает, а другое лечит? Мы на огне и кушать готовим, и земля им согревается…
– Это такое свойство огня неугасимых поленьев: лечить землю, – объяснил Дьявол. – Сознание проклятого обманом стало для земли, оно как враг. Не столько огонь, сколько земля выдавливает его. Огонь делает все, о чем попросит земля. И как только сознание подало признак жизни, огонь начинает его выжигать, замолчало – огонь начинает восстанавливать землю. Если бы проклятый поднялся, и смог бы уладить отношения с землей, он бы, конечно, умер, но пришел бы в землю, которая исцелит все его раны. Но разве он поднимется, если голосит о том, что не стал вампиром?
– А как огонь вампиров убивает?
– У вампира нет своей земли – сжечь его огню проще простого. Земля, в которой неугасимое полено проросло живым деревом, не враг тебе. Дерево всегда будет помнить, что именно твои руки посадили его. И если ужас придет, огонь исторгнется, чтобы поджарить вампира. В сердце вампира – энергетическое яйцо, и как бы вампир не старался украсить себя, истинный свет неугасимого огня не найдет той субстанции, где бы смог спрятаться. Яйцо разве смогло бы срастись с огнем? Вампиры копают могилу себе сами, когда думают, что можно обмануть меня и землю.
Кострам не было конца. Но Манька заметила, что пространство чуть изменилось, как в подвале, когда она убирала трупы. Оно стало меньше, и стены сдвинулись.
И еще один день прошел.
И только к концу третьего дня, наконец, правое помещение от входа было освобождено от нечисти. Манька с удивлением поняла, что у избы есть маленькая не то кладовка, не то комнатушечка с небольшим оконцем для света.
– Это мы это ей?.. – разинула она рот, обозревая светелку.
– Ну, разве гость должен видеть, как хозяин спит или думу думает? – хмыкнул Дьявол в ответ. – Раньше, в незапамятные времена, в таких избах жили дружной семьей. Человеку положено и гостя принять, и самому остаться не ущемленным. Если бы зажила изба спокойной жизнью, стала бы тучной. Но где гарантия, что завтра не придется бежать от оборотней, или вампира? А тут, знаешь ли, лишний вес себе в убыток! Если рассматривать избу, как курицу, то мы почистили ей одно крыло. Осталось почистить второе.
С утра Манька встала, сделав четыре круга по краю опушки, немного размявшись с Дьяволом на поляне, и уже собиралась, как обычно, отправиться в избу, но Дьявол остановил ее, преградив путь с клещами для резки деревьев и мотком бечевки.
– Где твой кинжал? – спросил он, заметив, что тот не висит на ее шее и не заткнут за пояс.
– Так я на ночь снимаю его… Там, в предбаннике, – она кивнула головой на баню.
– Я бы посоветовал не снимать… Полезно иногда среди ночи перерезать радиопровод, чтобы настроение не поганилось. Время неспокойное, а вдруг разведчик шныряет?
Манька сбегала за кинжалом.
– А разве мы не пойдем в избу? – спросила она, вприпрыжку следуя за Дьяволом, который направлялся к разросшемуся неугасимому полену, который холил и лелеял.
– Нет, у нас есть дело, которое тоже не терпит отлагательств. Представь, сидишь ты в избе, ну или в другом месте, и оборотни со всех сторон, чем будешь отбиваться? У нас, между прочим, до полнолуния неделя осталась. А какой ты боец без доброго оружия?