Была бы она на ее месте, пожалуй, простила бы кровопролития. Она и прощала, понимая, что где-то там плачут перед ним люди. Слава Богу, что не могла она быть на месте Благодетельницы. Забирая с собой душу, вампир не зажил бы до ее смерти жизнью вампира. Пролил бы он кровь, а она пожалела и свою отдала, он снова пролил, а она опять пожалела, разбазаривая добро вампира. Зачем ему такая обуза, которая зудела бы каждый день: «Пожалей, пожалей, пожалей!»
Манька вспомнила, как бегала просить за каждого, на кого обозлился Благодетель, принимавший ее на работу, когда ей казалось, что несправедливо выставляет человека вон. А казалось ей каждый раз, как он принимал решение избавиться от работника. В конце концов, он и ее признавал не заслуживающей ни доверия, ни жалости. И тогда ее увольняли без долгих размышлений, не рассуждая, права она или Благодетель – он был прав, и никем это уже не обсуждалось. И не было такой головы, которая бы побежала заступаться за нее.
Да, проклятых было немного…
– Стало быть, она моя, раз у меня лежала, здесь, в избах? – хмуро поинтересовалась Манька.
– Истинно твоей она только недавно стала. Как же ты могла ее считать своей, если тебе ее не взять?
Манька покачала головой, опять Дьявол говорил непонятно и водил ее за нос. Манька взяла нож и отправилась к живому дереву искать побеги для стрел. За два дня многие ветви отросли. Дьявол почти закончил ковать стрелы, и когда она принесла охапку прутьев, не отрываясь, кивнул на стол, давая понять, что займется ими немедленно. Она бросила охапку и подошла к луку, пробуя его на прочность.
Лук был красивый, сложно устроенный, сразу и не разберешь что к чему. Манька попробовала натянуть тетиву, сплетенную из распушенных нитей, и стрела, наложенная на излучину, отскочила, чуть не ударив ее в глаз. Она повесила лук обратно и отправилась еще за побегами: если каждая десятая стрела хотя бы упадет рядом с оборотнем, это будет уже чудо…
Когда она обходила окрестность, заметила, что трава покрылась порошком, как будто припорошенная снегом. Больше всего порошка было на земле. Наверное, серебро, догадалась она. Людям серебро не повредит, но, когда обратятся в зверей, обязательно наступят.
Однажды зарычал сопровождающий ее волк – в чащу леса ушли пятеро. Сразу после этого неподалеку раздался один глухой выстрел и возня. Пятеро волков вернулись, но один волочил за собой заднюю ногу, сразу направившись к озерцу с живой водой.
Манька заторопилась.
Ей удалось насобирать еще три охапки добрых ветвей, которые годились на древки. На этот раз она срезала даже те ветви, из которых стрелы получились бы маленькие, меньше локтя, понимая, что оборотни, если догадаются, не пощадят живое неугасимое дерево.
А на следующий день встали рано, засветло. Дел еще оставалось много. Она сразу заметила, что все звери снимаются и уходят, остались только волки, но и они беспокойно принюхивались, удерживаемые лишь вожаками.
Продуктов хватит месяца на три, удовлетворенно подумала она, осматривая запасы, и отправляясь таскать охапки стрел в старшую избу, затаскивая их на чердак и в избу-баню, если придется биться оттуда. Дьявол со стрелами уже закончил – стрел наготовили столько, что хватило бы на целую армию. Он занимался зеркалом. Зеркало Дьявол разрезал на три части и установил на дверях обеих изб, одну часть оставили про запас. Дверь устроили хитро по задумке Дьявола, раздвижную, чтобы на день, когда оборотни превратятся в человека, дверь можно было сдвинуть, и та часть, на которой висело зеркало, убралась бы внутрь, и чтобы ее не сняли с петель. Раму переплавили на засовы, которыми Дьявол укрепил двери, которые стали узкими и низкими. Дополнительно к крепким засовам избы укрепили дверь наращенными бревнами, да так хитро, что с другой стороны дверь как бы была немного в стороне, и незнающему о хитрости пришлось бы ломиться не в дверь, а в бревна, которые за дверью подпирали ее.
Манька впервые увидела, как избы наращивают бревна там, где их сроду не было. Вместо окон остались небольшие амбразуры, на задних и боковых стенах избы окон не оставили вовсе, как будто они нахмурились и сжали губы.
На чердаках изб появились дополнительные окна, чтобы был круговой обзор. Спереди на опушку и сзади на реку окна избы оставили открытыми, а боковые зарешетили сучьями, чтобы шальная пуля не прилетела и в пылу битвы враг не залез, и дополнительные длинные и узкие амбразуры на опушку, на тот случай, если окно возьмут под прицел. Обустраивали избы свои чердаки со знанием военного дела, как будто всю жизнь воевали.
На завтрак избушка наготовила наваристой ухи, грибные блюда и разнообразные салаты из дикорастущих трав. Пока Манька ела, она все думала, отчего так с Дьяволом интересно, но все время в дураках ходишь. Она давно перестала удивляться чему-либо: каравай то елся, то не елся, то покойники восхваляли себя в огне, то издевались над нею черти, растянутые от точки А до точки Б, то валюта какая-то… С Дьяволом лучше всегда быть готовой к любым неожиданностям, но последнее, что он выкинул, было верхом его сказочного милосердия.
– Манька, выходи, ты чего там застряла?! – крикнул он, когда она нежилась на лавке, вытянув ноги, давая своему желудку неспеша переварить сытный обед. – Сейчас бронировать избы буду, сгоришь ведь заживо!
Манька пулей вылетела на улицу, понимая, что Дьявол ради смеха, шутя, отправит ее туда, куда сам черт не хаживал. Место, где стояла изба, слегка качалось, как трясина на болоте. Из-под земли поднимались языки пламени.
На всякий случай отошла подальше.
– Я есмь фактор Пси! – многообещающе промычал Дьявол. – Сначала пропитаем избы серебряными растворами. Вот уж оборотни порадуются, когда будут грызть бревна. А сверху закуем панцирной обшивкой, чтобы пули и гранаты не пробили стены. Я еще серебряные тропы приготовил, так что по любому мы заставим их лизать серебро. Давненько в моих казематах оборотни и вампиры в таких количествах не получали прописку! Будем изгонять из нечисти Дьявола! – Дьявол довольно потирал руки, предвкушая обильное жертвоприношение и жатву недочеловеков.
Первая избушка поднялась на своей паре ног и несмело потопталась возле жидкой лавы, в которую должна была войти. Манька подошла чуть ближе, держась Дьявола, но, заметив, что он не стоит, а висит над землей, пулей отбежала назад. Ей и со своего места было видно, как мощные, покрытые роговыми чешуями, с очень острыми и длинными когтями лапы избы погружаются в землю.
Пожалуй, такой лапе оборотень был нипочем.
Первая изба приняла вид угрожающей металлической глыбы, за ней вторая.
Избы чуть отступили к реке, чтобы задние и боковые стены оказались защищенными водой и водяными, плотно прижимаясь друг к другу. Река здесь была широкой и с быстрым течением, у берега мелкой, но потом круто уходила в глубину, так что избы как бы были на земле, хотя им, с их длинными ногами, сесть в реку было то же самое, что человеку в калошах присесть над неглубокой лужей и чуть-чуть промочить зад.
Серебряная яма так и осталась кипеть, выплескивая брызги серебра и струйки пара над кроной неугасимого дерева.
