– Ох, ежкин корень… – выругался кто-то.
Оборотень лежал мертвый, но люди не кинулись его рвать, а замерли, с ненавистью глядя на чердачные окна. Многие отступили за деревья и спрятались за стенами.
– Мудро, – произнес Дьявол, на сей раз одобрительно. – Простенько так, положила … Человек, думаешь?
Но Манька уже целилась в следующую жертву. Изба горела, или не горела, но Манька начала задыхаться. Горячий жар обжигал легкие. Прильнув к чердачному окну, которое выходило на реку, она хватала воздух, бежала к окну на лес и гору, стреляла, и снова искала воздух. То ли благодаря выпитому вину, то ли пришел опыт, стрелы летели в цель с необыкновенным послушанием, поражая одного оборотня за другим.
Петляя, оборотни отступали. В ответ из леса снова полетели пули. Манька чуть отступила, скрываясь за обшивкой и бревнами.
Дьявол разложил стрелы, проверив их на заточенность. Заметив, что у бани оборотни не валятся и стрелы не летят, он пролетел по чердаку, не касаясь пола, исчез в проходе. Старик Борзеевич имел опыт стрелка, но последние оборотни без ущерба для себя свалили хворост, и теперь поливали его горючей смесью. Достать их у Маньки не получилось, и пламя вокруг избы-бани взвивалось до самой крыши.
Она бросилась следом за Дьяволом. Сунув сырую тряпицу в рот, положила еще шестерых, которые закладывали под избу-баню динамит. Избы разбрызгивали воду, стачивая ее из бревен, чуть уняв огонь. И сразу затрещали бревна, сотрясаясь от ударной волны.
Манька покатилась по полу чердака, ударившись головой об стену.
Избы устояли, но местами серебро осыпалось. В стане оборотней прокатилось дружное «Ура!»
Старик Борзеевич лежал без сознания, задохнувшись в дыму. Манька сразу же подползла, помогая Дьяволу влить в его рот кружку живой воды, придерживая голову. Борзеевич закашлялся, и снова впал в беспамятство. Его высунули в окно на реку, давая отдышаться. Втянули обратно – и вовремя, меткий снайпер пробил наличник в том месте, где свешивалась голова Борзеевича. Оборотни поумнели и перестали палить с другого берега из автоматов, оставив только снайперов, которые приноровились стрелять метко, учитывая ветер и магнетизм защищающих избы скал, стреляя наискось, без возможности обстрелять чердак внутри, поэтому сидели и ждали, когда кто-нибудь появится в окне.
Снова влили в рот Борзеевича живую воду – старик повис на руках, как тряпичная кукла. Ноги его не держали: как только он приходил в себя, порывался встать, глаза его дико блуждали, он виновато улыбался, бредил и валился снова.
Дьявол перенес его на чердак старшей избы, уложил в постель у окна на реку, накрыв мокрой простыней. И, наконец, догадался поменять направление ветра, теперь ветер дул с реки, чердак продувался через чердачные окна, вытягивая дым, дышать стало легче, клубы черного дыма чуть-чуть развеялись.
Манька спустилась в баню, выпила ковш живой воды, облилась – сразу стало легче. Теперь ей приходилось сторожить обе избы. Она металась по всем окнам, выпуская одну стрелу за другой, отражая яростные атаки. Лезть в огонь враг не рисковал, подбегали и швыряли гранаты – и груды тел оборотней, сваленные вокруг изб, разлетались на многие десятки метров.
Наконец, оборотни отступили.
Выпущенные пули рикошетили от стен. Среди оборотней появились раненные своими же. До Маньки долетали обрывки разговоров. К счастью, люди разговаривали между собой по-человечески.
– Сколько наших полегло! – услышала она и представила, как сплюнул оборотень.
– Я могу попробовать закинуть гранату в окно, – предложил другой, – если вы мне обеспечите подходы.
– Действуй! Будь осторожен!
– Главное, динамит закинь, а там… Эх, мало мы оружия взяли… Нам бы посолиднее и помощнее чего-нибудь, помощь вызвали?
– Да кто же знал!
– Пробовали, связь не работает, все каналы перекрыты…
Оборотни были где-то недалеко от избы, но высунуться Манька не рискнула. Пули летели нескончаемой чередой, не переставая ни на секунду. Враг патроны не экономил. Избы, услышав, что через открытые окна собираются бросать гранаты, тут же их зарешетили.
Манька пригнулась, переползая с одного места на другое.
Дьявол гордо стоял в окне, прошиваемый пулями, слегка наморщив лоб. Избы огонь потушили, но полуобгоревшие трупы оборотней начали вонять палеными волосами и жареной плотью.
– Они все наши позиции знают, – с сожалением произнесла Манька. – Мне бы обозрение с другой точки зрения. Может мне попробовать из-под избы?
– Сама себе говоришь, или избе предложишь? – поинтересовался Дьявол. Он щупал пульс у старика Борзеевича, который то впадал в беспамятство, то ненадолго приходил в себя, пытаясь встать и пройти куда-то, каждый раз натыкаясь на стену. – Здорово его, – обеспокоено проговорил он. – Боюсь, если не оклемается до вечера, будем ребеночка нянчить!
– А живую воду сколько выпил! – возмутилась Манька. – Лишние глаза нам бы не помешали.
– Он не человек, ему что эта вода, что та, он от нее только пухнет и мокнет, если сам не в памяти, – просветил ее расстроенный Дьявол, не отпуская руку старика Борзеевича. – А от огня горит не хуже того костра, что под избу заложили. Изнутри горит. Ты это… с крыши попробуй их достать, – посоветовал он. – Еще на подходе.
Дьявол махнул рукой, и у изб над крышей поднялись гребни.
В сложной конструкции Манька разобралась не сразу. Теперь у нее над крышей появилась смотровая вышка, которая разворачивалась под разным наклоном, и крутилась вокруг оси, и она могла легко скатиться вниз на чердак, или вынырнуть, когда оборотни ее не ждали.
Изба была полна сюрпризов, но Манька не удивилась – курице гребень иметь положено. Правда, с таким гребнем, это, пожалуй, уже не курица, а петух…
Один из оборотней поднял голову над насыпью и полег первым, поскольку вопрос, кто кого переборет, она решила оставить открытым. Оборотни нападения с крыши не ожидали, и пока сориентировались в обстановке, еще три десятка оборотней корчились на земле. С крыши видимость была преотличная, отсюда стрелы разили врага чуть дальше опушки, но оборотни были повсюду – их цветистые палатки просвечивали сквозь деревья. Кто-то прятался за стволами, кто-то в наскоро вырытых окопах, кто-то искал защиту у самой избы, выбирая места, где у нее не было видимости.
Но взрывы все же прозвучали. Два – почти рядом, и три достигли цели, тот, кто кидал гранаты, оказался достаточно метким, чтобы угодить в решетку окна, которая не выдержала. И в образовавшуюся дыру сразу прилетела другая граната.
На этот раз избы не шелохнулись, лишь покачнулись – все-таки это были не избы, а черт знает что…
Манька едва удержалась, чтобы не скатится по покатой крыше вниз.
Когда оборотни отступили в лес, она спустилась на чердак. Три пули ее все же достали – одна в бедро, едва не задев кость, вторая прошила легкое, третья застряла в животе. Она устала и выдохлась, живая вода лечила, но уже не так действенно. Кровь, перестала течь сразу же, как выпила живой воды, но каждое движение причиняло боль. Нога волочилась, начиная потихоньку заживать, а живот жгло – застрявшая в кишках пуля причиняла нестерпимую боль.
