И Манька ненавидела себя, ненавидела жестокий мир, ненавидела железо – и болью отзывалась мысль о Дьяволе, который, она уже не сомневалась, ненавидел ее и волочился за ней лишь с одной целью, чтоб увидеть, как Помазанница раздавит и смешает ее с грязью, не принимая на себя грех, не марая об нее рук.
Что ж, им это почти удалось…
Манька недавно поняла, что именно так убивала людей Таинственная Непреодолимая Сила, облаченная властью. Издалека, без яда, без единого выстрела, пожирая человека из среды его самого. Но сейчас не осталось сил даже ненавидеть, хотелось свернуться калачиком и умереть.
Ощупью выискивая тропу, пробиралась она вперед.
И вдруг…
Посреди болотной убогости, как наваждение, предстал перед нею чудо-остров. Вначале, Манька не поверила глазам, но, когда воспаленное сознание чуть прояснилось, стало ясно, что видение не мираж. По берегам – зеленые кусты, усыпанные красной ягодой, приветливый ручей, с журчанием стекающий в мутную топь. Ей даже показалось, что там, за редкими деревьями, стоит небольшая деревенская изба. А до самых кустов, чуть левее того места, где она стояла, до заветного островка пролегла полоска изумрудной дернины, поросшая осотом, аиром и болотным мхом.
Пожалуй, она могла бы перебраться на нее, если бы удалось за что-нибудь зацепиться, оттолкнуться и прыгнуть.
– Смотри-ка, добрались, наконец, до твердого берега. Определенно тебя здесь любят! Это ж кто такую сказку нарисовал! – умилился Дьявол, пролетев вперед и опустившись на твердую землю. Болото ему было нипочем, он в воде не тонул, в огне не горел, в земле не застревал и в воздухе не падал. Но и он измотался, становясь временами нервным и невыносимо раздражительным.
– О, да тут даже есть чем подкрепиться! – он начал жадно срывать ягоды и совать в рот, смакуя раздавленную мякоть, нашел под елью пару поганок, попробовав и их. – Не единым железом сыт человек! А лягушки-то какие толстые, упитанные, – потыкал тростью в ленивую лягушку, заставив ее пошевелиться. – Знатный выйдет супец, как в заморском ресторане… Ой, да тут и багульник от комаров есть! – обрадовался он. – Да это ж именины сердца!
И, словно прочитав ее мысли, спустился к полоске дернины, попрыгал на ней невесомым полупрозрачным телом.
– Ох, и болото – земля, хоть и разбавленная, – с сомнением произнес он, и тут же его сомнения сменились уверенностью: – Мало ли кто хороводит болотом, главное, про нас не забыл. Когда кругом муть – и манилово путь!
Манька следила за ним во все глаза, пытаясь понять, шутит он или всерьез пригласил. Все же он был не таков, как обычный человек: грязь к нему не налипала, всегда чистенький, ухоженный, и в болоте находил удовольствие, обнаружив вдруг неизвестно каким ветром принесенный из далеких краев ярко-багряный лист. Издеваясь над ней, начинал искать глубокий смысл, представляя лист уложенным в произведение искусства, сравнивал с ней, добавляя, что, чтобы картина полностью соответствовала задуманному и выглядела так же угрюмо, лист надо сделать искалеченным и сгнившим.
По топи пробежала волна, дернина слегка качнулась.
«Господи, но почему нет ни единой мысли о том, что можно, а что нельзя?!» – подумала Манька с тоской. До острова было подать рукой – десять быстрых шагов, но так далеко, как целая жизнь.
Дьявол поет, добра не жди, но она так устала, что не было сил сопротивляться соблазну. Несколько дней нормально не спала, не ела, не ступала по твердой земле. – все ее существо потянулась к этому заветному и вожделенному острову.
Прощупала под собой почву, проверяя тропу, но та вела в другую сторону.
– Не мудрено, тут нет безопасных мест: болото – оно и в Заземноморье болото, – прокомментировал Дьявол. – Да за такую тропу, Маня, трижды помолись да в ноги поклонись! Тебе не угодишь!
Вернулся на островок, распластался под кустом, наслаждаясь отдыхом.
У Маньки отяжелели веки, глаза стали слипаться. Она стояла и смотрела на Дьявола, на остров, на ягоды, как на картину маслом, отчаянно мечтая туда попасть. Там было тепло, сухо, можно разжечь костер… И представила себя в болоте: где она будет спать, что поест на ночь или снова уснет голодной?
– Переправы, переправы – берег левый, берег правый… Болото – оно посередине, – Дьявол сел, с любопытством за ней наблюдая. – Неужели от клюковки откажешься? Не клюква, а чисто виноград! – он сорвал еще ягод и раздавил их.
– Я лодкой ученая, – Манька слабо улыбнулась, отчаянно завидуя Дьяволу.
– Лодка – явление рукотворное, а тут-то, кто бы смог?
Как же, всю жизнь цеплялась за такие тропки – и куда они ее завели? Но разве в болоте пристань не бывает? Нащупав в глубине корягу, она воткнула посох поглубже, чтобы он зацепился за опору. Ухватилась за тоненькую березку, с замиранием сердца вытягивая из хляби ногу, – и, почти растянувшись в шпагате, поставила ее на траву-мураву.
Дернина слегка прогнулась, но выдержала.
Она оперлась на ногу, навалившись на нее всем телом. Положение у нее было незавидное, она была не там и не там – нога едва достала до края, а железо на спине давило в хлябь, став как будто тяжелее. Кривая и сухая березка прогнулась, обнажав вывернутый корень.
Манька растерялась, не зная, как поставить на дернину вторую ногу – и на тропу не вернуться. Она пожалела, что не перекинула сначала железо. Потерять его было не жалко, да только потерять его было нельзя. Упершись на посох, как на костыль, напряглась, вытаскивая из густой каши вторую ногу, резко оттолкнулась и ступила на дернину полностью, оставив посох на тропе.
Сделала шаг, второй…
И вдруг почувствовала, как земля уходит из-под ног, предательски разъезжаясь в разные стороны, открывая под собой жидкий кисель из воды и ила. В мгновение она ухнула по грудь в бездну, опершись на что-то тяжелое в глубине…
Гуща под ногами затягивала еще хуже, ноги как будто заковали в кандалы. Рядом навстречу с громким урчанием, вырвав березку с корнем, поднялся болотный газ, разрывая в клочья остатки зеленого коврика и отбрасывая ее еще дальше от тропы. Теперь до твердой земли было уже не дотянуться.
Ужас объял ее…
В голове за секунду пронеслось столько мыслей, сколько в жизни не передумала. Как все… хуже всех уходила она из жизни, в безызвестности, никому ничего не доказав, с отчаянием, с протестующим молчаливым криком, что нет такой силы, чтобы сломать ее.
Вода достала до подбородка, заливаясь в раскрытый от ужаса рот.
Время замедлилось: секунда стала минутой, а воздух – густым и плотным…
И Манька вдруг увидела, как на расстоянии вытянутой руки ударился о воду конец железного посоха и медленно тонет, погружаясь в ил. Посох все еще цеплялся за корягу, опутанную и застрявшую в остатках березового корня.
Она едва не упустила этот шанс…
Проталкивая руку вперед, сквозь жидкий кисель, сунула в то место, где видела посох, нащупала конец, едва достав пальцами, и изо всех сил рванулась вперед, не двигая ногами. Схватила, и медленно-медленно начала подтягивать себя к тропе.
