Но почему он издевается над ней, задевая за живое? Почему не сказал ни разу: Маня, не верь, пусть говорят, что хотят, ты умеешь – это главное! – и она простила бы ему все зло в мире. Но не говорил. Если собрать дела его, то вроде добрый, если сказанное – хуже злодея нет на свете. Люди хотя бы прикрывались маской благочестия, и только по делам узнавала, о чем думал в это время человек, что чувствовал, какие планы строил, а с Дьяволом наоборот – он не прикрывался словами, выставляя на показ свои неприязнь и презрение, а делами выручал и поднимал ее.
– Это не боль души, это кровь сознания, – объяснил Дьявол. – Помнишь, я говорил тебе про мудреца, жившего в других тысячелетьях? Он еще кое-что сказал: «Кто собирает, отнимая у души своей, тот собирает для других, и благами его будут пресыщаться другие». Твоя душа очень расстроится, если узнает, что ты полетела по миру искать добро, которое она отняла у тебя.
Дьявол против ее воли взял ее за шиворот, рывком вытащил из топи и посадил рядом. Примериваясь к расстоянию, которое поборола, Манька смотрела на топь с ужасом и радостью. И благодарно привалилась к Дьяволу, приобнявшему ее одной рукой. Только сейчас, когда уже не нужно было бороться и боятся, она почувствовала, как ее одолевает слабость, как в тот раз, когда она встретилась с волками лицом к лицу. Ноги сделались ватными, по телу пробежала запоздалая дрожь.
– При чем тут душа? Я у своей души ничего не отбираю. Как я могу сама себя ограбить? Я есть, и я не такова, какой меня видят. Если твоя… Помазанница… отвращает и ослепляет каждого, как могу показать себя? Люди становятся глухими и слепыми. Прежде, чем мы увиделись, они уже имеют обо мне представление, – искренне расстроилась она. – Но ведь у людей наоборот, сначала человек нравится всем, а потом понимание приходит, какой он. И когда пытаюсь доказать, что я лучше, чем думают обо мне, получается только хуже, как будто я оправдываюсь. Совершенство выставляет себя напоказ и говорит: «Что ищете ее, вот я, Спасительница Ваша!» – а где она? Ее нет, она как воздух – за спиной и отовсюду. Что бы я не делала, она, как камень – и чувствую ее. Люди уходят от меня, потому что им тяжело со мной, но не к ней же! Доходят до первого встречного, к которому она не пристает, и пусть он хуже, но остаются с ним и любят его. Разве это справедливо?
– Может быть, ты ошибаешься? – хитро прищурился Дьявол.
– Ну, хорошо, – миролюбиво согласилась Манька. – Пусть я ее придумала, тогда почему люди через нее на меня смотрят? Они тоже больные? Кто им условия ставит, если нет никого? У них дырки во лбу, а они говорят: «мы себя сами!» А как можно самому себе дырку в черепе сделать? И кто убивает людей, на которых я могла бы опереться? И почему утром люди бодрые встают, а я больная? Пересилила себя, и снова человек… Если болезнь была бы настоящая, она не ушла бы. И откуда приходят люди, которые настраивают против меня, убивают моих собак, распускают сплетни, начинают объяснять, что где-то кто-то будто бы даст им много денег, только если меня не будет?
– Ну, иногда полезно выбить дурь из головы. По большому счету, Благодетель должен проверить раба на предмет благонадежности. Вот уволили по наветам – и доказана преданность. Благодетель – как Бог, а к чему рисковать Богу? Он сам себе будет не рад, если вдруг окажется, что кроме него самого никто его за Бога не считает. Это я могу себе позволить быть Богом без паствы, от меня не убудет, а богочеловека делают люди. Забыли – и нет его.
– Но ведь не только нечисть ужасы вокруг себя сеет! – возмутилась Манька. – Иногда простой человек хуже нечисти, который исполняет наказ Благодетеля. Человек изводит мои материалы и радуется, что сделал меня нищей. Ведь не уничтожает он добро кузнеца Упыреева, честно отрабатывая деньги за меньшую плату?
– А это, Маня, слабое звено и неблагонадежные выявляются.
– А почему мне представить себя в уме кем-то проще, чем быть собой? – спросила Манька простодушно. – А навязчивые мысли откуда берутся? И почему память черна, как уголь? Я бы не расстраивалась, но где взять помощь в таком деле, которое люди делают сообща?
– Ох, Манька, – тяжело вздохнул Дьявол. – Так проклятый человек обречен уходить из жизни, закрытый от всего мира. Барахтайся, не барахтайся, а поле твое уже занято. Соль земли делает тебя безводной пустыней, и соль твоя – мерзость передо мной.
– Какая еще соль? – чертыхнулась она, вспомнив дядьку Упыря, который тоже рассуждал о соли.
– Железо. Имя ему – Кровь!
– Вот почему ты называешь меня Городом Крови?
– Это огонь, в который бросают человека, чтобы он был не жив и не мертв. Очиститься – крепкая мышца нужна. Помню, в стародавние времена были люди, которые в огне не горели и в воде не тонули. Мой Огонь их лижет – а они не горят. И никто из них не ушел в Небытие, потому что не знаю, как извести народ сей. А ну, как и ты из их числа? Доведу я тебя до пекла, посмотрю, чем это мне самому повернется. Спешить-то мне некуда, твой конец за мой не заскочит… А если заскочит, Бытие с Небытием местами поменяются, и тут не только мне, но и Абсолюту голову снесет, потому что новый Бог начнет устанавливать порядок.
– Что, Абсолютный Бог не захочет стать Бытием? – грустно усмехнулась Манька. – Мне кажется, люди обрадуются… Тебя они за Бога не считают, им нужен другой Бог, – уязвила она Дьявола.
Теперь, когда они сидели рядом в болотной грязи, а солнце мирно катилось за горизонт, Манька почувствовала себя словно бы на твердой земле, далеко от сюда, и остров уже не казался ей чем-то вожделенным и недосягаемым. Остров и остров, еще один, если повезет, скоро набредут на другой.
– Абсолютный Бог всегда Бытие, – приструнил ее Дьявол. – Для меня. Я его вижу, но войти в Него не могу, мы с ним как плюс и минус. Вся земля, которая у меня есть, взята от Него, Он мое начало и конец. В Нем столько возможностей заложено, что я до сего дня не перестаю черпать вдохновение, и все, о чем бы ни попросил, даст мне. Абсолютный Бог – Душа моя, и Дух мой лежит на Нем. Имя Души моей – Бездна. И я борюсь с этой Бездной, как ты со своей душой. Сочувствую всякому, кто помыслами сердца своего назвал ее Отцом и устремил к ней ноги. Я не рукотворное творение, но даже я не всегда могу с Бездной поладить, и нет-нет, мы обмениваемся воинами Света и Тьмы.
– Ну, ты, конечно же, с воинами Света, впереди, на белом коне…
– Нет, – Дьявол скромно потупил глаза. – Я с воинством Тьмы. И исподтишка. Потому и тренирую бойцов в таких условиях, чтобы не обращаться к ним напрямую. Зомбирую, чтоб ваше голое сознание не остановилось, когда Душа Моя предстанет пред ними. И чтобы, если вдруг про меня Душа спросит, участие мое ни прямыми, ни косвенными уликами не подтвердилось. Не я учил, не я натравил, не я приказал, сами с собой боролись, сами к Абсолютному Богу стремились, сами туда поросились. К чему мне ссориться с Душою Своею? А люди бегут от меня и третируют Душу, подыхая, как мухи, и поднимают новую землю, которая летит ко мне Воинством Света, расширяя мои пределы. Когда-то Бездна заключила меня в землю, и я хочу, чтобы моя земля стала такой огромной, как Бездна, а для этого нужна материя сознания, чтобы, сгорая, могла Бездну потревожить. Земля, Маня, это наше с Бездной творение, пластилин, из которого я слепил себе кожу и рожу.
