Где-то недалеко завыли волки, – стая провожала ее.
Сердце ушло в пятки.
Рядом топал Дьявол. Только, если звери накинутся, какая от него помощь? Вряд ли стая напугается сорванной и брошенной ветром ветки. Наслать дождь или нагнать тучи, или наоборот, разогнать – это он мог, даже поднять бурю или подбросить хворост, если тот был рядом, но, когда заканчивался, обычно, стараясь себя не утруждать, ломал и гнал сучья ветром. Последний вариант у Дьявола получался криво-косо: летела, как правило, не одна ветка, а все сразу, закручивались в смерч, и костер разлетался углями на все четыре стороны. Ладно хоть позволил сплести себе лыжи, которые удерживали ее на снегу. Она голову сломала, придумывая такие, чтобы эти лыжи не мешали башмакам снашиваться, хотя снашивались они, разве что, когда она по льду скользила. Ну да бог с ними, сносит, когда лето наступит. Получились не лыжи, а снегоступы – тяжелые, громоздкие и постоянно ломались. Чтобы соорудить что-то приличное, нужен был инструмент, о котором она могла лишь мечтать.
Она скосила взгляд в его сторону. Дьявол, конечно, сразу утонул в снегу, застрял, покрыв трехэтажным матом и материальность, и свое любопытство.
В общем, как был Дьявол Дьяволом, так им и остался, но он мог не спать, поэтому за костром следил исправно, если приготовить хворост заранее. Хоть это ему можно было доверить.
А еще, как выяснилось, он мог запросто запалить костер, но делал это редко. Обычно, когда она долго не могла высечь искры из отсыревших камней кремния. Спички давно закончились, а бить сырой камень о камень она могла часами, особенно если искры падали на сырые дрова. Дьявол корчил недовольную физиономию, ворчал, потом садился, уставившись в одну точку, пока в этой точке ни от чего не начинало полыхать пламя. Даже сырые ветки от его огня занимались сразу же. Взяв это на заметку, Манька в последнее время старалась идти так долго, чтобы Дьявол прекратил ее мучения после нескольких высеченных искр.
Однажды летом Дьявол запалил дерево молнией. Всю ночь горело, хоть хороводы води. И она спросила, почему зимой он не может повторить свой фокус – было бы здорово просушится, помыться и просто хоть раз нормально согреться. На что Дьявол ответил, что воздух зимой не наэлектризовывается, потому что, в результате холодной температуры, столько влажности нет, и понес какую-то пургу про то, сколько должно быть отрицательно заряженных масс, сколько положительных, и как располагаться должны, а еще про то, сколько должно падать космических излучений на миллиметр площади экзосферы, и про какие-то процессы взаимообмена разных энергий, плавно перешел на атомный и субатомный уровень, про устройство атомной структуры электростанций, про слои материальности…
Связь между тем, как Дьявол вызывает молнию и почему не может вызвать ее зимой, Манька потеряла окончательно где-то на десятом предложении. Больше она никогда об этом не заикалась…
На осинник набрели на второй день. Осинки тоненькие, как на подбор, как раз для кольев. Манька срубила пару осин и выстругала тонкие колья в локоть длиной, с толстой рукоятью и острым концом. Проткнуть вампира – должно было хватить. Она не сомневалась: если вампиров окажется больше одного, колья ей не понадобятся – ее убьют раньше, чем успеет убить хоть одного. Так зачем таскать лишнюю тяжесть? Даже один вампир, наверное, был не дурак, чтобы подставить грудь и спокойно ждать, когда его проткнут.
Дьявол придирчиво осмотрел колья, пока Манька грызла свой железный каравай, разрыл снег и попробовал его воткнуть в замерзшую землю. Кол вошел, но неглубоко. Конец его обломился.
– Ох, Манька, – только и вздохнул он, – Колья тебе не помогут, если ты до вампира головой не достанешь.
– Это как? – поинтересовалась она.
– А так, – ответил Дьявол, – надо предугадывать действия вампира. А воткнуть кол, в лучшем случае, ты сможешь, только если он добровольно перед тобой поляжет. Ну, или в гробу его застанешь. И даже так кол в грудь надо будет вгонять обухом топорика. Силу, махать такими кольями, надо иметь нечеловеческую. На, вон, потренируйся, проткни-ка землю. Думаешь, в плоть эту деревяшку воткнуть легче? Но разве ты достанешь то место, где он спит, если ничего о вампирах не знаешь? Или решила, что я сейчас возьму, да все тебе выложу? – Дьявол помолчал, заметив, что Манька последними словами заинтересовалась, и закончил печально: – А мне, Манька, то место не ведомо! Вампир, когда спит, мыслей не имеет, холодный он, как айсберг в океане, никакого инфернального излучения. Прах прахом. Но это древние вампиры так время проводят, а современные времени не теряют, получая от жизни многие радости – их в гроб никаким калачом не заманишь.
– Ладно, отыщем, – успокоила Манька себя. – А может, и проскочим, авось не заметят.
– Куда проскочим? – опешил Дьявол, – Мы что, передумали по Благодетельнице пройтись? Испугалась, значит?
– И ничего не испугалась, – разумно рассудила она. – Голову можно за так сложить, а можно за дорого. Мне не всякий вампир нужен, только Их Величества. Один должен ответить за поруганную землю, – перешла она на язык Дьявола, – а вторая – за бессовестное вранье. Но сначала я все же попробую уладить дело миром, – пошла она на попятную. – Если, конечно, Ее Величество еще не знает о смерти своей тетушки. Я вообще думаю, что она ничуть не переживает, а то с чего бы ей свою родственницу в болоте держать.
– Потому что кикиморам в болоте самое место, им там вольготно, там они у себя в родной стихии.
– Чудны дела твоей нечисти, – осталась Манька в сомнениях. – Я вот вроде в сказку попала, а жизнь у меня отчего-то не сказочная. В сказке у добрых героев жизнь намного легче. И везет им. Обязательно встретят того, кто их направит и поможет, а где мое облегчение?
– А кто тебе сказал, что ты добрый герой?! – опешил Дьявол от ее наглой концепции.
– Ну, не я ж мужика увела у Ее Величества.
– Скажи ему об этом, – засмеялся Дьявол. – Маня, человеку свойственно видеть мир через призму убеждения в своей праведности, да только недолго музычка играет. Вампиры правят миром, а человек его пища. И если его на фарш пустят, никто имя не вспомнит – и где добро его? А если вампир ушел в мир иной, в мученики записывают и молятся на лик – и где зло? Время все расставляет по своим местам, даже товарища Ленина.
– Вот опять ты все перевернул. А как жить без веры в свою праведность?
– С верой в неправедность, – отрезал Дьявол.
Шел четвертый день после того ночного разговора. За три последних дня прошли больше, чем за предыдущие две недели. В снегоступах Манька бежала, не останавливаясь на передышки, на этот раз не позволив адреналину погрызть здоровье – бежала, скорее, от страха.
В прямом смысле…
Сначала чужой яркий сон, как будто все происходило на самом деле, не выходил из мыслей, – не иначе Благодетельница похвасталась. Да так обозлилась, что даже сны и те чужими стали – злость придала ей сил. Она была полна решимости разобраться с мучительницей. Но время шло, сон потихоньку стал забываться, а вместе со злостью ушла сила, которая гнала ее, но пришла другая, вместе с осознанием сущности Ее и Его Величеств и тех Благодетелей, с которым она сталкивалась в своей жизни. Могли ведь запросто сожрать. Так что два последних дня она бежала, чтобы поменьше думать. Но к концу четвертого дня и эта сила истощилась. Она так устала, что готова была сдаться на милость хоть вампиров, хоть драконов, хоть железа – и снова ползли, как черепахи. Настроение поднялось лишь ближе к вечеру, когда набрели на трухлявый высокий пень, в котором добыли немного меда.
