«Расскажи об избе! – умоляюще попросила она мысленно Дьявола, когда старуха скрылась за занавеской. – Откуда взялись? Может нам не Посредницу с Величествами искать, а яйцо?
– Избушка не курица, размножается по-своему, – ответил Дьявол вслух, нисколько не заботясь, что Баба Яга его услышит, прошел к столу, сел на лавку рядом. – Ну, из яйца! А яйцо кто сделал?
– А, так все же был плотник! – забывшись, радостно воскликнула она.
Заметив, что старуха-молодуха выглянула из-за занавески и смотрит на нее подозрительно, Манька поправилась:
– Я говорю, богато живете! Это ж, какой плотник такую избу родил?!
И снова перешла на мысленное обращение, ткнув Дьявола в бок – «А там и железо сносится, и препятствия не будет между мной и Помазанницей. Без железа-то мы скоренько добежим!»
– Ну, Манька, – угрюмо проворчал Дьявол, скорчив кислое лицо, – ты хоть понимаешь, чего просишь? Где ж найдешь столько денег плотнику заплатить? Он и руки тебе не подаст! Избы, поди, сбежали от такой, как ты… – и поделом. Избам хозяйские руки нужны, а у тебя не руки, а крюки! А вдруг они елками питаются, а у тебя леса нет, весь лес у Господи Упыреева, чем кормить станешь?
Манька опустила взгляд на колени, безусловно понимая, что Дьявол прав. Зачем она избам со своими язвами, железом и нищетой. От нее и люди-то шарахались. Руки сразу стали лишними, сунуть их было некуда – она положила одну ладонь на колени, вторую на стол, но руки все равно остались чужими.
– Был плотник, не был, что тебе от моей избы? – старуха угрожающе нависла над ней всем телом, сжимая в руке поварешку. – Уж не позавидовала ли ты мне? Чай, обобрать решила?
– Нет, что вы! – устыдившись, горячо отнекалась Манька. – Я это… я понять хочу!
– Да хоть на цепи, а со мной избам все одно лучше, – проворчала Баба Яга, отворачиваясь к печи. – Вон как обернула – едва за порог ступила, а уже глаз на чужое добро положила! Ты, Маня, мое мне оставь! Мы тому рады, что Бог подает, а если тебе не дал, значит, не достойна ты. Вот и прими убогость свою, как должное. Видишь, как нутро твое поганое вылазит! Достать такую внутренность не грех, а благо, как с таким жить? Не удивительно, что мать и отец от тебя отказались, и люди бегут, и даже Дьявол побрезговал бы, не сподобился бы забрать за грехи твои… – хмуро закончила она обличительную речь.
– Так вы про это… про внутренность… в смысле, про поведение мое? Чтобы я поняла? – Манька сердито взглянула на Дьявола.
– Ну а как же, – проскрипела Баба Яга. – Вот и послушай мудрую женщину: не спроста человеку проще спалить добро, чем в твою руку передать! А отчего, думаешь, такое происходит? – она со смыслом прищурилась.
– Не знаю, – ответила Манька с видом прилежной ученицы, скромно потупилась и слегка покраснела, поправляя скатерть все еще чужими руками. Она не ожидала, что Посредница будет рассматривать ее внутренности прямо с порога.
– Уважаю такого человека, – похвалила Баба Яга мудрого человека. – Умеет поберечь свое добро, – с видом строгой учительницы продолжила она, стоя в проходе на кухню, взирая на нее со своей высоты. – Но постыдного в этом ничего нет… Да разве ж можно его тебе доверить?
– Ну-у… – протянула Манька несогласно. – Я всегда работала на совесть.
– Доброму хозяину служба ищущих мудрости его и преумножающих имущество его в радость, а не твое бахвальство, будто не человек тебя обогащает, когда зарплату платит, а ты его, – осудила ее Баба Яга. – И научает, и поднимает работников добрым именем своим. Если хозяин крепкий, так и работников его уважают, а если никудышный, так и работников ни в грош не ставят.
– Ну, если хозяин богатый, еще не значит, что работники как сыр в масле катаются.
– Опять перечит! – всплеснула Посредница руками. – Взять избы, нет ни у кого таких, а эти, худо-бедно, все еще живы, а будь у другого, так сгнили бы давно. И образцовое служение их в заслугу ставит Господь и тому, кто хозяином им был. Хороший хозяин грамотно распоряжается добром своим и своими работниками, на место их ставит, не позволив на Господа заступить. А когда придет время, Сына своего позовет – и будут думать, как наградить сестринский труд. А ты, что могла бы дать избе? Какое от тебя добро? Гнилая ты – и Бога на тебя нет, отверз уста и проклял за грехи твои. Карма это, Маня. Тяжелы грехи, но не за горами смерть твоя. Пройдешь до смерти со смирением, и вот она твоя радость – Царствие Небесное. Награда душе твоей. Умри достойно – и отойдут грехи, ибо поняла, тяжелы они были. А жизнь наша, Маня, по грехам нашим из прошлой жизни дается. Куринный у избы ум, а и то в страхе бежали бы от тебя, – она погрозила костлявым кулаком куда-то в воздух и грозно прикрикнула: – Если еще раз взбрыкнете своими погаными лапами, поминки я вам справлю, горстью пепла развею по закоулочкам!
Что значит, бежали? Может, Баба Яга посылала их ее искать, а они не захотели?
Сидят на цепи, а туда же…
Пренебрежение изб ее задело. Может, вонь изб изнутри прикрывала гнилые нечистоты умного начала, которыми они ее рассматривали? И как только достигали возвышения над ней, бегали по нечисти и доказывали свою хитро-мудрую науку, что тоже могут унизить человека?
Манька скептически про себя усмехнулась: не видела она заслуги старухи-молодухи перед избами, чтобы позволить так измываться над собой, хоть ты тресни! Разве жила Баба Яга в них? Разве видела в них избы? Разве любила? Да, денег у нее, может, не было, но ведь и у изб их сроду не бывало, вряд ли Баба Яга платила им за верную службу.
Но избы, видимо, считали по-другому.
Манька горько вздохнула: сама-то, чем лучше их? Не к нечисти разве шла на поклон?
Она хотела возразить Бабе Яге, что как раз наоборот, Бог учил только себя любить, не сотворив перед ним кумира, но вовремя вспомнила, что учил ее Дьявол, который для людей был Пугалом. А Сын Отца учил прежде любить его, а Отец как бы сам собой приложится. Даже апостолы не имели в себе заповедей Дьявола: «Что же вы ныне искушаете Бога – сказал Апостол Петр, когда Посланцы к язычникам заспорили между собой, – [желая] возложить на хребтину учеников иго, которого не могли понести ни отцы наши, ни мы? Но мы веруем, что благодатью Господа Йеси Спасителя спасемся, как и они…»
Вера в спасение не мучает людей. Правильно верили, неправильно – во что верили, то и получили. Кузнец Упыреев верил, Баба Яга верила, Благодетельница верила – имели. Сама она то верила, то не верила – и не имела. Может, надо было верить так, как они верят? И избы, наверное, верили-не-верили. Но опять же, разве мало таких, которые молятся день и ночь, а счастье и в следующей жизни не предвидится? Благодеяние от Бога считали чудом, а чудо – оно на то и чудо, чтобы быть исключительной редкостью. У Бабы Яги, вон, место перед иконой не протерто – значит, не по молитвам Спаситель раздавал.
Она промолчала, прикусив губу, еще раз огляделась, с сожалением оставляя мысли об избах. Чужие это были избы, но умные, наверное, раз нашли себе богатую хозяйку. Что бы они увидели, если б посмотрели на нее – железный ужас… – и бежали бы на край света к той же Бабе Яге, у которой железа на себе не было, или было, но такое, как у тех разбойников, которые железом своим не тяготились.
