И запах…
От недолгого пребывания в избе он въелся в кожу и в одежду, и она чувствовала его ядовитые испарения, будто съеденную отраву, разъедающую плоть.
Но повела ее старуха-молодуха не в баню, а к колодцу…
Манька шла за ней, затаив дыхание. Надежда, что она опять сможет отрастить себе новые зубы и мясо на ногах и руках, вот она, рядом. Она точно знала, что никуда не уйдет от колодца, пока не придумает способ украсть у старухи воду. Она уже не сомневалась, что Баба Яга ни за что не поделится лекарством от всех хворей, а если догадается, что знает про свойства воды, поставит охрану или высокий забор.
Баба Яга достала из кармана шубы связку ключей, немного повозилась с замком, с трудом отодвинув тяжелую чугунную крышку.
– Ты, душечка, плюнь сюда, – попросила старуха ласково, строго взглянув на нее.
Манька в отчаянии посмотрела на Дьявола, который в это время стоял от старухи сбоку, будто прикрывал своим телом. О плевках она знала немало – однажды плюнула и изменила природу воды. А еще ей вспомнилась ложбина, на которой паслись стада, поедая ушедшую под снег траву. Но могла быть и мертвая. Просто закрытую воду никто не использовал, а рассыпанное вещество ее как-то обеззараживало.
– А не боишься, что заразный станет? – Манька сплюнула под ноги Бабе Яге кровавой слюной.
– Ты это что же, в меня плюнула?! За хлебосольность мою?! – изумилась Баба Яга, слегка растерявшись. – Не к месту мне объяснять, – сладенько и с угрозой проговорила она, прищуриваясь, – что колодец этот яму роет всякому, кто воистину не ведает имя святого Благодетеля. Уразумей, мне нужда посмотреть, сколь мертва ты в себе!
– Нет! – не сдержалась Манька, ответив с удивительной для себя самой твердостью.
Такого сопротивления Баба Яга не ожидала, лицо ее, даже при свечах, заметно побагровело. Она угрожающе надвинулась.
Манька пятилась назад.
– Сама плюнь! – предложила она, разворачиваясь в сторону бани. – Может, мне напиться из него придется, что же, свой плевок на себе понесу? Вот еще, в колодец плевать…
– Маня! – окликнула ее Баба Яга, сделав еще одну попытку уладить дело миром. – Я-то плюну… Запомни, воду живым не испоганишь, а конченый человек, не имея внутри себя живого, обгадит колодец. Но станет вода лечить себя и проявит все, что гнилое в тебе нашла… Вот, смотри! – Баба Яга смачно плюнула в колодец. – Этот колодец не для питья выкопан, а для рассмотрения внутренностей. Нельзя из него пить! Не простой он, а поганый. Столько людей в него плевали, что заразы в нем больше, чем в иной отхожей яме.
– Видела я, как однажды колодец сам себя вылечил… Завтра решим, буду я в него плевать или нет.
И сразу испугалась своей дерзости. Теперь ей воду точно не достать! Вернулась к Бабе Яге с повинной головой.
– Тетушка Яга, я плюну, но ведь темно, не разглядеть нам! Как болячки лечит, я видела. Кость одну оставляет, а мяса на кости нет! Я ужас как испугалась! Боюсь я, не заставляйте меня!
– Вот и посмотрю, – Баба Яга грубо схватила ее и потащила к колодцу, нагибая голову над водой.
– Не-е-ет! – Манька вывернулась и побежала к бане, пожалев, что не придумала ничего умнее. Молиться – это она тоже зря… – и захныкала, похлюпав для верности носом: – Завтра, может быть, издалека…
Старуха еще чего-то говорила, грозила, ругалась, уговаривала, но Манька не слушала. Дьявол в свое время тоже уговаривал. Наверное, неспроста, могли бы и сами. Видимо, поворачивался колодец задом наперед, только неизвестно, сколько раз, и, возможно, у Бабы Яги лимит вышел… Или определенный человек должен был плюнуть, внезапно догадалась она.
И сразу защемило сердце: а если и у нее лимит закончился, а вода в колодце мертвая?
До двери избы-бани Манька бежала, придумывая Бабе Яге смертные муки за насильственные плевки, которыми та потчевала животворящую воду, и вряд ли заметила, как обе избы слегка повернулись окнами и дверным проемом в ее сторону, чуть привстали, осыпав с себя снег, и испуганно прижались к земле снова, только удивилась, когда дверь бани оказалась на новом месте, а не так как она ее приметила. Пару секунд постояла у крыльца, соображая, что бы это могло значить, а после решительно ступила за порог, чтобы выиграть время и спрятаться от сильных рук Бабы Яги. Та не оставила надежду заставить ее, бежала следом, призывая одуматься и обещая выписать пропуск прямо сразу, прямо сейчас, но Маньку ей было не догнать, натренированными ногами бегала она шустрее.
В бане, пожалуй, можно было жить, как в избе. Теплый предбанник занимал половину бани, с выходом на улицу и двумя окнами, увешанный вениками на протянутой через весь предбанник веревке, с удобными плетеными креслами вокруг плетеного стола, с тазами, сложенными друг в друга, на широкой лавке. Вдоль одной стены стоял узорный шкаф-буфет с пузатым самоваром и пыльными чайными красными в белый горошек чашками, которыми, очевидно, давно не пользовались. Как и в основной избе здесь имелась лестница в подвал и на чердак, отделение в виде комнаты для складирования всякой утвари и вещей, и дверь в совмещенную парную и помывочную. Теплая часть, где располагалась печь, занимала вторую половину избы-бани. Вдоль стены, напротив печи с каменкой и котлом для горячей воды, располагалась широкая лавка, напротив двери возвышался полог и лестница на него из семи ступеней с ограждением. Баня была большая, просторная, будто сделанная для важных господ. Возможно, для охотников, приносившие Бабе Яге шкурки животных. Или для клиентов, ищущих пропуск в иной мир. Гости тут бывали: тазы для помывки, вложенные друг в друга, стояли на лавке, рядом с печью и под лавкой валялись использованные пожелтевшие от времени березовые и дубовые веники, мужские поношенные носки, семейные трусы, сложенные в мусорное ведро с листьями, на лавке лежало забытое кем-то полотенце, а у печи валялись две пары поношенной обуви.
И никакой вони – внутренность избы-бани ничем не пахла…
Манька подивилась: надо же, две избы, а какие разные! Здесь она, пожалуй, осталась бы… И откуда запах во второй избе? Неужели действительно Баба Яга хранит в ней трупы? А где? Это ж смертоубийство…
Жара в бане было хоть отбавляй и горячей воды целый котел. И топка была большая, вместительная, похожая на печь в большой избе, только утопленная в половицы. Вдоль стены, между пологом и печью, в ряд стояли четыре здоровенных бочки с холодной водой. Надежда, что она могла взять воду в бане, радовала ее, но вода была явно не из колодца и не первой свежести. Внутренность бочек покрывал толстый слой ила, а вода имела зеленоватый оттенок, указывающий на присутствие водорослей.
– Так баня же еще не закрыта! – возмутилась Манька, ткнув пальцем в жерло топки.
В топке в полную силу странным бело-желтоватым огнем полыхали два больших, толстых, только что подброшенных полена, но ни дыма, ни углей она не заметила. И светло от них было, будто день на дворе.
– Хочешь, чтобы я угорела?
– Это… ее нельзя закрыть… – Баба Яга смешалась на пару секунд, а потом расплылась в насмешке, кичливо выставляя еще один признак превосходства. – Это, Маня, у нас, у людей, доброе к доброму. Не иметь тебе такую баню еще потому, что дрова ей нужны особенные!
