– Ну, в последнее время они вялые какие-то…
– Во-первых, немного железа сносила, а во-вторых, рядом нет человека, от которого отразился бы голос, вошел в твою землю и на другой стороне наябедничал, – объяснил Дьявол. – Так что ни о Кикиморе, ни о Бабе Яге вампиры пока не знают. Возможно, волнуются, почему не выходят на связь, но кто подумает, что исчезновение крутейшей нечисти дело рук какой-то бомжи? Орешки покрепче падали замертво от одного их взгляда. А пропадать им не впервой. Кикимора обычно на зиму в спячку впадает, а Баба Яга закроется в избе на месяц-другой и запасы изводит, катаясь на человеческих косточках.
От его слов у Маньки камень с души упал.
– Так мне бояться или радоваться? – не поняла она.
– Радоваться, что клык им подточила, и помнить: клыки у вампира быстро отрастают. Как только людей встретим, все твои грехи наружу выйдут. Но, кто предупрежден – тот вооружен. Древние вампиры могут пить кровушку, пока слово в земле лежит. Достанешь – развеется. А чтобы достать его, нужно вспомнить, кто слово посеял и что это было за слово. Древние вампиры мелют, что ни попадя, а истина лежит на дне глубокого колодца, и прежде, нужно открыть матричную память ближнего, а он куда опаснее, если стал на путь вампира. Это уже не ближний, а враг, в руке которого и ты, и твоя жизнь, и все, что у тебя есть. Я предупреждал, что как только человек пренебрежет мною, отдам его врагу, который сокрушит его жезлом железным.
Дьявол стал сумрачным, от него повеяло холодом.
– Человек-вампир намного опаснее древних. Сердце бьется и качает кровь, но сердечная чакра холодна, как у покойника, и сокрыто там яйцо, а в нем игольница с иглами – те самые слова. Этими иглами вампир достает кровь ближнего и черпает силу его земли. И если бы сломать те иглы, то древние вампиры умерли бы, а вампир-человек потерял бы свою власть, но достать их ой как непросто!
Думает человек, вот пойду, найду дерево, а в нем сундук, а в сундуке заяц…
Да не тут-то было! Живой пример – мертвецы в избе Бабы Яги. Ведь иной раз и заяц оказывается рыкающим львом…
Сказка ложь, да в ней намек: дерево – сознание вампира, сундук – сердечная чакра, а зверюшки и птички – препятствия, обороняющие вампира. И чтобы достать их, надо найти глубокий колодец, и так глубоко в него нырнуть, чтобы всплыть на другой стороне. А как, если ты и шага ступить не можешь, чтобы не наткнуться на каменную или бестелесную тварь?
– Ты хочешь сказать, что вся эта сказочная галиматья – история боевых баталий вампира с проклятым? – опешила Манька.
– Именно, – Дьявол вышел из сумрачного состояния, уминая прожаренный гриб. – Так что, Маня, ты реально в сказку попала. Но не все сказки с хорошим концом. Единичный случай становился сказкой, а все прочие заканчиваются в подвале Бабы Яги или в болоте у Кикиморы. Тебе просто повезло, что я с тобой был. Бывалый – уж сколько я их на своем веку перевидал.
Заметив его хитрый взгляд, Манька попыталась определиться: или вампиры не настолько страшные, или Дьявол позаботился об алиби. Он, конечно, в последнее время стал покладистей, но привычки прорекать на обе стороны, не изменил. Скажет потом: «Не облаживался я блаженными, блажили лапшой моей, и не блажите на меня», а если ей подфартит, начнет оправдываться: «Я говорил! Я предупреждал!». Перед ней он, обычно, не оправдывался.
Дьявол протянул ей веточку с недоеденным грибом. Она отмахнулась от лакомства, гадая, как поступить на этот раз. Лучше перестраховаться, чем недооценить противную сторону, не раз и не два пришлось посыпать голову пеплом, когда посчитала себя победившей стороной.
Снег под елью стаял в первую очередь, земля, покрытая ожившим зеленым мхом, почти подсохла, под просушенными горячим дымом ветвями было сухо. поэтому Манька с удовольствием сняла сырые носки, поставив ноги на мягкую шелковистую подстилку. Где-то неподалеку снова повалились деревья, но уже без сотрясания земли. Скорее всего, великаны притоптали маленькие деревца. Она привстала, вглядываясь в темноту. На этот раз воронье не среагировало на шум, и все быстро стихло. Наверное, великаны повернулись во сне. Придвинулась к костру, созерцая огненные языки пламени. То белые, то ярко-желтые, то кроваво-красные, а сама ветвь казалась сгустком плазмы молочного цвета, в которой разливались желтовато-голубоватые струи, как будто по венам текла кровь.
Значит, вампира не отличить от человека…
В таком случае, с трудом верилось, что они могут безнаказанно убивать. Разве укушенные не заявили бы на них? Но после недолгого размышления пришлось признать: у Дьявола были основания, говорить о них как о хладнокровных убийцах. Где роскошествовали, там и нищенствовали, и сознание невольно устанавливало золотую середину, но была ли она? Статистика поворачивалась к Дьяволу лицом: только единицы могли назвать себя Мудрыми Помазанниками, а остальные незаметно приходили и уходили из жизни, не оставляя ни имущества, ни памяти о себе. Да, были люди, которые и жили справно, но ведь Дьявол не отрицал, что не все становятся вампирами и проклятыми, и были те, что удивляли своей щедростью, но они всегда были где-то там, где не было ее, и мечта подружиться с ними оставалась несбыточной, ибо каждый раз убеждалась, что слухи высосаны из пальца. Каждый ограбленный верил, что вот-вот наступит белая полоса и ждал ее годами, а у единиц молочная река бурлила, обильно орошая сады, в которых ломились ветви под тяжестью созревших в один день плодов.
– Уф! – Дьявол, похлопав себя по животу.
– Если как люди, почему они страшные? – Манька пыталась найти отличие между собой и господином Упыреевым. На роль вампира в деревне она больше никого не заподозрила. Ну, может быть, еще его охранники… – нелюдимые и вечно ухмыляющиеся, будто знающие о ней какую-то нелицеприятную тайну. Таким убить человека, как по нужде сходить – неприятные мордовороты. Нет-нет, да и находили недоброжелателей Упыреева в чистом поле или в придорожной канаве, иных еще тепленькими. Но назвать их вампирами язык не поворачивался: не жировали, жили на то, что Упыреев подавал, хотя подавал приближенным он несоизмеримо больше, видимо, не полагаясь на свое вампирское долголетие. И поскольку жили те охранники в деревне, а семьям их было что поесть-попить и во что одеться, многие испытывали гордость, что у деревни есть крепкий обстоятельный хозяин, который никому спуску не даст и чужакам не попустит.
– Потому что клоуны на могилах и пограничные чудовища не умеют вредить самостоятельно, – растолковал Дьявол. – Против человека их поднимают вполне себе живые и благополучные вампиры. Бросил в землю проклятого слово, подошел с другой стороны – и свита тут как тут: пограничные чудовища из гробов восстали и доказывают, кто в земле главный.
– И не укрыться?
– А как, если человек не подозревает об их существовании? – Дьявол зачерпнул из котелка кружку чая. – Вампиры пришли и ушли – кто поверит, что они кого-то убили, если оболочка жива? Кому человек предъявит претензии, что имело место насилие, если не помнит? Для многих ритуал посвящения – игра. То, что один взлетит, а второй упадет, для них само собой разумеющееся, они же поймали недостойного, для них он никто и звать никем, и не многие связывают его падение с ритуалом. А для тех, кто поучаствовал в ритуале и решил последовать примеру, ничего не стоит поймать случайного человека, который им не понравился. Поэтому вампиренышей и прочей нечисти много, а настоящих чистокровных вампиров мало.
