– А что с человеком?
– А человек становится в своей земле скитальцем, с болезнями и ужасами на каждый день. И куда бы ни ступил, встанет на железо, под которым глубокая яма, где острые колья и скрежет зубов. В каждом слове проклятый слышит то, что говорили о нем вампиры, чувствует себя тем, кем они заставили его быть. Он ведь тоже вошел в землю ближнего, только не Царем и не Богом, а немощным и убогим существом, исполняющим прихоти вампиров, осмеянный, измазанный непотребствами. Какое-то время он еще живет прежней жизнью, но люди уже не видят его, а только железо. Дела человека с каждым днем все хуже и хуже, а он не замечает, и словно бы пьян, списывая свои неприятности на черную полосу. Только она никогда не закончится. И однажды понимает, что жизнь ушла под откос, как поезд, который не поставишь на рельсы, и он один со своей бедой…
– Значит, спасения нет?
– У проклятых три дороги: первая: помучиться здесь, потом умереть и мучиться там, пока не призову на Суд обоих, а там разговор короткий. Вторая: отправиться на смертный бой с вампиром. Но для этого нужно знать врага в лицо, а он не помнит. Третья: найти того, кто взял его в залог, но для этого надо о-очень низко пасть!
– А я какой иду?
Дьявол рассмеялся.
– Твоя ноша – железо, твоя постель – еловые ветки, твой дом – елки в глухом лесу. Даже у зайцев и медведей есть норы и берлоги. Куда еще ниже падать? Но если докажешь, что вампир не свое имущество заложил, потребую отчет, почему подсунул то, что ему не принадлежало. Но пока вампир – твой господин, твоя земля его признала его своей головой.
– Я не признавала! – возмутилась Манька.
– Почему же твое нутро славит врагов? – ехидно поддел Дьявол. – Попробуй сказать, что ненавидишь вампира, и послушай, что оно тебе ответит!
Манька прислушалась к себе, пытаясь настроится на негатив против Благодетелей. Ненависти действительно не было. Слово «вампир» вызывало лишь приятные ассоциации и необыкновенную душевность, а когда попыталась изменить мнение, на пути встала непробиваемая завеса. Она и не подозревала, что так искренне любит Их Величества – это стало для нее полнейшей неожиданностью.
– Да это ж сад цветущей амброзии, – невольно позавидовал Дьявол. – Я, в лучшем случае, с грязью смешан, в худшем, прибит гвоздиками к вашему грешному существованию…
Манька снова закрыла глаза, медитируя, пытаясь думать о себе положительно, обращаясь к замеченным сущностям. И внезапно наткнулась на жесткое сопротивление…
Тьма внутри предстала пред нею, как резиновая подушка, в которую она упиралась снова и снова, мысли постоянно сбивались, возвращая ее в исходное состояние – и, к ее удивлению, в этом состоянии она себя не узнала. Навстречу поднялась какая-то пространственно-чужеродная муть, как будто она нащупала людей в полной темноте, наощупь, и даже услышала голоса, но слов разобрать не смогла. Сказать, что ее заметили, было бы неверно. Просто едва угадываемые сгустки темных сливающихся между собой образований в ее пространстве обращались не к ней, ее сознание натыкалось на них внутри себя, как на застарелые ноющие занозы, которые невозможно вытащить из-за наросшей сверху здоровой плоти. То, что там люди, едва угадывалось, и она их не знала – это были чужие и незнакомые люди. И эта странная мешанина ограничивала пространство внутри нее. Через это грязное пространство внутри себя она чувствовала тело, но наполнить его положительными эмоциями не получилось, как будто она на самом деле сидела в темнице.
– Это что за хрень? – испуганно вскинулась она.
– Сыны Царствия. И плевела – в печке огненной… И ни один вампир добровольно от этой жатвы не откажется. Во всяком случае, царю Экклезиасту, решившему исследовать природу вампиризма, вылечить себя от оного не удалось, – Дьявол театрально умилился, ударившись в воспоминания. – Что он только ни делал! И вином себя ублажал, и домов себе, любимому, понастроил, и каждую ночь – девственница… Вот только с ближним поделиться ума не хватило!
– Охренеть! – открытие оказалось не из приятных.
– Сказано Йесей: «Сеющий доброе семя есть Сын Человеческий; поле есть мир; доброе семя – это сыны Царствия, а плевелы – сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы – суть Ангелы. Посему, как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего: пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие, и ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов; тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их…» Маня, ты сейчас любуешься на свое поле, в котором проросло семя добрых сынов Царствия, которые праведники, и на себя лукавую плевелу, делающую беззакония. Осталось приблизить твою кончину, чтобы отправить в геенну огненную, но то ты своим упрямством решила испортить вампирам обедню. И кто ты после этого?
Много рассказывал Дьявол о нечисти, но каждый раз Манька открывал что-то новое, все меньше оставляющее ей места в этом враждебном мире. Ее душила бессильная ярость и обида, хотелось расплакаться – даже думать о себе правильно не могла, но эта ярость была лишь в сознании, а внутри нее она была грязь из-под ногтей вампира.
– А нахрена я таскаю осиновые колья, если зло во мне? – раздраженно спросила она. – Ими разве что себя убить. Один огород меня бросил, второй – смерти ищет, – подвела она итог своего безрадостного существования.
– Колья тебе нужны для защиты от живого вампира. И не огород тебя бросил, а черви житья не дают, сама по себе земля – безобидное хранилище информации.
– Но почему именно со мной такая беда приключилась?
– Сколько вампиров – столько проклятых, но другие не бунтуют. Их попросили – они самоустранились. Люди безропотно умирать на войну отправляются и не устраивают истерик, а это похуже судьба. Назови хоть одного, кто бы одобрил твой променад.
– Опять вернуться предлагаешь? Тогда мне действительно останется веревка и мыло – всю жизнь знаю наперед. А если вперед, то неизвестно, чем все закончится. Неужели нет ни одного человека, который бы смог побороть вампира или договориться с ним?
– Иуда… Он не только открыл вампира, но признался и раскаялся. Но чем ему отплатили? Его прокляли, имя стало нарицательным. Люди, как ты, хотят с нечистью жить в мире и согласии.
– Ну правильно, их же вампиры не трогают. Память на месте, железная темница не мучает. Они даже не поверят, что такое бывает, пока самих не проклянут, – с болью в сердце вздохнула Манька. – И большинству боятся нечего – пронесет. А проклятый, даже если захочет изменить судьбу, что он может? Ты ему ни одного шанса не оставил, —скупая слеза жалости к себе скатилась, оставляя на щеке мокрую дорожку.
Дьявол неопределенно пожал плечами, вылил в котелок остывший чай, зачерпнул снова, подул, отпив глоток.
– Везде, где есть вампиры, есть и они, связанные, обездоленные, брошенные в темницу. А среди них тот, который не признал поражение. Я не могу отнять у него надежду. И у тебя не отбирал, только помогаю осознать глубину и ширину трагедии. Ты смогла увидеть древних вампиров, а это уже начало избавления от вампира. Звездопад – чудесное явление, предшествующий его концу. Когда древние посыпались с небес, Сын Человеческий становится персоной нон-грата. Ты, вот, идешь и думаешь: ничего не происходит, все как прежде… А ведь сегодня ночью, когда заглянула в сердце и нашла обман, уже освободилась от вампира, как от наездника, ты уже не ослик со сломанным хребтом. Не объяснять же мне, в самом деле, когда человек умер, что ближний его был вампиром, и любовь у него нарисованная, и жизнь прожил не свою… Прощение не обещаю, но в Бездну пойдете рука об руку, как равные.
