— На земле, возле сточной канавы? О нет, что вы. На земле холодно, кроме того, там полно крыс. У меня, в конце концов, тоже есть гордость.
Леди Констанс расстроено вздохнула. Откровения Харриет поставили ее в щекотливое положение. Она не могла выйти замуж за порочного герцога, готового пожертвовать чистотой брака ради плотских утех, не могла даже ради его титула.
— Не желаете, флакон с нюхательной солью? — участливо спросила Харриет. — У герцога найдется в ящике с бренди, на который он уложил меня не далее как вчера.
Леди Констанс покачала головой, бросилась в открытую дверь и далее вдоль колоннады коридора, будто за ней гнались все гончие ада.
— А как же ваши деньги? — крикнула ей вдогонку Харриет, выбежав за ней в коридор.
— О-о, оставьте их себе!
— Спасибочки! — Харриет подмигнула горничным, которые, открыв рты, следили за происходящим. — Я прикуплю вам панталоны на сдачу.
Ну вот, снова она за старое. Она знала, что придется все рассказать леди Паулис, все как было. Ей придется расплачиваться за свои грехи. Она опозорила герцога, и самым ужасным было то, что она не чувствовала ни малейшей вины. Это было то самое «отсутствие раскаяния», о котором говорил Харриет судья, назвавший это верным признаком настоящего преступника.
Постойте-ка. Кажется, она почувствовала легкий укол вины.
Ах, нет, не то. Простите.
Она поступит точно так же еще раз, если мерзавка спровоцирует ее. Харриет возвращалась по коридору в библиотеку. Она желала выжать из своей мести все до последней, сладкой капли. Только одно обстоятельство могло еще сильнее улучшить ее настроение: если бежавшая мамзель столкнется нос к носу с герцогом и задаст ему по первое число за то, что он обхаживает компаньонок своей тетки.
Но все случилось не так, как она хотела. Мало того, все случилось гораздо хуже. Демоническая фигура герцога неожиданно появилась перед ней из-за колонны. Похоже, он уже давно стоял здесь. Быть может, даже достаточно давно, чтобы подслушать весь конец разговора и, что самое важное, подстрекательное признание тетушкиной компаньонки.
Глава 23
И что со мною стало после? Не ведаю; я потерял все чувства, меня держали только тьма и цепи.
Мэри Шелли. «Франкенштейн»
Харриет поспешила к двери, но он встал на ее пути.
— Вы… вы… да вы просто…
— Животное?
Небеса да помогут ей! Он и выглядел как зверь в полутьме. Его низкий голос завораживал ее.
— Я не знала, что вы вернулись, ваша светлость.
Гриффин наступал на нее, а Харриет пятилась, петляя между колоннами, пока не оказалась в ловушке за центральной опорой холла.
— Вы знаете, что вы натворили? — спокойно спросил Гриффин.
— Я… я оклеветала вас, — прошептала Харриет.
— И напугали леди Констанс так сильно, что она стала белее своей белой муфты. — Гриффин обошел колонну, шаг за шагом заставляя Харриет отступать в глубь коридора. — Вы лишили меня жены, которую я должен был привести в свой дом.
Харриет нахмурилась:
— Лучше держаться от нее подальше. Леди Паулис, кстати, так же считает.
— А когда именно, позвольте вас спросить, я стал животным, которое набросилось на вас? — Гриффина явно забавляло происходящее. — Когда часы пробили полночь? Или это случается раз в месяц, в полнолуние? Или мне достаточно сбросить плащ, чтобы вы трепетали в ужасе?
Харриет сделала шаг назад, но герцог шагнул следом, глаза его горели темным огнем. Сердце сильнее застучало в груди Харриет. Она наткнулась спиной на дверь библиотеки. Гриффин поднял руку. Его пальцы в кожаных перчатках коснулись ее щеки.
— Неужто вы считаете меня животным, способным на такое? — мягко спросил он. — Кто я, по-вашему: Калигула? Синяя Борода, который убивал своих жен? Если вы и дальше будете распространять слухи о моих демонических желаниях, то мне скоро не на кого будет набрасываться во всем Лондоне.
Боже правый! Его голос пробудил в ней самые древние из всех желаний. Она почувствовала такую истому во всем теле, что уже не понимала, ведет она его в библиотеку или следует за ним. Но когда дверь библиотеки закрылась за ними, герцог принялся раздевать ее, пуговица за пуговицей, застежка за застежкой. В этой самой комнате они сидели в уютном семейном кругу какой-то час назад. — Что, если кто-то войдет? — прошептала Харриет, глядя в огонь, а Гриффин уже целовал ее голое плечо, затем грудь, спину… и вот она уже на тахте и он стягивает то немногое, что осталось от ее одежды.
— На всех моих дверях есть по замку, — сказал он с улыбкой.
— У вашей светлости есть преимущество, — прошептала Харриет.
— Не думаю.
— Вы считаете, что запертые двери не вызовут подозрения вашей тетушки?
— Именно, — сказал герцог, расстегивая пуговицы на рубашке и развязывая галстук. — Вызовут.
— И что тогда? Гриффин повел бровью:
— Я провел полдня, чтобы собрать газеты и спасти вашу репутацию.
— Лишь для того, чтобы несколькими часами позже разрушить ее?
Харриет устроилась на дальнем от герцога крае тахты. Огонь освещал ее лицо, голые руки и округлые тугие груди. Ей было и без того жарко под взглядом жгучих глаз.
Гриффин склонился над ней и припал губами к ее губам. У Харриет перехватило дыхание. Таким естественным казалось ей уступить его настойчивости и не сопротивляться больше той страсти, которая текла по жилам.
— Ты нужна мне, — прошептал он, и его губы щекотали ее кожу. — Мне так нужно, чтобы ты была рядом. Не отвергай меня, Харриет. Я не хочу ни одну другую женщину. И мне кажется, ты знаешь, что это правда. Быть может, я приехал в Лондон только ради того, чтобы повстречать тебя.
Она смотрела на его пронзительно красивое лицо.
— Его светлость совсем потерял голову, — сказала она нежно.
— Нет, не потерял. Его светлость впервые в жизни делает что-то осознанно.
Гриффин провел ладонью по ее плечу, и Харриет затрепетала, погружаясь во тьму. Сердце забилось еще чаще в предчувствии, а по всему телу разлилось приятное тепло. Гриффин ладонями сжимал ее груди, лаская пальцами набухшие соски.
Харриет едва дышала. Тело ее напряглось. Ей трудно было даже говорить, а потому голос ее звучал неясно.
— Таких женщин, как я, мужчины хотят все время. Но это ничего не значит.
— Но я не такой, как все. Мне казалось, что и ты тоже.
— Может быть.
Она закрыла глаза, отдавшись чувствам. Его руки нашли ее святая святых, и пальцы проникли внутрь. Харриет вздрогнула, вспомнив, как он ласкал ее в ту ночь, когда приехал за ней. Там, в карете, все было иначе. Ведь сейчас она чувствована, что нужна ему так же сильно, как он нужен ей. Его прикосновения обещали все тайны наслаждений. Ее тело изогнулось, подавшись навстречу.
