Вечером состоялся пир на всю Манькину землю.
Гостей на этот раз было много: водяной с русалками, леший с лесными, озерники прислали делегацию… Оказалось, что у них, как у людей, были свои семьи, но объединялись они скорее для реализации идеи, речку там собрать из разных ключей, или новый лесок насадить, или животинку какую размножить.
Очень удивилась Манька, когда обернулась русалка золотой рыбкой, нырнув в озерцо и высунув рыбью голову, заговорив человеческим голосом:
– Чего хочешь, красная девица, поесть, попить, подстричься, али корыто тебе новое?
Манька сдержано хихикнула, обнаружив в земле своей несметное сокровище. Знала бы ее мучительница, какие возможности пролетели мимо и с какими богатствами ее разлучили! С ее-то головой была бы сейчас владычицей морскою.
До чего же оказалось приятной кровь вампира…
Гостить Дьявол позволил на земле два дня. И два дня ходили Манька с Борзеевичем по земле, и удивлялись.
Борзеевич собирал сведения о ней с чисто научной точки зрения, иногда припоминая удивительные факты своей биографии. А уж на огород, который избы обихаживали, налюбоваться не могли. И виноградные лозы поднимались, достигая верхушки деревьев, и яблоки с грушами свисали так, что ломались ветви, земляника с прочими ягодами сами в рот просились, а еще были плоды, которым названия не придумали или забыли давно. Лесные собирали семена по всей планете и из-под земли, ветром их приносило, водяные доставали со дна моря… И еще раз удивилась Манька, когда узнала, что русалки присматривают в море-океане за каждым утопленным вампирами поленом, зная наперечет все места, где они лежат. Повидали они с Борзеевичем плоды добра и зла. Так, ничего особенного, на яблоки похожие, но светились изнутри, как застывший огонь в кожуре.
– Это, случайно, не молодильные яблоки? – заподозрила Манька, вспомнив сказки, уж не зная, то ли их сказками считать после увиденного, то ли подробной исторической хроникой.
– Ну, можно и так назвать, – ответил Дьявол.
– Мне не отходить теперь от этого дерева? Смотри, какой соблазн! Но ведь ты же не дерево!
– Коснись их другой человек, ума они ему не добавят, – спокойно ответил Дьявол. – А я и дерево и нет. В твоем саду растешь и ты. Если ты не дерево, то как тебя срубили?
И бродили по земле столько животных, уживаясь между собой, что глаза разбегались. Но посевы пшеницы не трогали, стороной обходили. Избы пшеницу собирали и пироги пекли. Вернее, печка пекла, но в принципе, это одно и то же. Уходить совсем не хотелось, но после праздничного ужина Дьявол сказал, что, если хочет она землю уберечь, ключи дракона надо достать и уничтожить, и что, отоспавшись за ночь и собравшись, вечером следующего дня они должны снова идти в горы. И на этот раз так быстро, как смогут.
– Беда и тут, и там, – произнес он наставительным тоном. – Хорошо тебе было здесь. Помни об этом. Все о тебе будут думать, но есть ли что для тебя дороже, станет понятно, когда решение у тебя созреет и к делу приложится.
– Что за беды? – деловито спросила Манька, радуясь, что на этот раз он не ерничает. Она понимала, что вампиры не отцепятся, а без драконов будут не такие опасные.
– А этого я сказать не могу, – ответил Дьявол. – Вампиры еще не определились. Выжидают чего-то или поверить не могут, что им хвост накрутили…
– Вот беды придут, тогда и разберемся, – ответила Манька сурово. – Мало их было?
Теперь у Маньки и Борзеевича оружия против вампиров хватало – весь известный в миру арсенал. Осиновые колы, серебряные стрелы, вода живая, огонь неугасимый, кинжал, подаренный Дьяволом, крест крестов. А еще посох с волшебными свойствами и меч-кладенец, который был и кладом и кладезем одновременно. Лоскуток от Дьявольского плаща был, две пары смертельно опасных портянок. Для долгих переходов имелся котелок, который продукт подращивал, если в него немного живой воды налить, а в ту воду семечко бросить, и варил его после. И сама она была железякой булатной, умеющей на сотни метров перемещаться непонятным для нее самой образом, который Борзеевич называл то левитацией, то телепортацией, то еще каким-нибудь умным словом. Было у него в голове много разумных военных полезных хитростей, которые повидал он на своих веках, делился с нею, были среди его советов полезные. Оба они приоделись – на этот раз в горы шли под зиму, имея добрый опыт. На оборотней и прочую нечисть не полагались: а вдруг крылья не так сработают, или посох не выстрелит огнем. Сколько смогли, собрали из своего. Ни стар, ни млад из ее деревни, не узнал бы в ней Маньку, которую односельчане видели два года назад.
И Борзеевич приоделся, помолодел, седые волосы стали у него разноцветными, как его горошины, шляпа была на новый лад, ушанка меховая, как у Маньки рукавички и новые сапоги. Успел он оценить преимущество добротной прочной обуви в горах, и себе тоже все новое запросил. Не то чтобы запросил, намекнул, но Дьявол решил, что надо дать.
А чего жалеть, когда свое все есть?
Дьявол ни на день не переставал обучать их военному делу, мучая дорогой и не изменившись утром следующего дня. Но так красиво, так богато и благодатно было кругом, что Манька и Борзеевич наутро на время не уложились. И тут уж Борзеевич Маньку не винил, понимая, что сам не меньше ее виноват.
Глава 21. И снова в горы
Идти собирались налегке, много не брали. Зачем, если к утру котелок мог вырастить в себе продукт, который урожаем мог называться? Вари, ешь, а к утру опять котелок полный. Решили – пробегут горы за два – три месяца, а то и меньше. Ступеньки готовы на подъем, лыжи у каждого – широкие, как санки, с креплением для ноги, не длинные и не короткие, и легонькие. У Маньки лыжа была поменьше, чтобы в снегу не тонуть. Рассчитывать лишь на крылья не приходилось. А вдруг в горах они работали еще хуже? Решено было не брать с собой ни пил, ни топоров. Манька сначала воспротивилась, испугавшись, что испортит меч, но Дьявол успокоил:
– Он от безделья тупеет, а не от дела, так что не бойся и смело оставляй все лишнее, – посоветовал он. – И помни – сердца у тебя нет, в нем всем плакальщикам место нашлось.
– Я помню, – ответила Манька.
Расставание было недолгим. Борзеевич потянулся и сказал:
– Ну вот, красное солнышко в горы ушло, и нам пора катится.
Все засмеялись. Русалка, та, что сидела в белом платье, с венком лилий нежно лилового оттенка на голове, сказала:
– Мы, Маня, маму попросили, сирену морскую, каждой каплей сообщать, где ты, что с тобой. Береги себя! Пусть будет у тебя устная и письменная клятва, что не забудешь о доме, о нас. Возвращайся, а мы за домом присмотрим. И за деревом. Да оно и само себя в обиду не даст! И посылать будем с каждой птицей весточки. Борзеевич умеет понимать язык зверей, переведет, если что.
Остальные молча согласились с пожеланием. Манька не привыкла, когда к ней так, по-человечески. Сердце начало щемить, и она встревожилась.
