Дракон набрал высоту. Дворец мгновенно стал маленьким, как спичечная коробка. Летел Горыныч быстро, но, чтобы не причинить ей вреда. «Терпение, терпение!» – уговаривала она себя, ругая мысленно дракона, который в это время перемахивал через леса и горы. В скорости с ним разве что самолет мог сравниться, летая еще выше.
С одной стороны гор, в глубь страны, где проживала Матушка, раскинулся дикий край Зачарованных Горних Земель, в который редко кто захаживал. Разве что иностранцы лес вырубали и в реках рыбу отлавливали, с которыми приходилось считаться. До необразованного и малоцивилизованного края руки никак не доходили. И с чего бы! Четверть земель принадлежала Престолонаследнику. Еще четверть пришлось отдать в аренду запредельным государствам аж на сто лет, чтобы пополнить государственную казну. Только задорого брать они отказались, пришлось в десять раз дешевле отдать, чем своим. Теперь на этих землях одни пенки торчали. Дикий нецивилизованный край оставался заделом на настоящее и на будущее – сельскохозяйственный и сырьевой. Людей здесь жило немного, меньше четверти, тут они размножались, пополняя запасы кровушки для вампиров и рабочей силы на другом конце государства, и был этот край отдан оборотням, которые его охраняли и докладывали о каждом человеке. А заканчивалось государство морем-океаном. Ветры в том море-океане дуть не переставали, великий простор манил, но самые крепкие люди сметались к берегу щепой – и жили в том океане чудовища, что не в сказке сказать, ни пером описать. Бурлил он день и ночь, не переставая, слыл ведьмовским и проклятым на все времена, и мерил свой пояс времени необычно – все время там стояли сумрачные дни, когда видения казались любому живенько. Никто покорить его не пытался, разве что рыбу удили у самого берега да мусор сбрасывали.
Оборотни пополнялись сами, кусая одного до смерти, обычно жену. По природе свой они были мстительными, не умея прощать человека и всякого, кто не умеет поднять себя над ними. Молодые вампиры, у которых душа еще полазала по земле, торопились обзавестись своими зверями и, не умея приставить их к себе, зачастую пытались построить с ними отношения, какие обычно бывают между вампиром и вампиром, или человеком и вампиром, не брезгуя кровушкой. Но оборотнями все же зверь руководил, не человек – его человеческой слезой не прошибешь. И стоило молодому вампиру заказать оборотня на обед или подпустить близко, как тут же стая начинала на него неторопливую, по всем правилам настоящую охоту. Обиженные оборотни вампирами не брезговали и рвали их, как человека, с той лишь разницей, что крови не пили и мяса не ели, прореживая братьев и сестер, а то от их пропойности людей бы давно не осталось. Но оборотням тоже требовалась пища, и те, кто распробовал человека, выходил на охоту каждое полнолуние, а если высокого ранга, из тех, что умели становиться зверем в любое время, пожалуй, были прожорливее вампиров, драли людей почем зря. Чтобы усмирить их, в ход пускалось и каленое железо, и запугивание серебром, и осина под ногти вгонялась. Приходилось изолировать их от общества в лагерях, за высокими заборами с колючей проволокой и ставить над ними воспитателей. Дрессировать оборотней не каждый вампир мог, поэтому многие вампиры обходились без зверей, приманивая к себе людей.
На следующее утро были уже за горами, огибая их. На белом снегу отчетливо просматривались города и деревушки, в которых люди тыкали пальцем в небо и кидали вверх шапки. Городов и деревень тут было немного, с небольшим населением, разбросанные на сотни верст друг от друга. В других три-запредельных государствах люди давно жили голова на голове, расстраиваясь ввысь, и многие мечтали отхватить у государства часть территории, но боялись и драконов, и суровой зимы, и благодатные знания, которые не всякий здесь мог уничтожить по причине непроходимости местностей. И так пробовали, и сяк, но стоило врагу показаться, как все объединялись: и люди, и оборотни, и вампиры. И так их много становилось, что враг не переставал удивляться: откуда столько военного ресурса взялось? Куда бы ни сунулся враг, горела у него земля под ногами. То ли клонировали население, то ли мертвецов поднимала лихая година. А когда успокаивалось, опять народу не было – долго не было, пока не стиралась память врага, и он снова на землю не наступал. Но разве можно было победить народ, у которого кровью на земле высечено: «Свои – не чужие, съедят, польза обществу. Ни капли крови врагу!»
Ген в государстве такой был у каждого – и бились насмерть. И снова поднимались.
За время полета она успела отоспаться, отдохнуть, о многом подумать.
– По дороге высматривай Котофея Баюновича, – попросила Ее Величество. – Полетим в избы к Матушке. Самой надо разобраться, что за ерунду там несут… Будто избы гуляют без присмотра, про какое-то лето, про то, что три тысячи оборотней с шайкой вампиров справиться не могут… Да как такое может быть? Начнем с того места, где источник стоит, подзаправимся.
– Угу! – радостно мотнул девятью головами дракон. Три глотки весело прокричали: – Будет сделано!
Горыныч был рад полету, давно он не разминал крылья. Раньше она часто облетала свои владения, насыщаясь властью, а в последнее время больше была занята делами государственными. Драконы засиделись без дела.
Еще через сутки дракон достиг того места, где находился колодец, из которого пил каждый раз, как навещали Матушку. До моря-океана оставались еще сутки пути, но дальше лететь не было смысла, дядька Упырь крепко держал в руках и оборотней, и население. Дорога вглубь государства здесь заканчивалась, сворачивая на юг, а чудовище, по его словам, шла вдоль реки, к Мутным Топям, через горнорудные поселки.
У реки дракон остановился, выискивая следы проклятой, позволив Ее Величеству справить нужду. Она позавтракала, умыла личико водой, размялась и приказала дракону отправляться в путь. Следы проклятой вели в том же направлении.
Через час достали колодец с мертвой водой…
Наверное, наоборот, с живой – мертвая и ядовитая была у Матушки во дворе, но с народным крещением не поспоришь. Привыкли называть вещи не своими именами.
Может, Указ издать? Улицы в свое время тоже самыми непристойными словами величали: Яблоневая, Сиреневая, Смородиновая, Каменная, Ракитовая, Ясные Зори, Солнечная, Гусляровая, Графитовая, Банная, Заречная, Вольная… То ли дело, когда стали: имени Горнодобывающей отрасли, Конструктора Гадалкина, Генерала Иванова, Министра Сидорова, Господина Упыреева, Барина Меньшикова, Рабоче-крестьянская, Благодетеля Мытаркина, героя труда Помойкина и матери-героини Варвары Золотаревой… И красиво, и со смыслом! Сначала упирались, но ничего, привыкли помаленьку, не возмущаются уже, после того, как пообещала улицу Золотаревой в улицу Золотарей переименовать или, чтоб уж совсем ясность была, в улицу профессионалов-ассенизаторов по уборке отхожих мест. Да разве ж можно фамилию знатной матери матерно матершинить?! Человек всю жизнь с такой фамилией, а у них не фамилия, а только улица…
Место было не узнать…
Сам колодец разил мукой беспросветной. Водой тут и не пахло, а ядом, как в Матушкином колодце. Раньше все кругом на десятки километров было покрыто пеплом, резвились драконы, разминались, игрища устраивали, учения проводили с потенциальным боевым противником Престолонаследника, а теперь тут было пусто, разве что высокие заросли не полностью заметенной снегом густой травы и молодого кустарника. У озера возле колодца, истоптанного по берегу многими звериными следами, и вдоль оврага, по которому вода пробивалась к реке, снег оттаял, в самом колодце плавал узорный деревянный ковш в виде утки.
