Оказалось, что кроме тех двух селений, которыми часто любовалась по вечерам, сидя на берегу, в той же стороне были деревеньки много больше и населеннее. Она бы не разглядела их с вершины, но в каждом селении имелась церквушка с куполами, покрытыми золотым листом. Купола на солнце светилась, отражая свет яркими бликами, как зеркала, пуская в пространство солнечные зайчики. В бинокль, который Борзеевич не забыл прихватить, их было хорошо видно. Она на глаз смерила расстояние, вспомнив, что у них почти закончилось мыло и соль. Теперь, когда у нее была земля, все необходимое она могла выменивать на сельхозпродукцию. Вряд ли среди зимы люди отказались бы от свежих огурчиков, особенно если прийти в деревню перед праздниками.
Хотя… Она призадумалась – могли и побить!
Дьявол и Борзеевич восхищались исключительно зелеными пятнами на белом снегу. Деревни и городишки их не заинтересовали:
– Парочка вампиров, стайка оборотней и сотни четыре человек на закуску! – презрительно бросил Дьявол, заметив в ее взгляде тоску по людям.
– Не просто оборотни – там злые оборотни, – поддержал Борзеевич, оскалившись. – Мы их только-только разогрели. Им теперь себя оборотнями не чувствовать, пока нас на зуб не положат!
– Вот смотрите, – грустно укорила их Манька, – как не пасть человеку к ногам вампира, если вампиры великолепно просчитывают каждую мелочь, которой можно уловить человека в сети? Среди бескрайней земли их капища светятся, как маленькие звездочки. Там поп и попадья, там горят свечи в медных позолоченных подсвечниках. По всем стенам развешаны картины из жизни Йеси и его портреты. Маленькие просвирники и стопочка красненького винца, магазинчик, в котором продают свечки, иконки, кресты, книги о похождениях Спасителя… – вспомнив, сколько вытерпела издевательств, укорила: – Дьявол, там для человека маленькая надежда, что жизнь его хоть кому-то не безразлична и кто-то ее может облегчить.
Дьявол неопределенно хмыкнул, переглянувшись с Борзеевичем.
– Представь, Манька, если бы я был таким маленьким, нарисованным, и все, чем бы был, память о том, как я уходил в Небытие… – он скривился в презрительной усмешке. – Я не такой, и слава мне! Вот я! – он раскинул руки, и плащ его разлетелся во все стороны, и Манька вдруг явственно ощутила, как летит навстречу пространство, пронзая землю, уходит и вверх, и вниз, и во все стороны. – А это он! – Дьявол кивнул на маленькую звездочку на земле. – Разве звездочка может что-то изменить? Ты правильно заметила – звездочка. Звездочки светят, но согревают только планету, которая крутится подле самого бока. Я не звезда, я интересный собеседник, спутник, исстари прихожу и открываю один и тот же Закон. Не для того, чтобы уговорить жить по Нему, но, чтобы жил по Нему сам. В Законе прописано: если человек правильно позвал, я должен прийти и вечерять с ним. Нет закона свободы – есть свобода в рамках Закона – Закон защищает человека. А если нарушает Закон, то да, ему надо искать надежду и защиту. Закон будет преследовать его повсюду, даже там, где он носит на плечах своего безногого Бога, которому можно нарисовать усики, бородку, украсть или выставить на аукцион.
– Ну тогда плюнул бы как-нибудь в это капище! – возмутилась Манька до глубины души.
– А я плюю… Церкви разваливаются, их обворовывают, там так же убивают и бьются за власть. Мой Храм – Дьявол постучал по Манькиному лбу, – вот здесь. Но разве я не должен сказать человеку: там твой Бог, и там, и еще тут – подбери! Человек все время думает: Бог со мной! И каждый день сомневается: со мной ли Бог? И каждую минуту ищет в каждом своем деле: помогает ли ему его Бог? И если у него получилось что-то, он думает: да, Бог со мной! Не получилось: о, где же Бог?! Неужели тебе нужна такая свобода? – Дьявол недоуменно пожал плечами. – А такой Бог?
– Я не о тебе сейчас, я о себе и о людях, – рассердилась Манька. – Где-то там мой конец и начало. Наверное, это тоже Закон, что мне всегда будет не хватать себя самой.
– Твой конец и начало забил тебя насмерть, чтобы ты искала его всю жизнь и никогда не нашла, – фыркнул он. – Нашла, о чем жалеть!
– Да как же не пожалеть, если часть меня это он!
– А я говорю, не стоит! – строго произнес Дьявол. – Был такой человек, Иосиф. Его продали в рабство. В рабстве его уделом стала темница. Он тяготился, но не умер, как другие узники – я был с ним. Прошло много лет, и однажды никто не смог стать, как Иосиф. Он сделал фараона своим мечом, отомстив обидчикам. И однажды люди, которые продали его в рабство, пришли к нему и молились. Не фараону! Иосиф не унижался, лишь могущество показал он врагам. И распорядился им, как человек.
Манька смерила Дьявола с головы до пят скептическим взглядом, уныло пробормотав:
– Это тот, с которого началось рабство в Три шестом государстве? Благодать была, иди на все четыре стороны. Так нет, пошли, продались чужеземцу, еще и спасибо сказали! Уж не Дьявол ли закончил их золотые дни?! – криво усмехнулась она.
– Ну, тогда еще люди по земле ходили. Человеками были и не обижали друг друга. Задолжал – отработай, но, если не смог, на седьмой год обязан был человек простить человеку долг. Смотри, кому даешь. Помогали друг другу, не притесняли. Люди с такой скоростью не плодились и не размножались, а работник в хозяйстве нужен всегда – вот и приманивали, и выкупали. И сразу землю бери, жену, дом строй. В то время – «раб», в этом – «гостербайтер», только тогда звучало слово с уважением. Работник от раба немногим отличается – корень-то один.
– И что, Иосиф в государстве всех гостербайтерами сделал? – усмехнулась Манька.
– Должниками. Не от радости. Вампиров в стране развелось… И тогда были вампиры, но кто бы позволил руки распускать? Отлавливали, лечили и наказывали – и не беспечно. Как-то же и по чьему-то наущению посадили невиновного Иосифа в темницу. Война с вампирами уже тогда шла повсюду. Ничем не брезговали и подменяли одну идеологию другой. Но у человека был выбор, и никому бы в голову не пришло утверждать, что он Бог. Другие были люди. Выбор у человека есть – в пользу Истины или болезни.
– А семь лет кто в государственную казну зерно сдавал?
– Они и сдавали. Десятину обязаны были. И учителя были, и жрецы, и сироты с вдовами. Помогали же. И от вампиров охранялись. И если имел человек в себе Божье слово, то уважали его. Посуди сама, кто такой Иосиф? Чужеземец, но тот, кто владел Божьим словом, став его вестником. А первый хозяин поставил его над всем домом. И в темнице был поставлен над всеми. Фараон поставил его над всем царством. И ни один не сомневался, что имеет право. Ценили человека за ум, за работоспособность, за беззлобность. А какой вампир стал бы поднимать человека? Да хоть семи пядей во лбу, не нужен ему человек. Приходил народ к Божьему человеку со своими проблемами и учился жертву положить, умывать лицо свое и руки, а не за отпущением греха.
– И что случилось, если так хорошо было?
– Негоже поднимать вампира, который искал знания не для себя, а для того, чтобы убивать душу человека. Сказано – убей, если человек в поле убил другого человека преднамеренно. Они думали: вот поймет вампир, что хорошо быть человеком, что пора ему лечится, и придет, и поклонится, или обиженный им помощи попросит. Но презренный металл не дает покоя ни вампиру, ни проклятому. Дали человеку знания, вышел и понял: если кровь пущу, завтра душа его придет ко мне и полюбит, как душу свою. И не разбирали, шли за вампиром. Одного подкопал вор и унес, а он не подсчитал убытки, второй – убит, дал накрыть себя крышкой гроба. Если полюбился человек, сначала посмотри, что представляет из себя в земле твоей, а не полюбился, кто поливает его грязью. Люди легко соглашаются, зачастую не понимая, что грязью облиты сами, а хвалится в нем ужас. Если человек не ищет меня, почему я должен его жалеть? Закон для всех – это уже не человек, это камрад нечисти. Не так сложно преклонить ухо к вампиру и послушать, о чем он шепчет. Какой вампир смог бы стать Богом? Сколько их было? Все они рано или поздно становятся удобрением, а бинты их горят не хуже бумаги. От меня нельзя укрыться, а вампиры жадные существа – даже прах соблазняет их, которому они умудряются найти применение. Сказал: не сотвори себе кумира, будь как Бог, потому что создан по образу и подобию – а человек все время ищет кого-то, кто бы встал над ним и повел за собой.
