– Получается, теперь они хуже вампиров, которые из меня кровь пьют? – ужаснулась Манька. – Получается, мы среди вампиров? – она кивнула на зомби, не существующего в их времени, который лежал неподалеку и пытался ползти в их сторону. – Они же покусанные!
– Ну, не совсем, – ответил Дьявол, отпихнув от нее зомби ногой. – Вампиры по всему свету искали села и города, в которых давненько не видели вампиров и в которых люди их не ждали. Не имея примера перед глазами, люди гнали тех, кто мог найти вампира и вырвать ему клыки, уверенные в том, что брат, или мать, или другой родственник таковым оказаться не может. Они ж с малолетства друг друга знали – и не отдавали им тех, на кого человек показывал. И ни живой воды у них, ни осиновых кольев, землю давно не считают благим даром, рассматривая в качестве орудия производства. И как только вампиры находили такой город, они нападали на него, забирая сокровища и ценные вещи, выпивали всех, кого смогли найти в городе, а после совершали магический ритуал, чтобы скрыть следы преступления. Но от укуса человек не сразу умирает, поэтому, во время такого ритуала жители уходили в безвременье не живые, но и не мертвые. И вроде бы стоит город на том же месте, а видят его в другом. Наверное, одни руины от него остались, но все еще жив. Я долго смотрел, как проклинают жители города вампиров, умоляя Бога вернуть их на день вперед и помнить. И я дал им такую возможность, положив в городе лампу, которая может исполнить три желания.
– И что? – заинтересовалась Манька.
– Ничего, – ответил Дьявол. – Спроси у этой статуи, что было дальше.
– Так она мне и расскажет! – не поверила Манька, скептически усмехнувшись. – Похоже, твое милосердие не привело его к добру. Всегда так: не делай добра, не получишь зла. Иначе не валялся бы посреди площади в неприглядном виде.
Манька с жалостью посмотрела на статую, от которой отшатнулся Борзеевич, рысцой покидая площадь. Стена, которой был обнесен город, сужалась. Противоположные ворота возвышались впереди, еще заслоненные домами, но арочный вход, украшенный колоколом, был виден издалека. Наверное, чтобы, когда ворота ломали, колокол будил весь город.
Получалось, жители впустили вампиров сами, раз не держали в руках оружия.
А за колоколом брезжил закат.
Так и должно было быть – день на вершине пятой горы заканчивался.
Дьявол улыбнулся и зашагал в сторону противоположных ворот, которые вели из города. Манька все еще стояла, то прислушиваясь к голосам людей из прошлого, то взирая на молчаливую статую, которая поведать уже ничего не могла, то сокрушаясь, столько добра пропадает, еще теша надежду найти способ что-нибудь умыкнуть, если совсем нужда припрет. Например, привязать сундук на веревочку, а после вытянуть его из города и посмотреть, что станет с сокровищами за городской крепостной стеной. А вдруг никто до нее таким способом достать отсюда сокровища не догадался? И сокрушалась, как тащить этот сундук на себе, если гора окажется не последней.
Через несколько шагов Дьявол обернулся и спросил то ли сердито, то ли ехидно – как-то средне спросил:
– Мы идем, или будешь тереть лампу? Может, желание есть? Или будем вытягивать сундуки за веревочку? Умно… – усмехнулся он. – Об этом я не подумал.
– Не подумал он… – Манька сразу отказалась от своей затеи: Дьявол не мог не подумать – значит, на этот счет у него имелся прием против вора. – Есть, желание есть, – грустно призналась она, отгоняя кощунственно алчные мыслишки, – домой вернуться! К избам! – она потупила глаза, поковыряв носком землю, недовольно размышляя: – Лишняя тяжесть мне ни к чему, обойдусь как-нибудь. Вампиры мне спасибо не скажут, что я оставляю лампу здесь, но три моих желания закончатся, а потом наступят три их желания. Правильно Борзеевич сказал, первым своим желанием, они окружат меня заботой… Но мы ведь прорвемся? Мы вернемся? Вот сейчас город закончится, и я увижу, как внизу горят огни, и вьются дороги между селами и городами… И дворец… Нет, пожалуй, во дворец еще рано, железо – будь оно неладно! – она уже догнала Дьявола, который взял у нее котомку, которую она еле тащила от усталости. Отдохнуть в проклятом городе они не рискнули, а шли уже часа три. Город был огромный, еще и любопытство, которое останавливало их на каждом шагу. – Покойники не покойники, умереть бы ты им дал, – попросила она. – Пусть бы не страдали. Ведь больше покойники.
Дьявол недовольно повел бровью, воззрившись на нее с осуждением.
– Именно об этом я как раз-таки воплей не слышу. Они молятся о возвращении, а не о смерти, – и проворчал недовольно: – Во все времена человек знал, что он, без сомнения, может стать бессмертной территориальной автономией. Только одно неприятное условие забыл – бессмертие не дается за красоту богатого воображения.
Наконец, все трое покинули город. Последние метры до ворот Манька бежала вприпрыжку, воспользовавшись тем, что Дьявол тащит ее ношу.
И только они вышли за ворота, город вдруг начал рушиться на глазах!
Манька и Борзеевич едва успели отбежать, обернувшись с разинутыми ртами.
Но стены не падали на землю – они с грохотом рушились и внезапно таяли, будто само время летело над ними. Город то был объят снегом, то лили дожди и сверкали молнии, то светил на него день, то ночь, падали крыши, камни, крошились опоры и крепостные стены, а потом растаяли и руины,
Благоговейно, с великим трепетом взирали Манька и Борзеевич на кончину города, бывшим когда-то великим. Уходили в прошлое богатые дома с резными колонами, и усадьбы, сыпался кирпич и глазурь с плиточных украшений, и обваливались вымощенные дороги, и даже камни не выдерживали, трескались и смешивались с грязью. Немного прошло времени, когда от города не осталось ничего – он ушел в небытие. Только вечернее, закатившееся за шестую вершину солнце посылало ему прощальный запоздалый луч, освещая застывших в изумлении Маньку и Борзеевича.
Они не сразу заметили, что там, где была городская площадь, от города все же кое-что осталось. Статуя вдруг треснула и раскололась, и из нее вышел человек.
Но это был необычный человек…
Человек был призрачный, как город, который они только что видели. Он улыбался им, будто старым знакомым, и о чем-то говорил, но ни Манька, ни Борзеевич его не слышали. Только Дьяволу немота не мешала понять его. Человек, устроившись рядом с неугасимой ветвью, грел свои руки и смущенно улыбался, когда Дьявол пытался его поучать, задавая немые вопросы. Манька и Борзеевич примерно догадывались об их разговоре, ужасаясь, что Дьявол мог поступить с ними точно так же, засунув в камень. Наверное, этот человек все же пожалел город и потер для жителей лампу…
Но размышления его не походили на размышления расстроенного и обиженного человека. Глаза его светились довольством и радостью.
Манька так и не смогла вспомнить, где она его видела, но, несомненно, они встречались…
Одет он был в лохмотья, босой, и страшные язвы по всему телу, но не расстроился, когда Манька протянула ему свою одежонку согреться, а он не смог ее взять.
