Наконец, человек вздохнул и открыл глаза, на лице его заиграл румянец и смущенная улыбка, когда он увидел Дьявола. Все с облегчением выдохнули, кроме Маньки.
– Стой! – испуганно округлив глаза, благим матом заорала она, перехватывая руки Борзеевича. Вода в бутыли осталась на донышке, и если он наклонит ее еще раз, то живой воды у них не останется. Как бы плохо не было этому человеку, потерпеть часок, пока будет таять снег и настаиваться живая вода, он уже мог.
– Ой! – испуганно вскрикнул Борзеевич, заметив, что только что чуть не лишил их последней надежды выжить в горах.
– Черт! Умрем же! – напуганно прикрикнула она, когда он перевернул бутыль в безопасное положение, смертельно побледнев.
Борзеевич пролепетал что-то невнятное в свое оправдание, прижимая бутыль к груди, и побежал черпать снег, где города не было, памятуя о том, что черт его знает, какая зараза могла после него остаться, а Манька, слегка успокоившись, когда убедилась, что вода у них еще есть, торопливо пошла искать убежище, которое обнаружила вскоре. Она воткнула в землю ветку неугасимого полена в центре небольшого грота, защищенного от ветра. Пространство убежище быстро прогрелось, дав приятное тепло. И быстро вскипел кипяток для чая.
Безмолвные спутники перенесли больного в грот. Он молчал, не разговаривая даже с Дьяволом, уставившись в огонь, думая о чем-то своем. Маньке, когда она смотрела на него, иногда казалось, что она понимает его. Наверное, тяжело было вспоминать, как спасенный им народ убивал его. Она бы не простила, но он был спокоен. И без сомнения простил и недоумевал, как мог поскользнуться на ровном месте. Каждый раз, когда он чувствовал, что она смотрит на него, он улыбался в ответ, но потом снова отворачивался и смотрел в огонь.
Никто ему не мешал.
Манька улеглась спать, подумав о том, что, если человек улыбнулся, значит, выжил.
– Дьявол, – спросила она, – а почему, столько сокровищ лежало на площади?
– Это то, что вампиры собрали в городе, чтобы унести с собой, – ответил Дьявол, так же задумчиво глядя в огонь, ни о чем не спрашивая третьего человека.
– А почему они оставили их? – удивилась Манька.
– Они не оставили. Это жители помнили, что сокровища лежат там, на площади. Материализация мысли. Разве они остались, когда город исчез?
– Зачем столько драгоценностей вампирам? – удивилась она, рассуждая сама с собой, и усмехнулась: – Ну да, лежишь бывало в гробике, увешанная браслетами и кольцами – и понимаешь, королевой лежишь… А и в самом деле, зачем, если они нуждаются только в крови?
– Клыками разве соблазниться человек? – засмеялся Борзеевич. – Не оборотень же человек, кровь ему не нужна. И помнил бы, что вампир ее пьет, бежал бы от него. А вот увидел кучу добра на вампире – и сразу вампиром стать захотелось. Не просчитались вампиры. Попали не в бровь, а в глаз, – и добавил серьезней, устраиваясь ко сну в уютной ямке: – Драгоценности для человека, что мои горошины. Их даже бросать не надо, показал – и бери человека голыми руками. Посмотрел человек и сразу понял: знамо дело, благ перед ним человечище, раз такое добро привалило! Мои горошины имеют замечательное свойство – они не оставляют после себя следов, а это – вечность!
– М-да, – задумчиво протянула Манька. – А ведь лежали, как настоящие! Если бы их не было так ФАНТАСТИЧЕСКИ МНОГО, я бы подумала, что они и есть настоящие! И взяла бы… – призналась она.
– Они и были настоящими, – скептически хмыкнул Дьявол, устраиваясь удобнее на своем плаще. – И взять их мог каждый…
Манька и Борзеевич разом уставились на него с вытянутыми лицами.
– Но только взявший оставался в этом городе навсегда вместе с жителями, – успокоил он, обнаруживая опасность. – Как можно вынести то, что уже вынесли? Это надо попасть в безвременье, когда сокровища еще лежали там, собранные вампирами. Каждому человеку, попавшему в город, предоставлялась такая возможность.
И тут же послышались два облегченных и разочарованных выдоха с протяжным стоном:
– У-у-у-у! А вампиры? Они тоже могли попасть в прошлое?
– Вампиру не войти в проклятый ими город.
Дьявол, видимо, рассказал историю спутникам, которые, посматривая на Маньку и Борзеевича с хитрыми усмешками, переговариваясь о чем-то своем. Засмеялся даже тот, который лежал больным в стороне от всех, греясь у огня. Он повеселел, привстал, приняв сидячее положение, и протянул к огню руки.
А на следующий день катились с горы, и третий человек шел вместе с теми двумя, которые подхватывали его и несли на себе. Раны и язвы все еще покрывали его. Воды осталось так мало, что за ночь она не успела настояться. Он больше слушал, но иногда высказывал свою мысль, после чего думать и молчать на какое-то время начинали все. И у него тоже был меч, как у спутника из второго проклятого города, богато и нарядно украшенный. Только Дьявол был, как всегда, вредный для Маньки и Борзеевича, и очень снисходительно мудрый с теми тремя.
Ступеньки теперь приходилось делать еще глубже – третий человек в их команде оказался много старше двух предыдущих, так что гора на разделяющем их отрезке времени подвинулась почти на полную ее ступню с запасом. Но теперь у Маньки и Борзеевича были сильные мужественные помощники.
На вершину восьмой горы они поднялись лишь на одиннадцатый день.
– Если и на этой горе будет город, – поклялась Манька, когда до вершины оставалось метров десять, – я возьму лампу и убью ею Дьявола!
– Согласен, – сказал Борзеевич вполне серьезно и с обидой в голосе. – Мы сделаем это вдвоем!
– Я существо бессмертное, – напомнил Дьявол, который шел вслед за ними, помогая подниматься людям после него. – Лучше я пообещаю вам приятный сюрприз!
– И это ты называешь приятным сюрпризом? – спросила ошарашенная Манька, поднявшись на вершину склона и заметив еще один город.
– Ну, пошли Маня! – сказал Борзеевич, сумрачно и с угрозой взглянув на призрачный город. – Искать лампу!
Но неожиданности начались сразу же, лишь только они прошли ворота.
Ночь в городе была, но какая-то вечерняя. И сразу же поднялось настроение. Дома в городе были – и богатые, и бедные, и не было ничего, что указывало бы, что жизнь в их времени велась как-то иначе, чем в трех первых городах. Но немногие люди искали бы вампира. Никаких воплей они не слышали, а только смех, хотя многие люди были убиты – и женщины, и дети, и младенцы, и даже животные. По улицам текли реки крови. Страшнее всего оказалось у самой площади, куда они пришли вскоре. Люди там лежали вперемешку с теми, кто напал на город.
Манька впервые увидела вампиров без маски, не как человека, а как существо иного мира. Страшные лица их пугали своей худобой и клыками, длинными и острыми, как лезвия, и все их тело приближало их к тому, чтобы считать себя скорее мертвыми, чем живыми. Но их тут было немного, а люди…
Люди закрывали своими телами дома и семьи, и даже дети падали с оружием в руках. Разорванные или наколотые на колья младенцы, вспоротые девушки и женщины, собаки, отчаянно защищавшие своих хозяев. Отрубленные головы были повсюду. Многие люди были свалены в баррикады, как мешки с песком…
