– Прошу, не мучь меня, помочь моей любимой нужно, прошу, дай ей всего, что попросит она! – потребовал снова тот же знакомый голос, только по-мужски, на последнем издыхании, задыхаясь и исторгая благостные вопли. – Миллионы, миллионы бросить к ее ногам, разве много?
– Где-то я это уже слышала, – навострила Манька ухо. – Деньги – это святое! Похоже, вампиры ни о чем другом думать не умеют. Даже во время сношений… Ну, еще о крови. Без крови жизнь им кажется пресной. Откуда мне знаком этот голос? – она уже не сомневалась, что славословие изрыгали все те же черви. Она никак не могла вспомнить, кому он принадлежит, начиная подозревать, что не обошлось без недоразумения, с которым против воли ее связали пожизненно. Получалось, слушала она вовсе не мученика, а своего ближнего. Факт измены был на лицо, потому что голос был один в один как тот, который она слушала со спину, когда ее решили сделать волом.
– Дьявол, блин, это мой принц лепечет? – обалдела она.
– Хм… Хм… Хы… – задумчивость Дьявола перешла в легкий смешок. – Как бы он мог смертельно болеть и заниматься любовью одновременно? И в твою землю положили то же самое, но разве ты причастна?
Манька приблизилась к статуе, преклонив ухо, расплываясь в усмешке.
– Броситься с поезда, умереть, став божьим избранником, и вечно носиться в небе, вдвоем, вдвоем… – радостно возвещала огненная статуя. – Как музыка ветра, играя, ласкает нас, как месяц младой, мы разделим наше совершенство! Синьоры и сеньориты, леди и господа, великолепие любых голосов не может сравниться с голосом моей прекрасной избранницы. Вот она, Матушка Царица, Богиня, перед моим оком, я ласками утомлю ее нежное тело, и жизнь отдам за улыбку! Все, чем владею! И напьюсь медовой речи… Молитесь, молитесь, чтобы Царь ее мог исполнить желания ее!
– Хорош, заливать! – не сдержалась Манька, ухмыляясь. – Не земля, а муравейник… Изыдите, воющие твари! Тьфу на вас! Дьявол, его надо разбудить! Если он увидит, что с ним сделали, он поймет… Давай, я с ним поговорю… В конце концов, он же человек. Тебе что, жалко, ты же все равно собираешься его утилизировать.
Бесперебойные святые покровительственные объяснения ей порядком поднадоели. Где-то глубоко шевельнулся червячок не то ревности, не то вины перед проклятым, в котором ее земля оставила след. Но поймала себя и тут же вынула вину. Жалеть о вампире она не стала бы, а лично ее вина была недоказанной. Но исправить то, что натворил вампир, наверное, стоило.
– Ты так считаешь? – обратился к ней Дьявол недовольно. – Сколько ты знаешь людей, которых оплевали, а они после этого бросились бы в объятия плюющих?
– Сколько угодно. Я имею в виду, баранов хватает.
– Вот именно. Воловье поголовье недобровольно ушло в рабство, а волка сколько не корми, он всегда будет лес помнить. Забыл закрыть клетку – и был таков. А тут земля соблазнилась на убой. Чем? Полагаю, не слишком хорошо ты разобралась в своих веселых отсутствующих воспоминаниях – недалеко ушел твой Пилат!
– Кто бы упрекал! Что же, они в любви ему объяснились? – Манька осуждающе покачала головой. – Объяснились бы, не кончился бы! Он же валялся убитый, когда они сношались и муть эту несли.
– Люди своих родителей меньше помнят, чем раз в жизни в бессознательном состоянии увиденную судьбу. Баранам все равно, какой подвиг совершать – и надежнее Ада на земле нет убойного места. Свой крест он несет с удовольствием. Видишь, как немного ему надо. Где ты видишь ум? Сознание все еще находится в пределах земли и вращается, выставляя знаки, начерченные на вратах. Он, Манька, сейчас как Царь, который обрабатывает любимую, а твой принц его одежонка, которую, если снимет, убьется еще раз… Он не болен – он мертв, у него нет ни глаз, ни ушей, земля не помнит его. У него есть только опыт, который он приобрел в жизни, а там нет ни внутреннего ока, ни затылочного зрения, ни чертей, ни представления о Законе, которым его обесточили… Манька, у тебя крылья за спиной, которые конец и начало обеих земель… Конечно, без меня не обошлось, земли у тебя как не было, так и нет, но я по твоей земле хожу уже год, и земля узнает меня и верит, что не бросил и не предал ее, а возложил важную миссию – поэтому снова крылья. Даже если я дам ему проснуться, разве он выберет нас с тобою? И как увидит, если не имеет представления ни обо мне, ни о Тверди? Первым делом он начнет избавляться от нас, чтобы вернуться к Благодетельнице.
– Если меня продали, то ему объяснили светлое радостное чувство, – оправдала Манька статую. – И как так объяснить, чтобы святая голова снесла мозги словесным поносом? Молодец, умеет жить тварь – стопудовая выживаемость, – с ненавистью процедила Манька сквозь зубы. – Может так и надо: прожить лет триста в удовольствие, и ушел в место выше Бога, как бессмертное существо. Восхитительно! Мне бы так уметь!
– Ну так, снеси пару раз кому-нибудь голову, и отстойник, любимая, я тебе обеспечу… – ухмыльнулся Дьявол.
– Вампиром я не становлюсь или становлюсь, какая разница, если мой безымянный герой продал и нашу плоть, и меня с потрохами? А так хоть один раз человеколюбивую тварь об раскаяние брякнуть, – разгневано воскликнула она. – И самой пожить… Я, по причине своей доходчивости, так и так становлюсь верховным вампиром. Я теперь не меньше их знаю, им такие знания и не снились.
– А кровь откуда собралась брать? Чем люди тебе не угодили? – коварно поинтересовался Дьявол.
– А я вампиров буду обращать на свою сторону! – не сдавалась Манька. – Объект исследований вполне доволен святым мученичеством. Ты посмотри на него! – в расстроенных чувствах, ткнула она в статую рукой. – Это ж слушать невозможно! Горстка пепла из Ада орет о миллионах монет… И ладно бы для себя! А если подлечить его? Напомнить о бренности Бытия… Немного совести вампиру не помешает…
– О чем он еще может орать? – изумился дьявол. – Думаешь, у тебя что-то лучше в землю зарыто? – ехидно полюбопытствовал он. – Искусство великих свершений таит в себе замечательное свойство: убиться тьмой, чтобы свет проник в расстроенный разум. Вампиры все озарены светом, даже самые смертные из смертных. Вот ты, посмотрела на свою землю со стороны, но разве нашла такое у себя? Мало ты знаешь! На пальцах объясняю: это то, что слышит сознание вампира и люди вокруг него! Что у тебя – да, не скрою, маленько ты видела, поняла суть и как работает, но по большей части расположила к себе землю вампира, которая теперь знает, что у нее заступник появился. Проклятие ты сможешь наложить, а Зов? Тут актерский талант нужен, память хорошая, чтобы столько молитв наизусть выучить. Они Проклятие и Зов накладывают за обеденный перерыв.
– Какой Зов? Что за Зов? – встрепенулась Манька, внимательно прислушиваясь к словам головни.
– Рано еще о Зове, пойдешь по непрошенной дорожке! – отрезал Дьявол. – Ох, Манька, вампиры легко находят общий язык и грызут друг друга, стоит кому-то открыть шею, а проклятые каждый сам по себе. Молодой человек до сего часа не знает, что лежит в его земле. Сознанием он слышит то же, что и ты – проклятия в свой адрес, а состояние его – то что видишь. Это Голос Крови. Крик о помощи. Если кто-то убивает человека – ближний слышит, а если убивает ближний, земля кричит убийце и радует его. Разочарую тебя: Сад-Утопия от тебя так же далеко, как в тот день, когда мы встретились – гореть будешь точно так же! Можешь принять это, как данность. Если землю не очистишь от мерзости.
