Австриец вернулся к своим попутчикам. Застал их оживленно переговаривающимися.
– Следующий поезд будет только завтра, – говорил со знанием дела седоусый военный. – И это очень скверно, поскольку я должен непременно быть в Цюрихе сегодня вечером. У меня приказ – проинспектировать гвардейский корпус…
– Корпус может подождать, – бурчал Джеймс Грин, – а вот то, что вместе с поездом уехали образцы моих швейных машин, мне совсем не нравится.
– Думаете, их украдут? – осведомился Максимов, возвращая Грину «кольт».
– Украсть могут не машину, а идею. Это гораздо хуже. Она, конечно, запатентована, но я слышал, в Швейцарии немало талантливых механиков. Скопируют конструкцию, внесут кое-какие изменения и будут продавать как собственное изобретение.
– Мне кажется, вы плохо думаете о швейцарцах…
В разговор вмешался австриец, и внимание сразу переключилось на него.
– Господа, – сказал он, – так как неприятность произошла по моей вине, я все исправлю. Мы догоним поезд.
– Как? – удивился Грин. – В этой дыре есть резервный паровоз?
– Паровоза нет. Но мы поступим проще. Вот, смотрите. – И австриец показал рукою на невесть откуда взявшийся шарабан, который подкатили к перрону две чалые лошади (ими правил один из служащих железной дороги, тот, что получил от австрийца щедрую плату). – Мы прекрасно поместимся.
– Спешу вас разочаровать, сударь, – сказал Максимов. – На эдакой колымаге, даже с хорошими лошадьми и по ровной дороге, мы едва ли сделаем более пятнадцати миль в час. Поезд движется быстрее, и мы уже дали ему приличную фору. Нам его не догнать.
– Кучер знает короткий путь. Он обещает, что мы настигнем состав у Шпрайтенбаха. Это следующая станция.
– Едем, Алекс! – Анита пихнула мужа в плечо. – Если и не догоним, то попросим, чтобы нас отвезли прямо в Цюрих. Здесь уже не так далеко.
– А наш багаж?
– Что с ним может случиться в дороге? Вероника присмотрит.
Вероникой звали верную служанку Максимовых, которую они взяли с собой в заграничное путешествие. Она ехала во второклассном вагоне, вместе с публикой попроще.
Вся компания, не теряя времени, взгромоздилась в шарабан. Деревянные скамьи были узкими и занозистыми, но в сложившихся обстоятельствах никто и не вздумал на это сетовать. Возница взмахнул кнутом, что-то гаркнул, и лошади рванулись с места. Шарабан довольно ходко покатился по проселочной дороге, шедшей под углом к рельсовой колее. Максимов стал с беспокойством смотреть на чугунку, от которой они отъезжали все дальше и дальше. Кучер, обернувшись, перехватил этот взгляд, отрывисто пробормотал несколько слов на немецком.
– Скажите, любезный, – обратился к нему Максимов, – нельзя ли прибавить?
Возница не отреагировал. За него ответил седоусый:
– Здесь, в немецкоговорящей Швейцарии, мало кто понимает по-французски… Но вы не беспокойтесь, мы успеем.
Шарабан трясло немилосердно, шатало из стороны в сторону. Анита вцепилась в Максимова, чтобы не вывалиться за борт. К горлу подступила тошнота. Мужчины старались держаться так, будто им все нипочем, хотя по лицам некоторых было заметно, что их тоже мутит.
Строений вокруг становилось все меньше, а пастбищ с коровами все больше. Луга, луга, сплошная зелень, пересекаемая кое-где извилистыми прожилками ручейков с переброшенными через них ладными мостиками. Наконец впереди показался небольшой буковый лесок, а за ним, в просветах между деревьями, блеснули рельсы. Дорога, по которой дробно грохотал шарабан, вела прямо туда.
Максимов привстал, вытянул шею.
– Прозевали! Не видно никакого поезда…
– Он еще не подъехал, – спокойно сказал седоусый. – Мы опередили его на несколько минут. Сейчас двинемся вдоль железнодорожного полотна в сторону Шпрайтенбаха. Возможно, мы будем там даже раньше нашего состава.
Анита уже начала верить, что все закончится благополучно, но тут одно из колес предательски хрустнуло, шарабан грузно осел на правый бок, его пассажиры повалились друг на друга, а возница, проскрипев замысловатое ругательство, натянул поводья. Послушные лошади встали. Максимов первым спрыгнул на землю, заглянул под брюхо перекосившегося рыдвана.
– Поздравляю! Ось сломана…
Возница, чертыхаясь, полез осматривать повреждение. Максимов помог спуститься Аните и остальным. Грин замер, к чему-то прислушиваясь.
– А вот и поезд!
Издалека донеслись натужное пыхтение и лязг, которые не могли свидетельствовать ни о чем ином, кроме приближения паровоза и вагонов. Задира-австриец, привыкший, видно, командовать в любых условиях, провозгласил тоном, не допускавшим возражений:
– Вперед! Мы еще можем успеть…
Возражать, собственно, было нечего – он предложил то единственное, что можно было предложить. Оставив кучера возиться со сломанной осью, компания из пяти человек ринулась к двум тускло посверкивавшим металлическим жилам, которые вибрировали и стонали, как гитарные струны, тронутые рукою музыканта.
Анита в своих длинных юбках сразу отстала. На ней было дорожное облачение, но и оно, в силу действовавших законов приличия, имело немалый объем, а длинный подол цеплялся за любые, даже самые микроскопические, неровности почвы. Максимов задержался, взял ее за руку, потянул за собой.
– Быстрее! Быстрее! – торопил мальчишка-австриец, вырвавшийся на несколько шагов вперед и раздраженно оглядывавшийся на медлительных спутников.
Они опоздали – выскочили к насыпи, когда локомотив уже пронесся мимо. Австриец хотел схватиться за ажурные перильца, окружавшие открытую площадку с торца одного из вагонов, но пальцы соскользнули, и он чуть не угодил под колеса, которые несомненно перемололи бы его изящное стройное тело в малоаппетитный фарш.
Седоусый отдернул его назад.
– Незачем рисковать жизнью из-за ерунды!
Когда стало очевидно, что поезд они упустили, Анита сразу успокоилась и принялась рассуждать логически.
До ближайшей станции рукой подать. Добраться туда будет несложно, даже если не удастся починить шарабан. А уж там наверняка они достанут и повозку, и лошадей и сегодня же будут в Цюрихе.
Но вышло совсем не так.
Едва последний вагон промелькнул перед незадачливыми путешественниками, как сбоку что-то громко затрещало, и на пути, в нескольких саженях перед паровозом, рухнуло могучее дерево. Сочный хряск, с которым переломился ствол, гулкий звук удара о рельсы и шорох листвы, обволакивавшей крону, на мгновение заглушили шум поезда. Тут же раздался душераздирающий визг тормозов. Локомотивом управлял опытный механик, но и ему не хватило реакции, чтобы остановить поезд перед таким негаданным препятствием.
Локомотив – старый добрый аппарат, построенный Ньюкаслским заводом по типу знаменитого «Rocket», – ткнулся рылом в шелестящую преграду, заскрежетав всеми своими частями. Сила его была столь велика, что он едва не своротил дерево с рельсов, но все же вынужден был остановиться. Две фигурки – механик и кочегар – соскочили наземь. На некоторое время наступила почти полная тишина, если не считать приглушенного гула голосов, раздававшегося из запертых вагонов.
