Матушка Ласвелл проковыляла наверх в свой номер. Если повезет и если Симонид проявит расторопность, Элис еще сможет принять участие в партии — вот только одному богу известно, какие карты окажутся у нее на руках.
— Мать должна знать, — пробормотала женщина, внезапно обеспокоившись, что Элис может попасть в беду. Сомнения в правильности своего поступка ей пришлись очень не по душе. Жизнь наша — спектакль, в котором за кулисами дожидается своего выхода на сцену рок. — На горе или счастье, но мать должна знать, — повторила она громко.
Матушка Ласвелл устроилась в кресле и взялась за томик Элизабет Гаскелл. И еще до того, как она прочла вторую страницу, со двора донесся шум прибывшего экипажа. Расстроенная возникшими опасениями, женщина отложила книгу и подошла к окну. Первым делом она удостоверилась, что пара коз по-прежнему поглощена своим обедом, а затем увидела, как из кареты выходят мужчина и женщина, а старый возница, вероятно, упомянутый владельцем гостиницы Боб, слезает с козел. Не медля ни минуты, старик направился через черный вход в здание, а за лошадьми остался присматривать мальчик. Еще через пару минут, к радости Матушки Ласвелл, дверь открылась снова. Из нее вышел какой-то мужчина — судя по виду, коммивояжер, — а следом и Боб, раб расписания. Пассажир забрался в экипаж, дверь которого придерживал мальчик, а возница вскарабкался на козлы, и карета без малейшей задержки вновь загрохотала по дороге. Женщине вдруг пришло в голову, что она сэкономила пенни на марке, пускай и за счет полкроны и двух шиллингов. Она улыбнулась абсурдной мысли и от облегчения, что хоть что-то да сделала.
Вдруг дверь черного входа опять отворилась, и во двор вышел владелец гостиницы, а следом еще один человек — тот самый, что сидел на скамейке возле библиотеки. И опять Матушка Ласвелл видела только его спину, отчаянно желая, чтобы он развернулся лицом.
Словно в ответ на ее мысли, мужчина уставился вслед удаляющемуся экипажу, и Матушка тотчас его узнала. Это оказался Фред — тот самый тип с изуродованным лицом, который вместе со своим дружком Кокером прошлым вечером провожал ее с Ангельской аллеи. Он вдруг посмотрел на гостиницу, будто почувствовав на себе ее взгляд, и Матушка Ласвелл отпрянула от окна. Через пару секунд она отважилась выглянуть снова, однако и Фред, и хозяин гостиницы уже исчезли. Двор был пуст, если не считать парочку ненасытных коз.
XXX
ЗАРЕШЕЧЕННОЕ ОКОШКО
Финн даже не поморщился, хотя боль была весьма ощутимой.
— А теперь нарежь грудинку ломтиками потолще, — велел Макфи. — Разведи огонь в печке и поджарь на противне. Давай пошевеливайся, людей надо кормить. Кофе умеешь готовить?
— Да, сэр, — кивнул парнишка.
— Только не вздумай мне врать!
— Да ни в жизнь, сэр. Я вправду умею, постоянно делал его для Квадратного Дейви, сборщика устриц.
— Ну тогда поджарь и намели зерен, вон из того мешка. И не стой как лоботряс. А если загубишь кофе, так и знай, разукрашу тебе и вторую руку!
Финн снова кивнул, повесил свой зеленый вельветовый сюртук на крючок и принялся выполнять распоряжения, стараясь не путаться у великана под ногами. При первой же возможности он хорошенько вытер окровавленную ладонь мокрой тряпкой, которая тут же покрылась черными пятнами, однако рана цвет так и не изменила, а вся ладонь неприятно зачесалась. Затем Макфи поручил ему нарезать кровяную колбасу, попутно щедро приправляя ее угольной пылью — целыми пригоршнями, так что свежая багрово-красная колбаса в итоге превращалась в черную. По мере готовности блюда уносил какой-то одноглазый тип с искалеченной ногой, за все время не проронивший ни слова и вообще производивший впечатление полоумного. То и дело Финн тайком отправлял в рот кусочек еды, однако голода подобной хитростью утолить, естественно, не получалось, а уж от запаха свежего кофе он и вовсе чуть не лишился чувств.
— Отнеси тарелку в дом доктора, парень, и кофейник прихвати, — отдал новое указание Макфи и вручил ему огромное фарфоровое блюдо с миской кровяной колбасы, яйцами и поджаренной грудинкой. В качестве завершающего штриха гигант еще раз посыпал колбасу угольной пылью.
— Джордж попросил меня опорожнить все ночные горшки, сэр, когда я закончу здесь.
— Да хоть к чертям провались, мне плевать, — бросил Макфи, даже не удостоив парнишку взглядом.
Благодаря лжи он выгадает какое-то время, хотя и немного, рассудил Финн. Скоро его услуги опять понадобятся Джорджу или Макфи, и тогда они пошлют кого-нибудь на поиски. Мальчишка натянул сюртук, взял блюдо и кофейник, и спустился по перекошенным деревянным ступенькам. Внизу он огляделся и двинулся к домику Нарбондо, угол которого виднелся из-за конюшни. Солнце к тому времени поднялось уже довольно высоко. Во дворе топтались несколько человек, а через открытую дверь мельницы на ручье Финн увидел, что там возятся еще трое. Впрочем, на жернова они бросали вовсе не зерна — несомненно, то был уголь. Парнишка смекнул, что уголь измельчается в таких количествах явно не на завтрак доктору, тут определенно затевалось что-то масштабное. В цирке Хэппи он знавал человека, который ел измельченные кровельные гвозди и стекло. Ничего другого толком делать он не умел, что наверняка объясняло его кулинарные пристрастия. Но зачем нужен перемолотый уголь, который запечатывают в бочонки и загружают на повозку?
Финн взглянул на ладонь, на прорезавшую ее грубую черную линию — своего рода воздаяние за его просчет, из-за которого Эдди попал в беду. Шрам будет напоминать ему даже гораздо больше, нежели грозил Макфи, и причем всю оставшуюся жизнь, если он не спасет малыша. Но подобные уроки ему теперь ни к чему, и Финн поклялся больше не возвращаться на кухню.
Вдруг откуда-то с высоты донесся странный гул — словно кто-то устроил улей на вершине сосны, — и он становился все громче и громче! Финн с любопытством осмотрелся по сторонам, ничего не обнаружил и вдруг понял, что звук доносится с неба. И действительно, над болотами на небольшой высоте с запада летел дирижабль. Корабль шел по широкой дуге — возможно, держась реки или ее окрестностей, а может, и заходил на посадку, сказать было сложно.
У парнишки так и подпрыгнуло сердце: «Да это же профессор!» Последние несколько недель Сент-Ив по поводу и без оного рассказывал всем о воздушном судне, и наверняка это тот самый дирижабль и есть. «Спасибо тебе, старина Ньюмен». Значит, чудаковатый гонец все-таки доставил его послание. Что ж, даже если детям не дают имя Ньюмен, все равно оно ничем не хуже любого другого. Финн приветственно воздел кофейник, но быстро одумался и притворился, будто прикрывает глаза от солнца. Как раз в этот момент — Финн заметил краем глаза — из открытого окошка лачуги высунулась голова Нарбондо, который тоже уставился на дирижабль. Впрочем, минуту спустя доктор скрылся внутри, даже не взглянув на Финна.
С блюдом и кофейником парнишка отважно направился мимо конюшни к двери жилища Нарбондо. Он поднялся на деревянное крылечко и как бы ненароком огляделся по сторонам. Никого было не видать, однако тут Финну пришло в голову, что за ним могут наблюдать из окна трактира, и тогда он изобразил, будто стучится в дверь, прислушался, затем поставил ношу на крыльцо, зашел за угол и оказался возле открытого окна. Здесь его никто не мог заметить, и потому он отважился заглянуть в комнату. Она оказалась пуста, а угол ковра на полу был откинут в сторону, являя взгляду темную глубину открытого люка. Обстановка отличалась скудностью — стул, небольшой стол с лампой, узкая койка у стены да множество разбросанных книг. Определенно, для столь могущественного человека, как Нарбондо, жилье выглядело весьма непрезентабельно, однако апартаменты доктора на Ангельской аллее тоже не блистали роскошью. «В случае чего и бросить не жалко», — признал Финн.
