— Миссис Мэриголд, — заговорила Элис где-то через полчаса взаимного молчания, — вы не могли бы направить пистолет в пол? Заверяю вас в нашей полнейшей покорности. В конце концов, выбора-то у нас нет.
— Вообще-то меня зовут вовсе не миссис Мэриголд, — отозвалась женщина. — Да вы и сами это прекрасно понимаете. А ваши заверения я ни в грош не ставлю.
— Знаете, вы были гораздо приятнее в бытность свою миссис Мэриголд. Может, все-таки вернетесь к ней? Заодно и мир станет добрее.
— Мир может катиться ко всем чертям, и вы вместе с ним. Называйте меня Хелен.
— Как скажете, — пожала плечами миссис Сент-Ив. Уж лучше поддерживать мир, каким бы худым он ни был.
Путешествие снова продолжилось в тишине. Коляска проследовала через Пламстед, а затем въехала в Вулидж, где Элис провела детство и потому хорошо знала эту местность. Она показала Эдди ворота Королевского арсенала, где ее отец работал инженером-механиком. Он и научил ее охотиться в Пламстедской топи, а тетушка Агата преподала ей основы рыбной ловли — в местных прудах и на берегах Темзы. Элис часто и подолгу бродила по Аббатскому лесу, зачастую в одиночестве, с каким-нибудь романом или томиком стихов, и сейчас ей живо вспомнился одуряющий запах полевых цветов, а также ужасающий грохот выстрелов испытывавшихся в Арсенале пушек, к чему она так и не смогла привыкнуть. Эдди слушал ее внимательно, пока они катили по Гринвичу, а затем по лондонским улицам. Дорога за ними вилась и вилась, а упрямая Хелен молчала и молчала.
Уже стемнело, но Лондон был хорошо освещен газовыми фонарями, и Элис внимательно осматривала окрестности и выискивала указатели улиц, стараясь определить, где они находятся. Есть ли в этом какой-либо прок, она не знала, но надеялась, что это принесет определенную пользу.
Экипаж повернул на север и растворился в потоке пешеходов, омнибусов, колясок и повозок, пересекавшем Темзу по мосту Блэкфрайарз. А за ним, устремляясь к небу и отражая стеклянными панелями свет газовых фонарей и суматоху окружающих кварталов, высился недавно возведенный собор Оксфордских мучеников. Элис показала его Эдди, однако рассмотреть величественное здание мальчику толком не удалось, поскольку коляска свернула на набережную Виктории.
Практически сразу они въехали в ворота темного внутреннего двора, расположенного позади трехэтажного здания с закрытыми ставнями. Дом выглядел древним — сущий реликт лондонского прошлого. Ворота за ними затворились, коляска остановилась, и, судя по звукам, возница спустился на землю. Дверца открылась — замок отпирался снаружи, — и Элис с Эдди, подгоняемые пистолетом Хелен, выбрались из экипажа.
Пока кучер звонил с черного входа, Элис увидела сквозь щели в ставнях, что внутри здания горит свет. Дверь распахнулась, и они прошли внутрь. Судя по тому, как Хелен озиралась по сторонам, сама она здесь тоже оказалась впервые. Дом производил впечатление заброшенного, словно никто не проживал в нем целую вечность и жильцы появились здесь совсем недавно. Мебель относилась к якобинскому стилю — громоздкие и темные буфеты и серванты с богатой резьбой, а также кресла с высокими прямыми спинками, выгнутыми ножками и плоскими сиденьями, наверняка ужасно неудобные. Окна были занавешены тяжелыми шторами, кое-где неполностью задернутыми, однако плотно закрытые ставни не позволяли свету с улицы проникнуть в помещения. Пыли, впрочем, было мало, а паутина и вовсе отсутствовала — очевидно, в доме произвели уборку перед чьим-то прибытием или же за ним присматривали в течение двух-трех веков запустения. Турецкие ковры, пышные и тоже очень старые, даже сохранили свои яркие краски.
Дверь позади захлопнулась, и Элис поняла, что они с Эдди остались в комнате — а может, даже во всем здании — одни, поскольку возница и Хелен вышли во двор. Снаружи донеслись звяканье колокольчика и шум отъезжающей коляски.
Однако затем откуда-то сверху послышались шаги, хлопнула дверь, и снова заскрипели половицы — по-видимому, кто-то спускался по лестнице. Элис огляделась по сторонам в надежде отыскать хоть какое-нибудь подобие оружия, однако ничего пригодного не обнаружила. Комната была заставлена массивной мебелью, и нигде ничего такого, чем можно было бы бросаться, размахивать или разбить для получения острой кромки, не было видно. Женщина мысленно прокляла поспешность, с которой она отправлялась в путь с Симонидом. Ей-богу, совсем потеряла голову от волнения. Складной нож сейчас ей очень бы пригодился. Хелен в голову не пришло обыскать ее сумку, но даже если бы она и засунула туда нос, нашла бы только расческу да дорожный несессер…
Как раз его Элис торопливо достала и, пошарив на дне, нащупала кусочек фетра, в который были воткнуты три шляпные булавки. Вытащила самую длинную, с головкой из слоновой кости в виде слона — по крайней мере, ее можно зажать в руке. Потом убрала несессер обратно в сумку и поставила ее на кресло. В этот момент стенная панель бесшумно отъехала в сторону, и в комнату, пригнувшись, вошел Нарбондо.
Он улыбнулся Элис и поклонился.
— Добро пожаловать в мой дом, — с воодушевлением произнес он. — Ваше пребывание в Лондоне обещает быть кратким, но богатым событиями. Это я вам гарантирую.
* * *
— Честное слово, понятия не имею, почему новый собор построили на этом месте, — втолковывал антиквар Джеку Оулсби. — Впрочем, подобные вещи, как правило, меня не интересуют.
Джек, Табби и Артур Дойл стояли в мастерской Мертона — не в лавке возле Темзы, куда ранее наведывались Сент-Ив и Хасбро, а во втором его магазинчике, доступном лишь по предварительной договоренности. Дойлу пришлось открыть черный вход отмычкой, поскольку Мертон категорически не реагировал на их настойчивый стук. Длинный верстак или стол, за которым тот работал, был завален листами плотной бумаги и заставлен чернильницами и жестянками с разбавленным чаем и кофе, чернилами кальмара и морского зайца, зелеными водорослями, эмульсией садовой почвы и десятками прочих необычных красителей и пигментов. Еще там лежали кисти, перья и кусочки губки — полный арсенал продвинутого фальсификатора. Над чем бы в тот момент Мертон ни корпел, при появлении незваных гостей он поспешно спрятал работу в выдвижной ящик.
— Мы подозреваем, что собор Оксфордских мучеников воздвигли на своего рода священной земле, — пустился в объяснения Дойл, — или же, наоборот, проклятой, которую необходимо освятить или очистить.
— Вполне возможно, — отозвался Мертон.
— Что именно вполне возможно? — поинтересовался Табби.
— Храм действительно построили на месте языческого кладбища, самого древнего в Лондоне.
— По-моему, самое древнее из четырех римских — кладбище в Смитфилде, — возразил Дойл. — Если не ошибаюсь, оно относится к четвертому веку.
— По большому счету не ошибаетесь, сэр. Однако мне доподлинно известно, что под Кармелит-стрит располагается еще более древнее захоронение, которое уходит под русло Темзы. И оно предшествует всем римским кладбищам. Причем захоронение это не просто языческое, оно появилось задолго до появления здесь римлян и было заброшено за века до того, как Иосиф Аримафейский доставил Святой Грааль в Гластонбери. Как мне рассказывали, кладбище залегает очень глубоко и является частью некоего забытого города. О его существовании практически никому неизвестно, за исключением… хм, ценителей древностей.
