— Привет тебе, — сказал Финн, натянув повод, когда они поравнялись.
— Привет и тебе, дружище, — ответил парень. — Ты на скачки, что ли? — он улыбнулся — то ли Нед Лудд показался ему забавным, то ли Финн, едущий на муле.
— Ага, прямо в Лондон! А у тебя, гляжу, есть обед? Ты ведь с фермы, да? — Куртка юного охотника, хотя и толстая, была местами проношена и заляпана чем-то похожим на кровь — без сомнения, его рабочая одежда.
— И то и другое верно, — кивнул паренек. — А ты?
— Из Айлсфорда. А скажи: тебе не попадался экипаж, которым правит мужчина в зеленой фетровой шляпе — такой низенькой, со сплющенной тульей? Если он был без шляпы, тогда наполовину лысый. С ним могла быть девушка, едет внутри, слепая девушка в очках с темными стеклами.
— Попадался, где-то час назад, на этой дороге, фонари зажжены, оттого и знаю, что это тот самый. Я девушку приметил — она в окно выглянула, а фонарь экипажа ей лицо осветил, смекаешь? На ней были очки, ровно как ты сказал, хотя она смотрела прямо на меня и прижимала локоть к окну, так что не знаю, слепая ли она. Глаз под очками я не разглядел.
— Ты говоришь, час назад? И ехали туда?
— Ага. Только ты их до Лондона не перехватишь — не на этом муле, разве что он поскачет, будто кровный жеребец. Если хочешь поужинать, пошли со мной. На полный желудок путешествовать сподручнее.
— Не представляешь, как бы хотел — но не могу… Слушай, перед рассветом крепко похолодает, и если ты расстанешься со своей курткой, я заплачу за нее вдвое.
— Правда? И сколько?
— Кроны хватит?
— Хватит, — сказал юный охотник, стащив с себя куртку и протянув ее Финну, тот расплатился и, одевшись, упрятал кошелек во внутренний карман.
— Ну, удачи тебе, — сказал парнишка, отправляясь дальше бодрым шагом.
Финн снова тронулся четкой, размеренной иноходью, преисполненный благодарности за куртку. Теперь он знал, в каком положении находится. Догнать брогам не выйдет, разве что Шедвелл остановится по дороге, а на это шансов мало. Похоже, негодяй передохнул в «Отдыхе королевы» — этим можно объяснить, что экипаж видели поблизости так недавно. Отсюда следует вывод: Финну следует возложить все надежды на адрес на объявлении, а если это ни к чему не приведет, то он возьмется за что-то, к чему придет в надлежащий момент, — всегда так было, и так будет.
На какое-то время Финн полностью погрузился в себя, а когда очнулся, то попробовал высчитать время по луне. Потом завел разговор с Недом Луддом, который слушал Финна с большим интересом. Затем задремал — и проснулся, ощутив, что падает с седла, а после осознал, что они взобрались на вершину холма, а впереди сияют огни. Большой город, а внизу мерцает Темза, большие корабли скользят по течению с приливом. Гринвич, подумал Финн. Нед Лудд сам нашел дорогу, пока всадник спал, — как Черная Бесс, которая донесла Дика Терпина за две сотни миль от Лондона до Йорка за одну-единственную ночь.
«Серый Нед, — подумал Финн. — Героический мул». Мул, которого точно можно славить в стихах. Финн еще никогда не пробовал себя в поэзии, и сейчас было самое время начать. Для проверки он решил подобрать рифму к «Клара», что казалось вполне легко. Но на ум не приходило ничего, кроме «Сара» — так звучало имя матери девушки и совсем не годилось. «Сахара», — произнес про себя Финн с некоторым удовлетворением — великая пустынная страна. Но что Кларе делать в арабской пустыне? Не придется ли спасать ее еще и там?
Потом из памяти всплыл рассказ о Джордже из Доброй Старой Англии, верхом на скакуне Байарде въезжающем в Египет
[25]. Финн представил себя в облике рыцаря, который верхом на Сером Неде скачет в город Лондон, чтобы поразить дракона Шедвелла, и снова попробовал себя в рифмах — дракон, сифон, фургон. Получившиеся строфы парнишка выкрикивал, развлекая Неда и пытаясь запомнить лучшие варианты, чтобы вызвать их из памяти потом, когда обстоятельства позволят воспользоваться припасенной записной книжкой.
Задолго до рассвета они с Недом миновали Гринвич и влились в густеющую толпу торговцев, фермеров и разнорабочих, которая текла в Лондон. Пеший люд обгоняли тяжелогруженые тележки и фургоны, направлявшиеся в сторону Ковент-Гардена, Брик-лейн и Портобелло-роуд. Когда небо на западе посветлело, а звезды поблекли, Финн уже ехал по Боро-Хай-стрит, мимо церкви Святого великомученика Георгия, перед которой приподнял кепку. Он свернул во двор Джордж-Инн», где служил знакомый конюх — дряхлый валлиец по имени Арвин, прежде, незадолго до смерти матери Финна, служивший в цирке Хэппи. Долго искать знакомца не пришлось: во дворе весело пылал костер, у которого старик полировал кожаное сиденье катафалка — черная краска с красной каймой сверкала отблесками огня.
— Что, Финн, снова в Лондоне? — невозмутимо поинтересовался Арвин. — Вроде, слышал, ты устрицами промышляешь с Квадратным Дейви?
— Я теперь в Айлсфорде, живу у хороших людей. Ухаживаю за слоном.
— Всегда мне слоны нравились, — кивнул Арвин. — Хорошие звери, когда с ними правильно обращаются.
— Странная повозка, — заметил Финн. — Что, сама Смерть останавливается у «Джорджа»?
— Можно сказать и так! Но вообще-то церковь Святого Георгия рядом. Навожу вот блеск в ожидании рассвета… А это что за парень?
— Нед Лудд. Один из самых замечательных цирковых мулов. Лучшего еще не рождалось. Арвин, можешь подержать его пару дней?
— Еще спрашиваешь, сынок! А деньги свои убери, ни к чему они.
Финн потряс руку старику и заверил Неда, что скоро вернется за ним.
Когда Арвин повел мула в стойло, парнишка закинул в костер объявление, что лежало в кошельке Матушки Ласвелл — адрес он запомнил, а попадаться с такой штукой себе дороже, — и зашел в гостиницу. Десятью минутами позже он уже шагал по Лондонскому мосту, на ходу завтракая хлебом и сыром.
XIV
ВИД С РЕКИ
— Вот она — пещера Аладдина! — воскликнул Гилберт Фробишер. Они с Сент-Ивом стояли на деревянной площадке длиной футов тридцать, настеленной на импровизированных лесах, возведенных над провалом. К настилу вела деревянная же лестница. Мусор обрушения — фрагменты здания, камни и грязь, принесенная Темзой, — круто сползал вниз, в темноту подземелья. Сент-Ив различал раскрошенную мебель, переломанные строительные леса, куски кирпичной стены и камина — следы катастрофы, которые надлежит поскорее засыпать и забыть.
Позади Фробишера и Сент-Ива возвышались опоры берега Темзы — дубовые балки шестидюймовой толщины, укрепленные глубоко вбитыми сваями. Ниже бурлила река. Надвигался прилив, ручьи струились между досками, и помост был мокрым и скользким. Запах тут стоял неописуемый — тухлая вода, мокрое дерево и усиливающийся смрад тел, заваленных месивом из песка, битого камня и смолы, которое скоро заполнит дыру. Каменные плиты, предназначенные для мощения отремонтированной набережной, станут и надгробиями безвременно погибшим людям.
