По крайней мере, его не парализовало. Конечности действовали, пальцы рук сжимались и разжимались, пальцы ног в ботинках шевелились. Голова раскалывалась от боли, над правым ухом Сент-Ив нащупал припухлость, волосы там слиплись от крови, но головокружения он не чувствовал и ощущения пробитого черепа тоже не было. Видимо, кровь из раны на голове больше не шла, ее закрыл ком кровавой грязи. Травмы не особенно опасны, говорил он себе: ломота и боль, как, скажем, у побитого или свалившегося с лошади — такое ему в прошлом приходилось переживать не раз.
Тогда Лэнгдон приказал своему рассудку попытаться вспомнить, что произошло. Уши заполнил скрежет и треск, всепроникающий гул движущейся земли. Он только наполовину сознавал этот шум, пока его несло и крутило, будто ветряной мельницей, а затем швырнуло вниз по крутому склону. Но прежде, чем он успел оглянуться на Гилберта, сверкнула вспышка.
Что видела Элис с палубы яхты? За несколько минут до катастрофы, когда Гилберт начал спускаться в пролом, он помахал ей. Без сомнения, Элис хочет знать, жив он или нет.
Тут Сент-Ив сменил направление мыслей и снова задумался о Джеймсе Хэрроу, которого лягнула собственная лошадь, и о противоречивых распоряжениях городского Бюро работ; особенно странным Лэнгдону казался отказ в проведении полноценной экспедиции. Не перехватила ли бразды правления чья-то незримая рука? Скажем, сыграла роль какая-то старая вражда? Или, вдруг подумал Сент-Ив, здесь явили себя могучие силы, которым нужно держать подземный мир в секрете по своим собственным причинам?
Уловив слабое движение на земле неподалеку от себя, Сент-Ив осторожно повернул голову и, вглядевшись, увидел членистоногих, боровшихся с хваткой грибов, недвусмысленно намеревавшихся во что бы то ни стало пожрать свою добычу или парализовать некими токсинами. Грибы явно состояли в близком родстве с лепистами-рядовками, хотя отвратительно воняли и фосфоресцировали ядовито-зеленым. И это были крепкие, мясистые создания. Конечно же, они — гагаровые грибы Джеймса Хэрроу — никогда не попадались на глаза ботаникам-микологам.
Волосатый белый паук шириной с ладонь Сент-Ива яростно сражался с грибами рядом с его коленом, и это зрелище заставило Лэнгдона вскочить. Его отвращение к паукам было и иррационально, и бесспорно.
Теперь он разглядел темное пятно своего ранца, что было кстати, — тот лежал на мерцающем зеленом ковре футах в двадцати отсюда, а рядом виднелась корзина, куда была упакована лампа. Крышка выглядела надежно закрытой — падение, очевидно, смягчил ковер грибов. Мотка веревки нигде не было видно. Сент-Ив ощутил, что вполне твердо стоит на ногах, и потащился к ранцу. Подобрав по пути корзину, открыл ее и, убрав мешок с набивкой, обследовал лампу. На взгляд и на ощупь та была в полной сохранности, трубка Гейслера, очевидно, уцелела.
Осторожно поставив корзину и подтащив к себе ранец, Сент-Ив достал из наружного кармана компас в медном футляре и переложил его в карман куртки. Затем вытянул провода от индукционной катушки и, перед тем как просунуть руки в лямки и взвалить рюкзак на спину, накинул концы проводов на плечи. Затем сел, осторожно придерживая лампу на коленях, и, сощурившись, нащупывая детали пальцами, присоединил провода к лампе. Повернул ключ — и газ в трубке Гейслера замерцал. Сияние, высвечивающее детали мира вокруг, усиливалось, пока не стало ярко-белым. Повесив лампу на шею, Сент-Ив вставил жесткую металлическую сбрую в гнезда толстого кожаного пояса, чтобы зафиксировать источник света, а затем осторожно поднялся на ноги.
— И отделил Румкорф свет от тьмы, — произнес он вслух и огляделся, дабы получить картину видимой части ландшафта. Угол наклона покрытого обломками холма, который высился прямо перед ним, по расчетам оказался более пятнадцати процентов. Подниматься напрямик будет трудно, скорее всего, даже невозможно, если учесть, что он будет с каждым шагом соскальзывать назад. А если упадет, повредив лампу, то окажется в полной темноте. Очень скверно. Однако именно в том направлении — к югу — течет Темза, и именно туда ему надлежит двигаться, если он намерен искать Гилберта.
Сент-Ив сложил ладони рупором у рта и крикнул: «Эгей!» — а затем вслушался в ответ, который пришел незамедлительно. Только это был крик чайки, а не человека. Птица вылетела из мрака и уселась неподалеку, привлеченная светом и, наверное, голосом. «Доброе утро», — сказал ей Лэнгдон, размышляя, не та ли это вестница счастья, что недавно почтила его подарком. Он крикнул снова, и еще раз, но ответа не было. Голос звучал до странности глухо, словно не мог преодолеть большое расстояние.
Сент-Ив достал из кармана компас и открыл футляр. Перед катастрофой он находился на северном берегу реки в точке обрушения набережной и, если падение не перевернуло его мозг окончательно, сейчас оказался где-то ниже по течению от того места, хотя, видимо, не слишком далеко. Что до поисков Гилберта, лучше всего будет кричать через равные промежутки времени, как на корабле звонят в колокол при густом тумане. Поразмыслив еще, Сент-Ив решил, что надо обходить препятствие с запада, а не пытаться подниматься напрямик, и стараться как можно точнее отслеживать пройденное расстояние, если он надеется отыскать дорогу назад к провалу навигационными методами.
Чайка вспорхнула и исчезла во мраке наверху. Вероятно, с высоты птичьего полета ей отлично был виден Сент-Ив, замерший в круге света, но ему-то пернатое создание было не разглядеть, разве что оно снизится опять. Лэнгдон внезапно ощутил себя довольно заметным, словно высвеченным театральным прожектором, и ему захотелось двигаться. Осторожно, выбирая, куда поставить ногу, Сент-Ив пошел по склону вдоль холма, оставляя позади поля грибов и время от времени останавливаясь, чтобы поправить ношу и выкрикнуть имя Гилберта. Идти приходилось чуть согнувшись вперед, чтобы не упасть. И с каждым скользящим шагом Сент-Ив опускался чуть ниже. Обходной маневр мог занять сколько угодно времени, причем определить, как далеко он ушел от места падения, было нереально; только лампа сияла во мраке. Земля под ногами внезапно стала надежнее, ее усеивали неподвижные минеральные образования, торчавшие сквозь песок, словно сильно согнутые колени, — сталагмиты в разных стадиях развития.
Почва здесь местами была покрыта подвижной щебнистой осыпью пещерных полостей, и Сент-Ив, принявшийся карабкаться наверх и мимо них, за короткое время продвинулся довольно далеко. Его окружал, простираясь на целые мили, лес зрелых сталагмитов, и он петлял между ними, то и дело замечая конические вершины сталактитов, свисавших сверху, призрачно тянувшихся из темного пространства.
Какое-то движение во мраке впереди заставило Лэнгдона резко остановиться — крупное животное или человек, ползущий на коленях! На миг он затаил дыхание. Из-за сталагмита показался пятнистый козел, тряхнул головой и опрометью кинулся прочь.
Неужели ему это почудилось? Ему отказывает разум? Бесполезные размышления. В любом случае козел вряд ли бродит по подземному миру просто так, как и гагара; у него даже еще меньше резонов. Разумно предположить, что раз козел спустился сюда, то Сент-Ив может выйти отсюда на свет божий. Однако очень скоро путь оказался перекрыт почти вертикальной стеной известняка, мучнисто-белого в свете лампы. Стена была глубоко проточена маленькими ручейками, и только благодаря сапогам-монтичелло Сент-Ив не грохнулся оземь на опасно скользкой поверхности.
