Финн выбрал якорь — с железных лап на его ботинки стекала вода, — а Бомонт оттолкнул лодку веслом от стенки. Им следовало проплыть вдоль Саутуоркского моста к Лондонскому и к тамошним лестницам. Как только лодка вышла из-под прикрытия шхуны, ветер окреп, но тяжелые тучи, по крайней мере, не разразились дождем. Суда, стоявшие на якоре в Лондонском Пуле, выглядели темными силуэтами, проколотыми точками фонарей.
— Мне нравится твоя идея, Финн, — сказал Бомонт. — Она сработает. Ты ведь доверяешь устричнику, там, у Джорджа?
— Он друг. Я знаю его очень давно.
— Не особо удачная мысль путешествовать в катафалке раньше срока, — заметила мисс Бракен.
— Куда как хуже попасться на мосту мистеру Шедвеллу или кому из его парней, — ответил Бомонт. — Они будут рыдать как дети, думая, что с них спросит мистер Клингхаймер, и вцепятся в нас как клещи, если мы не ухватимся раньше.
— Я не знаю этого Шедвелла. Он хуже мистера Смайти? — спросила мисс Бракен.
— Смайти просто подарок по сравнению с Шедвеллом. Но Шедвелл не станет дважды заглядывать в катафалк, и вашего мула он не знает. Мы его проведем.
Лодка стукнулась о лестницу, и Финн тщательно привязал ее. Ему не нравилось воровать, но еще меньше ему нравилось попадаться на воровстве. Лодка была ярко раскрашена, и ее странный зеленый цвет было ни с чем не спутать, а также легко заметить при свете фонарей.
Беглецы взбирались по лестнице среди толпы, пересекающей реку по Лондонскому мосту. Бомонт шел впереди, самый заметный, хотя и самый маленький, Финн и Клара за ним, а мисс Бракен чуть позади, неся шапку Бомонта, словно большую сумочку.
Карлик жался в тень сумрачного нутра рынка Боро. Финн следовал его примеру, поглядывая через плечо, чтобы удостовериться, что мисс Бракен по-прежнему в поле зрения. Все хорошо знали о месте назначения, но маленькая женщина, которой Лондон был в новинку, руководствовалась только описанием пути, а Клара была слепа. Правда, зрячий локоть девушки в сумраке был полезен так же, как и при дневном свете. Так или иначе, но Финн скорее умер бы, чем отпустил ее ладонь.
Напротив показалась Сент-Томас-стрит, а Бомонт уже переходил Хай-стрит, и впереди вырисовывалась «Джордж-Инн». Финн прислушался, ожидая окриков и топота, возвещавших о погоне, но их не было. Он оглянулся и удивился, что мисс Бракен не отстала ни на шаг.
Финн взял Клару под руку, крепко прижав ее локоть к себе. Они прошли во внутренний двор: галереи были освещены, посреди двора в каменном очаге горел огонь и — к громадному облегчению парнишки — рядом стоял Арвин, державший под уздцы пару вороных, запряженных в карету. Пассажиры как раз забирались в экипаж.
Финн помахал старику, тот кивнул, и через пару минут они укрылись в конюшне. Финн изложил свой план.
* * *
В «Полжабы» было тихо, если не считать звуков готовящегося ужина, которые доносились с кухни. За линзами темных оконных стекол клубился мрачный, однозначно преждевременный сумрак раннего вечера, колеблющиеся тени скользили туда и сюда по мостовой Фингал-стрит.
— Не могу больше ждать! — заявил Билл Кракен Матушке Ласвелл. Они с Хасбро сидели втроем за своим обычным столом, беседуя вполголоса, чтобы никто не подслушал. — Говорю тебе: пойдем искать Табби. Ну или отправимся к Пиви без него.
— А через две минуты после того, как ты скроешься за дверью, он войдет в трактир, и кому-то придется идти искать тебя, — ответила ему Матушка Ласвелл. — Мы договорились ждать, пока часы не пробьют четыре, и это еще целых двадцать минут.
Генриетта Биллсон как раз вышла из кухни с ужином, от которого они отказались, ссылаясь на отсутствие Табби. Однако хозяйка трактира поставила блюдо на стол рядом с пудинговым посланием Финна. На ужин был подан «морской пирог» со слоями грибов, лука, горошка, моркови и шалфея, а также тушенных в соусе свинины и курятины; каждый слой был накрыт хорошо пропеченным тестом, и из проколов хрустящей коричневой корочки шел пар. Рыбы в пироге не было, несмотря на его название.
Кракен прищурился на еду.
— Мой живот зашпилен, — проворчал он. — Не могу есть. Профессор опаздывает почти на два часа. Никогда не было более пунктуального человека, чем профессор. Он сказал, что пришлет весточку, если не придет, но от него нет ни единого слова — а было бы, если б он мог его отправить. Они и профессора взяли, что ли, я спрашиваю?
— Просто попробуйте этот пирог, мистер Кракен, — сказала Генриетта. — Вы будете счастливы целый час, и я отказываюсь принимать какие-либо возражения. Еда в желудке — это основа основ. Без нее нет жизни, — она достала большую широкую ложку из кармана фартука и разложила пирог по тарелкам.
В ходе раскладывания дверь отворилась, и вошел Табби. Он кивнул компаньонам, окинув быстрым взглядом других гостей, которых было трое — мужчина с женщиной у огня и старый джентльмен, клевавший носом над газетой.
Матушка Ласвелл внимательно посмотрела на Табби, явно пролившего кровь в сражении.
— Господи помилуй! — произнесла пожилая леди, когда он подошел к столу.
— Целехонек, как колокол, друзья мои, — сообщил Табби, осторожно похлопывая по своему котелку. — Простите за опоздание. Дайте мне минуту, чтобы умыться, и я снова ваш.
— Какие новости, Табби? — спросил Кракен.
— Отличные, Билл! Финн и Клара со товарищи вырвались из дома Клингхаймера. За ними гналась шайка подонков, но я заплатил по их счетам. Две зарубки на моей трости, а третий сбежал. Неплохая вечерняя работенка, хотя о Клингхаймере я ничего не узнал, совсем ничего. Просто слепая удача, что я появился в нужный момент.
С этими словами Табби решительно зашагал к лестнице, благоразумно держа голову повернутой так, чтобы незнакомые постояльцы ничего не заметили. Впрочем, те не обратили на Фробишера-младшего ни малейшего внимания.
В наступившем молчании Хасбро обдумывал то, что Кракен и Матушка Ласвелл рассказали ему о покойницкой, о Шедвелле, гнавшем телегу с гробом в кузове, о кладбищенском стороже, который заколочен в том, что может стать местом его безвременного упокоения, если только он еще не выбрался с чьей-то помощью, и о его свободе, которая зависит от его честности.
— Мы должны исходить из того, что они схватили Сент-Ива, — сказал он, глядя на Кракена, который все еще не притронулся к еде.
— Или что этот Клингхаймер теперь думает поймать всех нас в свою паутину, поскольку мы знаем достаточно, чтобы представлять для него опасность, — вставила Матушка.
— Возможно, — ответил ей Хасбро, — но так или иначе мы должны разобраться с этим. Выбора нет. Что вы знаете об Уимпол-стрит, Билл? Я могу набросать примерный общий план лечебницы. Широкая, открытая улица, насколько я помню, большинство зданий за оградой.
Он принялся чертить на салфетке. Потом поднял голову и взглянул на Кракена — на то, как тот потирает пальцами подбородок и смотрит в свой стакан с элем. Билл Кракен прожил на улицах Лондона много лет и знал каждый его дюйм. Он искренне ненавидел этот город за то, что тот обратил его в опасного безумца — к счастью, на время.
