Попугай переступает с лапы на лапу, резко отворачивается и улетает с видом несправедливо обиженной паиньки. В том, что пернатый вернётся, я не сомневаюсь — он же видел, что жареный кешью у меня рассыпан по маленьким пакетикам, и выдавать угощение я буду порциями.
Всерьёз на то, что Сквозя вычистит доставшиеся мне авгиевы конюшни, я, конечно, не рассчитываю. Бросаю взгляд в распахнутое окно — солнце ещё высоко, а значит, несмотря на общую усталость, переодеваюсь и снова вооружаюсь шваброй. Причём первый этаж подождёт, в приоритете подвал, куда я спрячу награбленные сокровища.
Подумав, я откладываю швабру. Вот не зря мне конюшни вспомнились — это же подсказка. Я поднимаюсь в спальню. Меня интересует уборная, точнее, плошка с прозрачными горошинами, заменяющими водопровод. Транжирить не стоит, горошин только на первый взгляд целая пригоршня. Умываться, купаться, руки мыть — каждый день, не говоря уже о стирке. Но пару штук, самых крупных, я забираю и возвращаюсь в подвал.
Одну горошину я убираю, вторую крепко сжимаю в руке. Горошина теплеет и подтаивает как настоящая льдинка. Я мысленно отсчитываю секунды. Из горошины вырывается мощная струя. толстая, будто тело увесистого питона. Я едва удерживаюсь на ногах и направляю струю в потолок, тщательно прохожусь по стенам, по стыкам стен и потолка. Мощный напор прекрасно справляется и с пылью, и с паутиной, но внизу стремительно набирается грязевое болото… Утекать воде некуда, и вскоре я, задрав подол чуть ли не до ушей, шлёпаю по щиколотку в чёрно-серой вязкой жиже. Но не останавливаюсь, тщательно мою потолок и стены, горошина уменьшается больше, чем вдвое. Я уделяю внимание столу. Только вот от удара струи одна из ножек не выдерживает и подламывается.
С образовавшимся болотом я разбираюсь без затей — вычерпываю ночным горшком, артефакт великолепно справляется с задачей, вода исчезает в нём как в канализационном сливе. Я напускаю свежей воды, и так два раза.
Остаётся проветрить, дать высохнуть.
Я провожу пальцами по ближайшей стене — чистая.
Первый этаж — завтра, а сейчас отмываться самой, ужинать и спать. Поздно вечером, уже в постели, я развлекаю себя чтением сфотографированных в библиотеке книг, учу теорию зельеварения. Когда глаза начинаю закрываться, а строчки расплываться, я гашу свет, натягиваю одеяло…
Через полчаса я подскакиваю от грохота внизу.
Грохот сменяется отборной руганью, и далеко не сразу мне удаётся выцепить первую осмысленную фразу:
— Ты куда меня завёл?!
Эм?
Неужели воры?
А у меня на лестнице гора сокровищ…
Я подхожу к двери спальни, прислушиваюсь. Рядом вроде бы никого, и я осторожно выглядываю. Отсиживаться в спальне страшно — вдруг ворвутся? Неизвестно, что сделают. Бежать через переход в основной дом к Ирьясе лучшее, что я могу придумать. Но всё же я медлю, потому что странно, что к ведьме так легко залезли. Или первый этаж не защищён? Учитывая, что на первом этаже когда-то могла быть лавка, предположение имеет смысл. Крадучись, я подбираюсь к лестнице. На первом этаже горит тусклый свет, и меня в темноте не должно быть видно.
В россыпи кульков и раскатившихся котелков стоит побитый, измазанный чернозёмом Ирвин, зажимает окровавленным платком лоб и заковыристо ругается.
Пхах!
Уж не знаю, зачем Ирвин явился, возможно, кульки свои возвращать. Но напоролся он на сложенные один в один котелки, и естественно они на него рухнули.
— Какое занятное зрелище, — я зажигаю верхний яркий свет и скрещиваю руки на груди. — Сеньор, потрудитесь объяснить, что вы делаете в моём доме.
— Я?! Вы! — Ирвин явно дезориентирован и вообще шокирован. Откуда в его мажорской жизни взяться вековой пылищи?
А вот Сквозя принимает мой вопрос на свой счёт.
— Ведьма, я привёл уборщика.
О-у-у…
Попугая надо поддержать!
— Дорогой, ты великолепен! — восклицаю я. — Хм, но ты уверен, что твой уборщик осилит задачу?
— Синьорина! — Ирвин на наш безобидный обмен репликами реагирует излишне остро.
Я пожимаю плечами и неожиданно широко зеваю, накопившаяся усталость берёт своё.
— Орешки? — Сквозя перебирается ко мне требовать заслуженную награду.
— Синьорина, извольте объясниться.
Кажется, в россыпи кульков Ирвин опознал своё имущество.
— Вы бессовестно рассыпали подарки, которые мне преподнёс сеньор Сквозняк и ещё требуете объяснений? — хмыкаю я.
Пока Ирвин задыхается от возмущения, Сквозя охотно поясняет:
— Уборщик тоже тебе в подарок, ведьма.
— Какой чудесный подарок!
Я достаю пакетики с кешью, но не отдаю Сквозе, а сама вскрываю и предлагаю орешек с рук. Сковзя перелетает ко мне на плечо и охотно забирает угощение. Я даю следующий орешек. Ирвин наблюдает за нашей идиллией, стиснув кулаки.
— Синьорина, — не выдерживает он.
— Ты ещё не убрался? — интонация у Сквози правдоподобно печальная.
— Р-р-р-р!
Ирвин отбрасывает платок. Кровь не только успела свернуться, но и корочка подсохла. Явно не обошлось без целительной магии. Ирвин выхватывает шпагу.
— Оу, вы намерены воевать с грязью? — шпагу Ирвин направляет в сторону окна.
— Да! — рявкает он.
Как по мне, звучит загадочно.
Ирвин делает резкий выпад. Гарда наливается огнём. Вспыхнувшее пламя моментально охватывает весь клинок. Смотрится как минимум эффектно. Захватывающее зрелище само по себе, а уж если вспомнить, что клинок горит по-настоящему, это ни разу не компьютерная графика.
Сквозя ощутимо тюкает меня клювом по ладони. Засмотревшись на Ирвина, я так и замерла со сложенными щепотью пальцами. Кешью Сквозя забрал, съел и напомнил о себе. Я послушно достаю следующий орешек, но взгляда от Ирвина не отрываю. Сейчас он меньше всего похож на мажора. Вихри пламени слизывают чернозём. Ирвин в багряно-алых языках огня фехтует с невидимым противником, и каждое движение скупое, выверенное.
Телефон оказывается в руке практически без участия сознания. Пока Ирвин настолько занят, что не может заметить странную вещицу, я навожу на него камеру, щёлкаю. Я делаю целую серию снимков.
