Мы останавливаемся перед первой картиной.
Глава 27
На полотне горный пейзаж. Зубья хребта в снегу, белая пелена сливается с похожими на драную вату облаками, и чёткость линий размывается. Понизу бежит ручей. Искусствовед на моём месте отметил бы техничность работы кистью или царящую на полотне холодную атмосферу, глубину метафоры, что-нибудь в том же духе. Я же вижу просто картинку, по реалистичности несравнимо уступающую фото.
— Вам скучно, синьорина, — Ирвин ни капли не сомневается.
— Пейзаж выполнен классически? — вворачиваю я умную фразу.
— Верно. Классика возвращается в моду. Вам интересен магический стиль? Тогда прошу в следующий зал.
Пейзажи сменяются… пейзажами.
На картине бриллиантовая роса мерцает на лепестках пиона, будто холст посыпали блёстками. Другая картина гораздо интереснее, на ней осенний лес постепенно обнажается, теряя рыжую листву. В самом конце зала портрет, изображённая на нём особа лукаво щурится, иногда её губы изгибваются в намёке на улыбку.
Если бы я видела нечто подобное впервые, я бы пришла в восторг, но для меня, привыкшей к компьютерной графике, в работах нет ничего необычного. Всего лишь анимация, причём весьма посредственная.
— Уходим? — предлагает Ирвин.
Я ещё не нашла того, за чем пришла. Начинаю думать, что и не найду. Ирвин прав, коллекция скудная.
— А третий зал?
— Туда отправляют неудачные работы, с которыми салон будет прощаться.
Я устремляюсь вперёд.
И словно на стеклянную стену налетаю:
— Не может быть!
— Реалистично, правда? — улыбается Ирвин.
То, что я вижу — смесь портрета и фотографии. Я, конечно, готова допустить, что художник мастер, но мне кажется, что есть что-то ещё, кроме владения кистью.
— Магия?
— Да. Художница в основе использует иллюзии, насколько я знаю. Напоминает работу скульптора, отливающего по форме. Художница создаёт двойника человека, а затем переносит на холст.
— Потрясающе…
— Приземлённо и неприемлемо в настоящем искусстве, — раздаётся новый голос.
В зал входит расфуфыренная девица с бантом в причёски. Издали похоже на лопасти вертолёта. Девиа проходится по мне оценивающим взглядом и брезгливо поджимает губы, но при Ирвине оставляет своё мнение при себе. Точнее, укол весьма изящный — своим замечанием она выставляет меня неотёсанной деревенщиной.
— Запечатлеть мгновение для вечности, сохранить лицо таким, какое оно было в действительности, а не таким, какое примерещилось художнику. Мне кажется, в этом что-то есть.
— Синьорина, вы не в курсе? Исполнительница опозорилась, никто не закажет у неё портрет, — девица усмехается.
— Опозорилась?
Ирвин пожимает плечами. Вероятно, ему история не знакома.
Девица буквально скалится:
— Она опустилась до декораций.
— Что, простите?
— Высокое искусство не терпит мелочности, а она раскрашивала задники для новой оперы в нашем театре. Что она за художник, если может рисовать без вдохновения, а от начала и до конца рабочей смены? Ф-фи!
Эта девица хоть немного с мозгом дружит?
Я незаметно призываю телефон и, прикрывая его полой плаща, направляю на табличку под портретом, фотографирую.
— Вы абсолютно правы, синьорина. Простите, не знаю, как к вам обращаться. Любой, осквернивший высокое искусство бездуховным прагматизмом, должен быть изгнан с позором, кем бы он ни был: художником, певцом, поваром.
Ирвин хмыкает, давясь смешком.
Девица же понимает меня буквально:
— Да, именно! — горячо заверяет она.
Придётся разжевать:
— Если у повара нет вдохновения приготовить кулинарный шедевр, то завтрак следует отложить.
Выражение её лица меняется на нехорошее. Видимо, с пинка воображение заработало. Но мысль, увы, свернула куда-то не туда.
— Вы издеваетесь? — шипит она. — Вы! Вы хамка! Покиньте салон незамедлительно!
Хоть бы про Ирвина помнила… Вот уверена, что ему её визги как скрежет по стеклу. Золотая девочка слишком много о себе возомнила, а держать в уме несколько вещей сразу, видимо, не научилась. Впрочем, мне с ней за одним столом чай не пить.
— Ирвин, — оборачиваюсь я. — Кажется, нас выгоняют?
Девица захлопала глазами.
— Ничего не поделать, синьорина, — Ирвин легко улавливает моё намерение и включается в игру. — Нам придётся уйти.
Я нарочито огорчённо вздыхаю.
— К-как уйти? Сеньор Мэгг…, — девица поднимает руку, будто собирается схватить за рукав, но Ирвин легко уклоняется и с тщательно скрываемой насмешкой обозначает поклон:
— С вашего позволения.
— Но…
Хм, а девочка, часом, не влюблена? Уж больно голодными глазами она на него смотрит. А на меня — со злостью, толикой ревности и невольным недоумением.
Я выкидываю девочку из головы — вряд ли мы с ней когда-нибудь встретимся, тем более снова посещать салон я не планирую.
— Позволите угостить вас обедом, синьорина Иветта?
Хм…
Домой хочется — работать. Но я же решила попробовать романтику на вкус.
В график я укладываюсь. Согласно роману именно сегодня брат главной героини проиграет в казино Фирсу Грушичу, моему несостоявшемуся супружнику.
Предупредить Ользу я не пыталась — бесполезно. Во-первых, она только вечером узнает, что её брат в городе, когда он, появится на пороге, сверкая подбитым глазом. Где ей его искать? Единственный вариант караулить у казино, но публика в том районе настолько неприятная, что соваться себе дороже. Во-вторых, брат не поверит. И, в-третьих, в романе утверждалось, что её брат навсегда откажется от азартных игр из-за чувства вины перед сестрой. В долгосрочной перспективе проигрыш пойдёт ему на пользу, да и с деньгами я собираюсь помочь…
Так, не отвлекаться. Ирвин обед предлагает.
— Позволю, — я опускаю ресницы.
Ирвин расплывается в широкой улыбке.
Кажется, девица выходит из салона следом и смотрит, как Ирвин помогает мне сесть в коляску и мы уезжаем. Я не обращаю внимания.
По пути Ирвин развлекает меня байками со службы, я почти непрерывно смеюсь, до того забавно у него выходит. Чего только стоит история, как зимой боевые маги, опора и образец серьёзности, за ночь наморозили ледяных плит, утром выстлали лестницу фанерами, сверху закрепили намороженный лёд. И ладно бы они это делали у кого-то дома. Нет! Ледяной спуск они устроили в прямо в мэрии, рассудительно решив, что к началу рабочего дня всё растает. В тепле здания лёд начал подтаивать, отчего стал ещё более скользким. Первый весельчак сел на вершине, оттолкнулся и покатился со второго этажа на первый. Естественно, именно в этот момент внизу появился ничего не подозревающий мэр.
