— Каюсь, я тоже в этом участвовал. Только опробовать горку не успел.
— Мэр…?
— Мэр прыгнул с места и очень громко сообщил, что он думает о наших забавах, грозился выпороть всех причастных, невзирая на звание и статус, а вот маг неудачно влетел в стену, два месяца потом хромал.
Коляска останавливается, и я не сразу понимаю почему. Ирвин пригласил меня в ресторан, и я ожидаю чего-нибудь пафосного, в его неизменном мажорском стиле, но неожиданно Ирвин предлагает пойти в трактир. С виду — самый обычный. Полуподвальное помещение с массивными каменными сводами ассоциируется с жилищем кряжистого гнома. Половина столов занята, и большинство гостей трактира люди в форме.
Ни скатертей, ни других изысков. Украшением на голых стенах служат связки лука. Но несмотря на спартанский интерьер, в трактире уютно. Наверное, потому что чисто, и нет перебравших вина рож. Я принюхиваюсь, но даже намёка на спирт не улавливаю.
Приятное место, надо на будущее запомнить.
— Здравствуйте, матушка Фиренса, — вежливо здоровается Ирвин с полной, даже очень полной, но крепкой женщиной.
Она радушно улыбается, заправляет под чепец выбившуюся прядь и одёргивает белоснежный фартук:
— И тебе не хворать. Ох, ты не один. Добро пожаловать, девочка.
Панибратское обращение из уст женщины звучит настолько гармонично, что мне и в голову не приходит её поправлять, тем более для местных она матушка. В смысле, в этом мире это распространённое обращение к трактирщицам.
— Ирвин, как вы угадали, что мне понравится? — спрашиваю я, пока мы ждём. Ради Ирвина хозяйка шуганула дёрнувшуюся было подавальщицу и лично отправилась на кухню.
Больше недели я ела кое-как, часто вообще не замечала, что жую. Питалась полезным для желудка киселём, неполезным копчёным мясом, пирожками и забивала голод фруктами, иногда воровала орешки Сквози.
Больше недели я мечтала о нормальном домашнем обеде.
Хозяйка водружает передо мной котелок с рыбным супом. На второе идёт свиная отбивная, наполовину зарытая в гречневый гарнир. Два яблока на десерт. И никакого чая, вместо него хозяйка приносит кувшин компота.
Я уплетаю за обе щёки и, когда хозяйка подходит забрать котелок, искренне благодарю:
— Восхитительно.
Хозяйка, чувствуя мою искренность, разулыбалась и пообещала подать свой фирменный пирог.
А вот Ирвин странно напрягся. В лучшем случае он впервые видит девушку со здоровым аппетитом. В свете принято не есть, а клевать, особенно если ты девушка. В худшем случае он уверился, что я не бедная, а просто нищая.
Неловко…
Глава 28
Ирвин оставался безукоризненно вежливым, улыбчивым, но после обеда больше никуда не пригласил.
С одной стороны, изначально он извинялся за глупость в кафе у Горбатого моста, так что логично, что, помогая мне забраться в коляску, он уточнил, куда меня проводить. С другой стороны, я успела навоображать, что он за мной ухаживает и уже настроилась на романтику, а её не случилось.
Обидно.
А может дело не в том, как я набросилась на еду? Достаточно посмотреться в зеркало…
Я врываюсь в уборную и замираю перед своим отражением. Так-так. Я помню, какой я увидела себя впервые — дурнушкой. За прошедшую неделю с хвостиком я не стала красавицей, но домашний уход и магия сделал своё дело. Кожа обрела упругость, стала бархатистой на ощупь, в лучшую сторону изменился цвет лица, я посвежела. Волосы всё ещё слабые и ужасно путаются, но прогресс и тут заметен. Вид портят синяки под глазами. Сегодня дам им решительный бой — рано лягу и высплюсь.
Завтра будет особенный день.
Я приношу в уборную светильник, выставляю на полку все имеющиеся баночки: пудру, румяна, подводку и помады всех трёх цветов. Макияжных кистей у меня нет, зато есть обломок от кисточки, доставшейся от Системы.
Вроде бы ничего не забыла — начинаю!
Я спускаюсь на первый этаж, встаю на фоне фирменной стены и делаю несколько селфи. Это будет фото “до”.
На макияж я трачу больше часа. В целом я умею краситься, и косметика слишком непривычная. Я кладу слишком много пудры, и лицо превращается в алебастровую маску. Со второй попытки получается лучше. Я умываюсь и наношу пудру в третий раз. Неожиданно легко получается с румянами. Я берусь за подводку. И брызги стекают по лицу чёрными слезами из фильма ужасов. Приходится начинать сначала. Я тренируюсь рисовать тонкую длинную линию, придающую глазам выразительность и глубину. Жаль, теней нет. Думаю “смоки айз” мне бы пошёл. Ничего, Москва не сразу строилась. Я завершаю макияж розовой помадой.
— Тьфу! — розовый смотрится на мне как пририсованные фломастером усы на фото какой-нибудь знаменитости.
— Тьфу! — соглашается Сквозя. — Добавь шоколад.
Хм?
Где я его возьму? И, главное, зачем? Или Сквозя говорит про бежевато-коричневый оттенок? Сам по себе будущий “поцелуй солнца” неплох, но мне, уверена, не пойдёт, состарит. Как и красный. Но ведь их можно смешать!
— Сквозя, ты гений!
Я приглушаю розовый оттенок, добавляю естественности.
— Красавица, — одобряет Сквозя.
— О, да!
Косметика творит чудеса. Помнится, преображение азиатской барышни меня поразило. Перед камерой улыбается фея неземной красоты, затем фея подмигивает, включается ускоренная перемотка кадров, фея умывается, и оказывается, что под тонной штукатурки самая обычная женщина, причём немолодая. То, что проделывала фея, вызвало у меня смешанные чувства. Красиво, безусловно, но, во-первых, наносить столько химии на кожу вредно, а, во-вторых, результат настолько далёк от первоначальной внешности, что, по-моему, утрачивает смысл, да и кавалеров жалко.
Я снова спускаюсь на первый этаж и делаю селфи.
— Сковзя, ты мог бы получать орешки как гонорар.
Косметику покупают девушки и женщины, а они любят всё милое и пушистое. Сквозя мог бы стать талисманом моего модного дома.
— Работать?! — возмущённо восклицает попугай. — Тьфу!
Действительно, зачем трудиться, когда любимыми орешками угощают просто так, просто за то, что ты попугай.
Сквозя подхватывает кулёк, делает по помещению круг и вылетает в окно.
— Э-эх…
Макияж я не смываю до вечера — проверяю, насколько он стойкий и не возникнет ли на коже раздражение. Конечно, я уже проверяла, до того, как пошла оформлять патент, и осталась очень довольна. Но всё же…
Я волнуюсь! Разумом понимаю, что идёт обычный рабочий процесс, и завтра я перехожу на следующий этап, но ничего не могу с собой поделать. Ночью я ворочаюсь с боку на бок, часто просыпаюсь, а во сне меня преследуют невнятные видения, моментально истаивающие, стоит открыть глаза. Вспомнить, что конкретно мне снилось, я не могу.
