Надо ли говорить, что утро начинается для меня довольно поздно.
И начинается оно с сообщения горничной:
— Синьорина Иветта, если вы хотите присутствовать на поединке сеньора и того невоспитанного негодяя, вам стоит поторопиться.
Уже поединок? Пропускать нельзя, но ведь я я вчера уснула, так и не закончив учебник. Как же мне разорваться-то? И что я делаю в комнате Ирвина? Я помню, что уснула за столом. Утащил к себе под бок? Приятно…
За завтраком, наслаждаясь сырниками личного приготовления сеньоры Флайсти, я выслушиваю новости: тётущка, жрец и сеньора Дейвис втроём вышли на прогулку по саду, Ольза с братом отбыли, оставив мне записку, что — чудо-чудное! — в поисках Ользы заезжал выскочка Ларс, и очень хорошо, что в этот момент хозяина уже не было дома, иначе стычки не избежать.
— Что там насчёт поединка? — уточняю я.
Хотя дуэли овеяны романтическим ореолом, при трезвом взгляде, я восторга не испытываю. Принц стреляющийся с золотарём — абсурд. Вызов на поединок означает, что ты воспринимаешь соперника равным. Не важно, насколько унизительно проиграет Фирс, он просто недостоин чести быть вызванным. Неужели нельзя было разобраться иначе? Жалко же шпагу марать.
Но моё мнение значения не имеет — я же сама дала Ирвину разрешение разбираться.
Горничные предлагают сочный вишнёвый наряд с бледно-розовой отделкой, цветовое решение весьма спорное, но в целом юбка-амазонка и приталенный жакет смотрятся богато и дерзко. Неожиданно, но костюм меня украшает, особенно в сочетании с макияжем.
Я всматриваюсь в своё отражение:
— Удивительно, насколько вещи и краска меняют внешность.
— Смею возразить, синьорина, это не так. Если вы ссутулитесь, напряжёте кисти рук, начнёте смотреть с испугом, то потеряете не половину привлекательности, а три четверти. Самоощущение определяет.
— Вещи и краска помогают обрести уверенность.
— Экипаж подан, синьорина. По поводу безопасности, пожалуйста, не беспокойтесь. Меры приняты. Также вас сопровождает Кай.
— Я тебя сопровождаю, ведьма!
Кто бы сомневался! Я чувствую, как начинаю улыбаться:
— Доброе утро, сеньор Сквозняк. Благодарю! С вами я точно в полной безопасности.
Сквозя устраивается у меня на плече. В лапах неизменный пакетик орешков.
— Поторопись, ведьма! Я не хочу из-за тебя пропустить.
— Как скажешь, друг.
На улице меня ожидает крытый экипаж, тот самый, украшенный вензелями. Учитывая, что официально я всего лишь невеста, я сомневаюсь, насколько уместно приехать так. Это всё равно что публично признаться, что живу с женихом до свадьбы. К вечеру о моей безнравственности будет судачить весь Старый Му.
Хм, мне действительно есть до этого дело?
Чужое мнение меня мало волнует, но надо помнить, что я стала лицом модного дома Иветья, и мнение покупательниц уже не чужое, потому что от них напрямую зависит мой доход. Впрочем, лёгкий флёр скандала не повредит, я же собираюсь продвигать женскую независимость, которая начинается, как это ни банально, с независимости финансовой. При минимальном старании посланницы красоты смогут неплохо зарабоать.
Опять о работе думаю…
Экипаж выворачивает на подозрительно знакомую улицу. Я узнаю магазины — здесь, считая секунды действия чар невидимости, я убегала от Фирса и такого же потерявшего берега стража. Экипаж поворачивает и останавливается точно перед воротами храма Нексин Всеблагой.
Глава 42
На территории собрались люди. Среди унылых серых одежд мелькают яркие ткани, что удивительно. Я не тороплюсь выходить, присматриваюсь. Не понимаю, почему здесь… Интереса к экипажу никто не проявляет. Кай, ехавший на запятках экипажа, появляется в поле зрения, распахивает дверцу, подаёт мне руку:
— Синьорина, поединок вот-вот начнётся.
— В храме? — Каю я доверяю, да и Сквозя спокоен, хотя холодок по спине гуляет.
— А где же ещё? — искренне удивляется Кай.
Действительно, где? Помнится, с Ларсом Ирвин сцепился прямо под окнами мэрии. Но тогда поединок был спонтанным, а сейчас официальный, с вызовом через письмо.
Люди толпятся перед дощатым возвышением. Кай ведёт меня в обход, мы проходим за ограждением под самой стеной храма.
Оказывается, для меня приготовили кресло и зачем-то обтянули розовым чехлом. Это шутка такая? В своём вишнёвом костюме я на розовом фоне в лучшем случае потеряюсь, в худшем — буду выглядеть как курица после эпиляции. Впрочем, без разницы. Вряд ли среди “серых” затесались мои клиентки.
Толпа меня замечает и принимается бурно обсуждать. Я сажусь, игнорируя чужое внимание. Сквозя куда интереснее, тем более с плеча он перебирается ко мне на колени и позволяет гладить мягкие перья. А для полноты картины Кай отступает за кресло, вытягивается, как гвардеец за королевским троном.
Меня замечают не только в толпе. Ирвин расплывается в широкой улыбке, делает в моём направлении пару шагов и отвешивает театральный глубокий поклон. Выпендрёжник! Я не сразу понимаю, что чего-то не хватает, а именно шпаги, с которой Ирвин вне дома не расстаётся. Эм, что происходит?
Это же не кулачный бой?!
— Лей! Родная, я люблю тебя больше жизни! Я не смогу жить без тебя! Почему ты так жестоко обрекаешь меня?
Тьфу!
Фирс бы бросился ко мне, если бы не ограждающий бортик и, подозреваю, если бы не Кай, стоящий за моей спиной — лысому амбалу достаточно легко махнуть рукой, чтобы Фирс улетел в дальние дали.
— Сеньор Грушич, мы давно выяснили, что под видом брака вы жаждете прикарманить мои деньги. И, надо полагать, спустить их здесь же, в Старом Му, в казино? Что касается вашего нежелания жить, то… Служитель, разве, согласно учению Нексин Всеблагой, подобные мысли и слова не кощунство?
— Кощунство, синьорина, — с готовностью отвечает жрец и награждает Фирса осуждающим взглядом.
— Слышите, сеньор Грушич? Почему бы вам не остаться в храме учиться смирению?
Фирс бледнеет, краснеет, всё больше надувается, обретая сходство с индюком.
— Когда я выиграю, ты будешь моей! — рявкает он.
“Когда”?! У него вообще хоть капля мозгов есть? Я уверена, Фирс даже обманом победить на сможет. Что там, ему не хватает ума осознать очевидный, по-моему, факт. Ни Ирвин, ни я последователями Нексин не являемся, правила общины на нас не распространяются. Победа не даст Фирсу никаких прав, как нет их у Ирвина, а вот на зуботычину от Кая Фирс нарвётся.
Впрочем, в его выкрике больше бессилия, чем реальной угрозы.
— Займите свои места, — требует жрец.
Ирвин отходит в правый край дощатого помоста.