- Звучит не очень приятно.
- Беатрис говорила мне все это в шутливой форме. Я допустила оплошность, когда призналась ей, что не была нигде дальше Мексики. Она утверждала, что покинет дом престарелых и мы вдвоем отправимся в путешествие. - К глазам Дженны подступили слезы, и она отвернулась. - Она сделала так, чтобы хотя бы одна из нас смогла это осуществить.
- Нам повезло, что вы отправились за приключениями именно сюда.
- Моя подруга Ширли собиралась поехать со мной, но накануне отъезда неожиданно заболела.
- Если вам нужна компания…
- Обо мне не беспокойтесь, - перебила его Дженна, понимая, что она далеко не первая, кому он это говорит. - У меня прекрасно получается самой себя развлекать. - Чтобы сгладить неловкость, она указала ему на огромный портрет на стене напротив нижней ступеньки лестницы. - Что вы можете мне рассказать об этой картине?
На ней была изображена величественная пожилая пара, одетая по моде тридцатых годов прошлого века. Мужчина и женщина оценивающе смотрели на тех, кто поднимался по лестнице и спускался по ней.
- Это Антуанетта и Симон д’Юсей. - Остановившись, Филипп прислонился к каменной балюстраде. - Они были последними представителями семьи д’Юсей, которые жили в этом замке. После Первой мировой войны они построили шато д’Юсей.
- По другую сторону лавандовых полей, - добавила Дженна.
Наткнувшись на фото шато в буклете, она поразилась его красоте и решила, что непременно должна увидеть замок собственными глазами.
- Вы не будете разочарованы, - ответил Филипп, когда она сообщила ему о своем намерении. - Шато д’Юсей остается крупнейшим поставщиком лаванды в районе. Большинство известных производителей парфюмерии в стране покупают сырье у семьи д’Юсей.
В его голосе слышалась гордость. Интересно, все местные жители испытывают это чувство или только те, кто знаком с богатой историей этой семьи?
Дженна подумала о своей семье, которая не внесла никакого вклада в историю Сомервилла. Кто-то из жителей города вряд ли будет рассказывать о ней с гордостью.
- У этой семьи очень богатая история, - задумчиво произнесла Дженна. - Жаль, что они решили продать замок.
- Такие старые здания очень дорого содержать, - ответил Филипп. - Вода и плесневые грибки делают свое дело. Пусть лучше какая-нибудь корпорация поддерживает шато в хорошем состоянии, чем он придет в запустение и рухнет, как другие заброшенные французские замки.
Спустившись, Дженна оказалась прямо перед картиной. Пара показалась ей знакомой. Должно быть, перед поездкой она прочитала слишком много путеводителей.
- Семья до сих пор живет в этом районе?
- Если одного человека можно считать семьей. Остался всего один прямой потомок.
- Правда? - удивилась Дженна.
Она повернулась и заметила, что Филипп, нахмурившись, смотрит на картину.
- Только двое детей Симона и Антуанетты дожили до совершеннолетия, и только у одного из них были дети. Точнее, сын. Его звали Марсель. Он умер в конце двадцатого века.
- Как жаль, что тысячелетний род почти прервался.
- Рано или поздно это случается со всеми семьями. - Он помрачнел, но мгновение спустя его взор снова прояснился. - Давайте поговорим о более приятных вещах. Например, об ужине. Не хотите со мной поужинать сегодня вечером?
Какая обходительность. Дженна не сомневалась, что он приложит все усилия, чтобы организовать романтический ужин, устранить ее внутренние барьеры.
- Разве правила не запрещают вам вступать в неформальные отношения с постояльцами? - спросила Дженна, хотя понимала, что, даже если бы в отеле были подобные правила, ему было бы на них наплевать.
Филипп улыбнулся и пожал плечами:
- Я никому не скажу, если вы не скажете.
Дженна снова встретилась с ним взглядом. В его синих глазах можно было утонуть. Должно быть, каждая женщина, на которую он смотрел, чувствовала себя так, словно она для него единственная.
- Я очень благодарна вам за предложение, но я еще не привыкла к разнице во времени и поужинаю у себя в номере. Одна, - добавила она на всякий случай. Ширли ее убьет.
- Значит, поужинаем вместе в другой раз, - невозмутимо ответил он.
- Да, конечно. Спасибо вам за экскурсию - Пожалуйста. - Дженна затаила дыхание, когда он взял ее руку и поднес ее к своим губам. - Au revoir
[4], Дженна Браун, - произнес он, поцеловав ее руку. - Буду ждать с нетерпением момента, когда наши пути снова пересекутся.
-Au revoir, - ответила Дженна.
Затем он повернулся и ушел, а она еще какое-то время стояла на месте и смотрела ему вслед. Наверняка он пошел очаровывать другую туристку.
А у нее вряд ли будет другая возможность встретить сексуального француза.
Подождав, пока американка скроется за углом, Филипп направился к стойке администратора. Сидящая за ней хрупкая молодая женщина узнала его и тут же выпрямила спину.
- Я могу чем-нибудь вам помочь? - спросила она.
От его взгляда не ускользнул ни блеск ее глаз, ни игривый жест, которым она откинула назад каштановые волосы.
-Да, - ответил он. - Я подумал, что вы могли бы оказать мне услугу. Американка, мадемуазель Браун…
- О чем бы он ни попросил, Николь, ответ будет отрицательным. - Крупный пожилой мужчина с седыми волосами и грубыми чертами лица внезапно вышел из кабинета за стойкой и положил свою большую ладонь на плечо Николь. Это был Ив Сен-Дюмон, управляющий отелем. - Этот отель не место для развлечений, Филипп. Если хочешь кадрить женщин, делай это в другом месте.
- Ты меня обижаешь, Ив. Неужели ты думаешь, что, если я бы захотел соблазнить гостью, я не смог бы обойтись без помощи персонала? - Он подмигнул Николь, и та покраснела, подтвердив его правоту.
- Тогда что тебе нужно?
Ему нужно развлечься, прежде чем его снова надолго затянет рутина.
- Уже август, - ответил он.
Выражение лица Ива тут же смягчилось.
- Je suis desoie
[5]. Я не подумал. Я потерял ощущение времени.
- Я тоже.
О том, что лето заканчивается, ему, как всегда, напомнил календарь.
Ему было одновременно и смешно и грустно. Каждый год он давал себе слово, что в этом году нарушит установленный порядок, но, очевидно, он был мазохистом, если всякий раз возвращался сюда на время сбора урожая. Разве мог он этого не делать, когда участие в сборе урожая было традицией семьи д’Юсей? Он последний представитель семьи, и кроме него ее больше некому соблюдать.
