— Что можешь сказать по Эскиной?
— Да ничего особо…
— Как так? Ты же с ней возился до трех ночи.
— Да, но это с ее смертью не связано. Точнее, могло бы, но…
— Слушай, если собираешься рассусоливать, пошли ко мне в кабинет, — прервал его Коля. — У меня там уютнее. И есть нормальный кофе, а не эта бурда.
— Вот ты осел! Это «Эгюсте спешл». Пятьсот рублей стограммовая банка.
— Очень крепкий и какой-то кислый.
— Насыщенный и с букетом. А не то что вы, дураки, пьете. Разбавь и сыпани сахара.
— То есть мы остаемся тут? Тогда четко и по делу. Я у тебя тут долго не могу находиться.
— Топай тогда к себе и жди результатов. Разбудишь, понимаешь…
— Евгений Максимович, не вредничай. От тебя очень многое зависит. Поэтому пришел, как к святым местам.
— Ладно, — расплылся в улыбке Бонд. Он, как все низкорослые мужчины, был тщеславен. Поэтому и рубился в алкобатле с молодыми и здоровенными омоновцами. — У нашей барышни-покойницы был рак последней стадии. Метастазы по всему телу. Я увлекся, выискивая их. Цинично звучит, но я просто разгадывал головоломку. Типа, найди на картинке пять котов. А там только один виден. И вот ты начинаешь всматриваться…
— Да, понимаю. То есть она умирала?
— Ей оставалось недолго. Легкие, почки, желудок — все было поражено.
— И она могла об этом не знать?
— Ты знаешь, могла. У нее был очень агрессивный рак. Рак-орда. Налетел, захватил один орган, потом другой, третий. Она не лечилась, это точно. Следов операций нет. Как и химиотерапии. В желудке нерастворенная таблетка обезболивающего — и все.
— В квартире, где она жила последнюю неделю, мы не нашли никаких лекарств, кроме обычных. В аптечке стандартный набор: цитрамон, аспирин, кетанов, мезим… Женщину не насиловали?
— Нет. И не били особо. Применяли силу, да. Хватали, толкали, волокли. Но все серьезные повреждения тела, на мой взгляд, получены при ударе о землю.
— Анализ материала из-под ногтей…
— Будет позже.
— Что ж. И на том спасибо.
— И на том, — передразнил Бонд. — Я за двоих впахиваю, между прочим. И за криминалиста, и за патологоанатома.
— Так и получаешь за двоих, — напомнил Грачев. — Хотели одну твою ставку отдать, ты не согласился.
— Потому что за этим бездарем придется все перепроверять. И даром. Уж лучше я сам.
— Вот и не ной.
— А ты вали, не мешай спать. Устал я. За переработку мне не платят, а я, милый мой, отпахал три смены. Одну как эксперт. Две как патологоанатом.
Бонд вернулся на диван и накрылся фуфайкой. Грачев думал, тот устраивает спектакль, но через несколько секунд услышал его храп.
Глава 2
Ей снился лес. Высоченные сосны, осины с необъятными стволами, разлапистый папоротник, непроходимые заросли дикой малины. Таким он виделся в детстве. Когда ты маленький, все кажется масштабным. Но не страшным. Оля не боялась леса. Она вообще не была трусихой. Темнота? В ней приятная загадка. Привидения? Вот бы увидеть хоть одно. Крысы, змеи? Милые создания и очень умные…
По лесу Ольга ходила с Богданом. Он был избит. По лицу кровь струилась. И они искали подорожник, чтобы приложить ко лбу. Так было и в жизни. Оля регулярно лечила друга и только народными средствами. А она знала все полезные свойства растений. Изучала энциклопедию (читать она научилась в три), потом выискивала лечебные растения. А что оставалось, если Богдан отказывался от помощи взрослых?
Их дружба самой Оле сейчас казалась странной. Совсем крохи, но какие-то очень взрослые. Она всегда ощущала себя личностью зрелой. Как осознала себя, так это и произошло. Богдан же так много страдал, что опередил сверстников в эмоциональном развитии. Те носились дурачками по детским площадкам садиков, лепили куличики, плакали, упав и разбив нос, а он умудрялся терпеть боль, прятать корки, чтобы было что погрызть, когда живот сводит от голода, выбираться из заточения и… Видеть хорошее в окружающем мире! Любить лес, птичек, ящерок. Уметь смеяться. Находить в себе силы помогать животным: он подобрал раненого щенка, но так как не мог его взять к себе (мать бы добила), то принес Оле. И пес тот двенадцать лет прожил у бабушки, став ее любимцем.
Встав с кровати, Оля проследовала в ванную. Приняла контрастный душ. Она делала это редко, потому что не любила перепады температур, но что бодрит лучше, чем он? Разве что кофе, принятый после. Ольга была вялой. Она тревожно спала, а еще ощущала легкое недомогание. Побаливала голова и першило в горле. Простыла вчера, что ли?
Она вместо кофе сделала себе чаю с медом. Добавила бы бальзама, да он кончился. Зазвонил телефон. Ольга взяла его и увидела на экране незнакомый номер.
— Алло.
— Привет, Оля. Это Леша.
— О, доброе утро, — он взял ее телефон вчера.
— Надеюсь, не разбудил?
— Нет, я давно встала.
— Какие у тебя планы на день?
— Хотела навестить маму, немного прибраться.
— Если найдешь немного свободного времени, я хотел бы попросить уделить его мне.
— Дай угадаю, ты хочешь, чтоб я тебе показала барак, в котором жил Богдан с матерью?
— Какая ты проницательная.
— Я поняла, что тебя зацепила его история. Хорошо, я могу через час с тобой встретиться. Подъедешь?
— Да, скидывай адрес.
Допив чай, Оля пошла собираться. Хорошо, что она не относилась к числу тех женщин, которые перед встречей с мужчинами долго приводили себя в порядок: красились, укладывали волосы, выбирали одежду. Она чуть припудривалась, распускала или забирала волосы, натягивала джинсы и какую-нибудь кофту. Покупала те, что не мнутся, потому что терпеть не могла гладить, как и выглядеть неопрятно. Не то чтобы она не наряжалась. Бывало и такое. Но по каким-то торжественным датам. У нее имелись платья, туфли на каблуках. И когда она была при параде, то выглядела как звезда. Подруга Виола не понимала, почему Оля не прихорашивается ежедневно. Немного стараний, и у ног Михеевой будет лежать весь мир.
— Ты должна сверкать, Михей! — так она ее называла. — Ослеплять всех неземной красотой.
— Зачем?
— Ты же звезда. Такие бабы, как ты, рождаются раз в сто лет. Но у тебя что-то с самооценкой, и ты целенаправленно сливаешься с серой массой.
— С тобой многие поспорят. Считается, что у меня мания величия.
— Горе у тебя… От ума.
— Вилка, — так уже Оля называла подругу. — Ты сама не любитель эффектных выходов в люди.
— Потому что мне ничего не поможет: ни косметика, ни шикарная одежда. Я дурнушка. И для таких, как я, ум — это спасение. А тебе бы немного деградировать. И распушить перья. Глядишь, замуж возьмут.
