Сколько воспоминаний связано с ней!
Роман Попов пережил самые яркие эпизоды юности, взлеты и падения, именно в доме под номером одиннадцать в поселке «Лира», который как деятель искусства получил от государства Павел Дмитриевич Печерский.
Маэстро! Или Карабас-Барабас, как называла его Эмма Власовна.
В Маргариту Роман был влюблен, как и Марк. А как не втюриться в ту, кого превозносит Маэстро? Она яркая, талантливая и… красивая? Да, пожалуй! Но по-своему. Рома и не рассмотрел бы в Марго очарования, если бы не Павел Печерский. Но его мнение было очень важно всем воспитанникам. Даже Роде, любимчику. И он тоже проявлял интерес к своей бессменной партнерше. Хотя, по ее словам, он всего лишь поддерживал ее. И то в последнее время. А раньше они друг друга едва терпели. Оказалось, правда. Запись в дневнике Роди это подтверждает. Но Попов с Марком не верили в это и боролись за внимание примы. Второй более активно. Но оба получали отказ.
Из-за Роди!
Таков был вывод. И ни один из парней не думал о том, что Маргарите просто неинтересны оба. Она вообще ни в кого не влюблялась. Кроме актерства, девушку ничего не увлекало. Марго и замуж-то вышла потому, что поняла: она ничем не выделяется среди таких же студентов. Более того, не дотягивает до уровня некоторых.
Роман зашел в дом. В нем мало что изменилось. А в гостиной совсем ничего. Именно тут они репетировали когда-то, и он узнал, что ему достается роль не осла Серого, а Санчо Пансы. Жаль, он так и не сыграл его. После смерти Роди закончилась эпоха Маэстро, а, как следствие, и детско-юношеского творчества. При Дворце культуры открывали студию еще пару раз, но ребята, что ходили в нее, могли только на детских праздниках играть. То были зайчики и лисички, братья-месяцы максимум, Золушки и принцы, но не Дон Кихоты, Онегины, Кончиты, Покахонтос.
— Добрый день, — услышал Рома голос сына Маэстро — Леонида. Он знал, что тот дома. Поэтому пришел.
— Здравствуй. Помнишь меня?
— Нет.
— Рома Попов. Подопечный твоего отца.
— Вас много было, поэтому я не всех…
— Не, меня ты точно должен помнить. Но я изменился. Был худеньким. И мне для роли Санчо Пансы накладной живот требовался. Ты ж его и сварганил из поролона?
— Ты тот мальчик, которому досталась роль Родиона?
— Ага.
— Да, ты сильно изменился.
— Полысел, потолстел. Увы.
— Я тоже немного раздался… И вот тут, — Леня хлопнул себя по темечку, — лес не так густ, как раньше.
— Нет, ты выглядишь отлично. Годы над тобой не властны.
— Скажешь тоже, — отмахнулся Леонид, но комплименту порадовался, это было заметно. — Чего пришел? Выразить соболезнования?
— Могу сказать и так. Но, если честно, я думаю, что мир стал лучше после того, как ушел Маэстро.
— Что ты такое говоришь? — воскликнул Леонид.
— Говном был твой папаша. Помер и ладно. Я пришел, чтоб тебе глаза на него открыть. Чтоб ты не горевал.
— Мой отец не был идеальным… Но и говном… не был тоже.
— Ты просто его не знал.
— Я? Да лучше вас всех.
— Нет. С тобой он виделся от случая к случаю. А мы были его птенчиками. Он нас чуть ли не с клювика кормил. Тебе, Ромочка, вот этого червячка, Марго другого, а Роде, как самому любимому, жирненькую гусеницу. Понимаешь, конечно, что я метафорически выражаюсь.
— Я же не дебил, — буркнул Леня. Затем сел на кресло, которое любил Маэстро. Роман опустился на диван, стоящий рядом.
— Родя вел дневник. Он нашелся только после смерти его сестры. Я читал его.
— И что там?
— Много того, о чем даже мы, питомцы твоего отца, могучая кучка, не знали. У Маэстро и Лени были отношения.
— Какие глупости!
— Я бы дал тебе почитать дневник, но у меня его нет при себе.
— Отец любил Родю, да. Но как сына.
— Но у него же был ты! Кровь от крови, плоть от плоти…
— Да, но меня он не любил. Считал никчемным. А Родя был талант.
— Если так, почему ему в конечном итоге дали роль бессловесного осла?
— Мальчишка стал хуже играть, и папа хотел показать ему, что будет, если он продолжит в том же духе. Ты не стал бы Санчо Пансо, поверь. Вы все были ему не важны. Только Родя. Свет в окне.
— Что еще раз доказывает…
— Что он любил его как сына! — повысил голос Леня. — Он сам ему сказал это. Я слышал. Вы тут все сидели. Читали по ролям. Кроме Роди, разумеется. У осла слов не было. Вы над ним подшучивали. А долговязый Марк зло стебался.
— Да, мы не проявляли сочувствия к Роде. Даже радовались тому, что его опускают. Мы с Марком точно. А Марго было все равно. Она хоть и сблизилась с Родей, но не настолько, чтобы стать его подругой, а уж тем более девушкой.
— Вы довели его до истерики!
— Не мы, Павел. На наше мнение ему было плевать. Главное, что думает о нем Маэстро. Он боготворил его, понимаешь? И ждал защиты. Но тот позволил нам подтрунивать над ним. Даже провоцировал на это. Вот Родя и психанул…
— И покончил с собой. Так что отец и с талантливым, пусть и не кровным, сынком повел себя неправильно.
— Слушай, а откуда ты знаешь о том, как проходил тот вечер в этом доме? Тебя же не было. Ты в Москве находился тогда.
— Отец рассказывал.
— Ты сказал «я помню». И далее о том, как мы стебали Родю.
— Оговорился.
— Проговорился, Леня. Ты приехал, но не показался. Увидел, как мы читаем, стебем Родю, как он убегает и… Как его догоняет Маэстро? Он вышел следом. Но вскоре вернулся. Тогда он сказал Роде, что любит его как сына?
Леонид колебался.
— Я все знаю. И уже двадцать лет храню твою тайну. Сейчас, когда Павел умер, пришел, чтобы сказать тебе об этом. Ну и раскрыть глаза на то, каким он был говном.
— Так, стоп! — Леонид выставил вперед ладонь. Маленькую, пухлую. Сам вроде крупный, а ручки крохотные. — Какую еще тайну? Ну, приехал. Не показался. И что? Расстроился, когда услышал слова отца. От него я таких не слышал. Теперь, когда ты сказал, что между Родей и ним были отношения (хоть я в это и не верю), все играет другими красками… Получается, папа отшивал его. Но мягко, стараясь не ранить. Типа, я тебя люблю, но как сына, и не рассчитывай больше ни на что.
— А ты взревновал.
— Да. Поэтому прыгнул в машину и уехал назад в Москву.
У Леонида уже в восемнадцать была тачка. Его мама позаботилась об этом. С бывшего мужа скачала какую-то сумму, сама вложилась, и ребенок-жеребенок стал обладателем новой «десятки». В столице она не считалась крутой, но в Приреченске… Каждая вторая девочка готова была прыгнуть в нее и уехать с крутым пацанчиком хоть на край света. Леня, правда, этим не пользовался. Он мотался в их края, чтобы видеться с отцом…
