Эти проблемы заставят Екатерину постоянно утверждать свою власть. Не принадлежа к династии Романовых, она с самого начала своего царствования будет взамен декларировать принцип, который определит всю ее политику, – верность Петру Великому, пути, который он начертал во внутренней и внешней политике. Очень скоро узурпаторша, которую при всяком удобном случае изобличал король Франции, противопоставит этому унизительному статусу противоположную позицию – преемницы Петра Великого.
Чтобы лучше понять это, необходимо остановиться на личности новой императрицы. Все, кто общался с ней до 1762 года, когда она была лишь супругой наследника, единогласно отмечали ее интеллектуальные качества, ум, образованность, любознательность, но также изворотливость и амбициозность. Конечно, ее личная жизнь могла вызывать осуждение. Ее любовники сменяли один другого, и мало кто верил, что отец Павла, первенца наследной четы, действительно Петр III. Но как тут не принять во внимание все, что отличало ее от Петра? Прежде всего во внешности. Когда она впервые увидела Петра Гольштейн-Готторпского, перед ней предстал красивый подросток, хорошо сложенный и немного напоминающий деда. Но на своей свадьбе она столкнулась совсем с другим мужчиной, чье лицо изуродовала оспа. Она его не узнала и так и не смогла к нему привыкнуть. Кроме того, как могла тонкая, умная женщина, усваивающая все, что эпоха Просвещения предлагала ее любознательности, удовлетвориться недалеким (иногда его даже называли отсталым) супругом, лишенным критического мышления, интересующимся лишь детскими играми и питающим страсть только к маневрам с оловянными солдатиками и своим голштинским полком по образцу, принятому в прусской армии? Между этими двумя личностями лежала пропасть, они раздражали друг друга и очень быстро стали искать лекарство от разочарования у других партнеров. Равнодушный к похождениям Екатерины, Петр нашел утешительницу и вдобавок утешение в уверенности, что однажды он сумеет избавиться от жены, отправив ее в монастырь. До 1762 года их объединяла одна задача – из страха перед опалой скрывать свои отношения от Елизаветы, изображая перед ней прочный семейный союз. И мы знаем, что Елизавета действительно думала отстранить их от престола в пользу их сына Павла. Отсюда постоянное ощущение неуверенности, в котором жила Екатерина до 1762 года.
Екатерина Ангальт-Цербстская страстно любила читать. Владея французским, она проглатывала все, что французский гений породил в XVIII веке, когда он блистал во всем мире и когда весь мир (или, по крайней мере, вся Европа) говорил по-французски. Большая любительница французских романов, Екатерина находила в них пищу для воображения, утешение в разочаровании (катастрофическим браком), ответ на сентиментальные мечты, что оправдывает отступление от правил в ее поведении. Но прежде всего она насыщала свой ум трудами философов. Эпоха Просвещения оставила столь яркий след благодаря Монтескье, Вольтеру, энциклопедистам. Екатерина прочла все их труды, глубоко обдумала их, и именно они вдохновят ее проекты, когда она сможет провести их идеи в жизнь.
Екатерина не довольствовалась только чтением трудов обожаемых философов, она хотела видеть их, как Фридрих II, при своем дворе. Лагарп, д'Аламбер и прежде всего ее любимый Вольтер уклонились от ее приглашения. Но с 1763 года она обменяется с последним более чем сотней писем, и их переписка закончится лишь со смертью философа. Дидро, которому она предложила свою помощь в публикации его «Энциклопедии», согласился приехать в Россию в 1773–1774 годах, а Гримм, издатель «Литературной корреспонденции», приобрел для Екатерины немало предметов французского искусства, будучи ее агентом влияния в Европе и очень верным корреспондентом.
Состояние империи, которой Екатерина будет управлять с 1762 года, вызовет у нее множество размышлений, так как оно очень далеко от мира, описанного в прочитанных ею книгах. В своих мыслях Екатерина живет в эпоху Просвещения, и она без труда понимает, как воспринимается Россия извне. Как варварская страна – такой образ постоянно возникает под пером короля Франции, которая господствует над просвещенной Европой. Его суждение имеет одно оправдание: крепостное право, еще существующее в России, в то время как практически повсюду в Европе оно исчезло, – это проявление варварства. Наша читательница знает благодаря рассказам путешественников (и самому свежему из них – аббата Шаппа д'Отроша, отправленного в елизаветинскую Россию для обзора ситуации в ней Людовиком XV), что Россия представляется всей Европе страной, где часть населения является собственностью дворян и богатых землевладельцев и где в более широком смысле преобладает пассивный народ, привыкший к насилию со стороны своих правителей и утешающийся напитком, разрушительным для тела и души. Рассказ аббата Шаппа д'Отроша богато иллюстрировался картинами различных унижений, самым распространенным из которых была порка кнутом. Его книга создавала впечатление, будто речь идет о чужой экзотической стране, не принадлежащей ни к европейской цивилизации, ни даже к человеческому сообществу. Как поклонница французских философов могла с этим согласиться? Пространство русского мира, которое она видит глазами иностранцев, также не соответствует модернизационным проектам Петра Великого. Он хотел, чтобы его подданные европеизировались и походили на европейцев, русские же, описанные путешественниками, еще очень от этого далеки. Екатерина понимает: чтобы претендовать на статус наследницы Петра Великого, ей нужно продолжить его дело по модернизации России и прежде всего задуматься над запретным вопросом о крепостном праве. Да, Елизавета также имела намерение модернизировать свою страну. Ей удалось это при дворе, где она ввела французский язык и правила этикета. Но в то же время она хотела возродить Россию, столь презираемую ее отцом. В ее царствование двор время от времени переезжал в Москву, столицу, отвергнутую Петром Великим, и эта попытка примирения двух Россий, хоть и необходимая, не способствовала глубокой европеизации.
Ввиду непрочности своей легитимности Екатерина стремится укрепить ее, выказывая свою верность великому императору, но притом, так же как Елизавета, превознося все русское. В этом отношении она разойдется с Петром Великим, но подобный выбор необходим, поскольку главной причиной нелюбви к Петру III служило его стремление подражать иностранным образцам, отторжение всего, что символизировало Россию, и в первую очередь ее религии. Екатерина, блестяще владеющая русским языком, о чем свидетельствуют ее тексты, с начала своего царствования показала, что намерена защищать «русскость» своей страны. Она подтвердила свою приверженность к православной вере. В то время как Петр Великий подчинил церковь государству и осудил собственного сына за его связи с традиционной церковью, а Петр III намеревался реформировать церковь для ее сближения с протестантизмом, Екатерина торжественно провозгласила верность русской национальной церкви.
Свою миссию, оправдывая тем самым захват власти, она видела в восстановлении и защите национальных интересов России. Это будет также определяющим направлением всей ее международной политики.
Когда Екатерина восходит на трон, Россия в глазах Европы и особенно Франции, арбитра государственного протокола, – второстепенная страна по своему географическому положению и статусу. С точки зрения географии, Россия не рассматривается как европейская страна, а с точки зрения статуса в ней видят государство промежуточного типа – между великой державой, пекущейся о своих национальных интересах, и государством неопределенной природы, чья участь – объединяться с другими и способствовать их проектам. Такой точки зрения, в частности, придерживается Франция. Россию, по ее мнению, нужно удержать в ее территориальных рамках, помешать ей вести свою игру в остальной части Европы и сохранить за ней ее второстепенный статус. И государства «восточного барьера», изначально призванные ограничить могущество Габсбургов, в XVIII веке получают задачу выполнять эту роль по отношению к России. Для Екатерины, столь духовно привязанной к французской культуре и идеям Просвещения, барьер, который Франция выстраивает против России, неприемлем. Символом неравенства в отношениях с Францией стало присвоенное последней право на признание или непризнание за российскими монархами императорского титула, которое Екатерина будет потом горячо оспаривать.
