Если проанализировать франко-русские отношения в течение 18 лет царствования «короля-узурпатора», можно констатировать их крайнюю переменчивость: и Россия, и Франция то устремлялись навстречу друг другу, то обращались к другим партнерам и вступали в открытое и активное противостояние. Если последний период этой политики, где чередовались притяжение и отторжение, выдался относительно умеренным, то этому прежде всего способствовал опыт Гизо. В России Нессельроде, так долго определявший ее иностранную политику, старел и с удивлением смотрел на европейские волнения, при этом и не думая отказываться от своих предубеждений, в то время как его император все больше и больше хотел взять на себя ответственность за Европу, которую следовало образумить. И когда из потрясений 1848 года родится новая Европа, Россия, чей правитель не предусмотрел и не понял этой ситуации, будет вовлечена в ужасный конфликт, о который разобьется российское могущество.
Мы не можем оставить без внимания появление на европейской политической сцене человека, который на другом конце континента предстанет «двойником» Николая I, стремясь восстановить нарушенный в 1848 году европейский порядок, – Луи-Наполеона Бонапарта. Николай I ненавидел само имя Бонапарта. Однако он, казалось, смирился с этим ненавистным именем, увидев, как тот, кто его носит, уничтожил Итальянскую республику в ходе Римской экспедиции, а затем подобным же образом поступил с республикой французской посредством декабрьского государственного переворота.
Без сомнения, Николай I, как он сам сказал в 1848 году, все это время ждал и надеялся на падение Луи-Филиппа. Но в чью пользу? Он знал, что у Бурбонов нет ни средств, ни войск для захвата власти. Республика не являлась для него желанным политическим режимом, но ему пришлось смириться с реальностью. После свержения Луи-Филиппа и провозглашения республики главным было, по крайней мере в первое время, убедиться, что она не будет враждебна России и ее интересам.
Начало получилось сложным, в официальных отношениях между двумя странами отсутствовала ясность, и первые шаги правительства Кавеньяка отмечены неблагоприятным для России жестом. Франция примкнула к английскому протесту против ввода российских войск в дунайские княжества, якобы в соответствии с договорами 1815 года. Несмотря на то что французская позиция выражается только устно, она замечена в Петербурге и способствует зарождению недоверия у Николая I, и так совсем не склонного снисходительно относиться к республиканскому режиму. Но Кавеньяк решил отправить в Петербург одного из членов своего близкого окружения, генерала Лефло, с миссией добиться от императора признания республиканского режима. Нессельроде поддерживает эту инициативу и убеждает императора принять французского посланца. Выбрав для этой роли военного, Кавеньяк нашел очень удачное решение. Николай I, человек прямой, скорее грубый в своих отношениях с другими, легче находил общий язык с военными, чем с дипломатами с их церемониальными и часто банальными речами. И он прекрасно поладил с генералом Лефло, который выражался прямо и имел военную выправку.
Длительная беседа императора и генерала, хоть и имела предлогом вопрос о признании режима, прежде всего касалась предложения союзного договора с Францией, сделанного Кавеньяком. Николай I попытался оценить речи своего собеседника, надежность Французской республики и самого Кавеньяка. Для заключения договора с Францией ему необходимо было быть уверенным, что его парижский партнер располагает реальной властью. Генерал Лефло заключил из вопросов Николая I, что тот косвенно признает Вторую республику или расположен это сделать.
Тем не менее вопросы Николая I не были праздными, поскольку в тот самый момент, когда бравый генерал Лефло уверял его в надежности правительства Кавеньяка, тот подвергался серьезному давлению. Киселев анализировал ситуацию в Париже и проявлял особенный интерес к некому Луи-Наполеону Бонапарту, который приехал из Лондона в Париж и вошел в состав парламента. Киселев понял важность этого возвращения, значимость персонажа и поспешил уведомить об этом своего императора. Он писал, что Кавеньяк имеет серьезного конкурента в борьбе за пост президента. Эта новость не могла понравиться русским, для которых имя Бонапарта служило синонимом войны и непомерных амбиций. Таким образом, Николай I получил противоречивую информацию. Генерал Лефло клялся, что пост президента уже в кармане у его покровителя. Киселев, напротив, от депеши к депеше показывал продвижение принца к власти. Позиция России изменилась. Для Николая I речь теперь шла не столько о признании республики, хоть этот режим ему и не подходил, сколько об уверенности в том, кто будет ее президентом. Франции, считал он, нужен президент, уважающий европейский порядок, установленный Венским конгрессом, и не имеющий амбиций разрушить его безумными предприятиями. С этой точки зрения имя Бонапарта не сулило ничего хорошего. Николай I имел тем больше оснований опасаться, что принц унаследовал амбициозный и агрессивный темперамент своего дяди, поскольку был хорошо осведомлен о его бурном прошлом: побеги, сомнительные политические связи, участие в заговорах. Да, этот персонаж выглядел романтическим и обольстительным, но тем самым вызывал еще больше беспокойства. Кто мог поклясться, что он не мечтает возродить империю, оставившую столь зловещий след в коллективной памяти?
Когда 4 ноября 1848 года была принята конституция Второй республики, французское правительство надеялось, что Николай I наконец ее признает. Но император пожелал до принятия этого решения подождать, пока будет избран президент, несмотря на то что Россия оставалась единственной страной Европы, которая еще не признала республику. 10 ноября Луи-Наполеон Бонапарт выигрывает президентские выборы, и это совсем не удивляет российского императора.
Но и после победы принца-президента на выборах Николай не спешил с признанием. Отвечая на вопрос французского представителя 21 января 1849 года о причинах такой отсрочки, Нессельроде холодно сказал, что Россия получила информацию о выборах французского президента лишь из прессы. Но, заверил Нессельроде, она продолжает питать к Франции дружеские чувства. Несколько недель спустя, принимая генерала Лефло перед его отъездом из России, император сказал ему, что не испытывал бы никаких опасений в отношении республики, если бы ее президент дал ему гарантии соблюдения договоров 1815 года. Николай I прежде всего хотел, до какого бы то ни было признания, посмотреть на первые шаги президента. Киселев, все еще временно исполняющий обязанности дипломатического представителя, отправлял ему многочисленные сведения о внутренних трудностях, с которыми столкнулся президент. Он даже рискнул предположить, что установление во Франции имперского режима стало бы более обнадеживающим для Европы и больше соответствовало бы интересам России. Эти слова вызвали гнев Николая I, поскольку, будучи врагом республиканского режима, он ни в коей мере не желал восстановления империи. В итоге Нессельроде приказал Киселеву забыть о подобных гипотезах. В то же время действия принца-президента убедят Николая I в его качествах государственного лидера. Итальянская экспедиция генерала Удино, взятие Рима и подавление восстания республиканцев создали образ человека, стремящегося к сохранению республиканского порядка.
Русский император решил признать правительство Луи-Наполеона, он сделал это 25 апреля. Назначение Токвиля на пост министра иностранных дел Франции также будет способствовать изменению климата в отношениях между двумя странами. Автор трактата «Демократия в Америке» был известен и любим в России. В нем видели поборника хороших франко-русских отношений, и он доказал это, защищая перед Нацональным собранием венгерскую операцию. Приветствуя его приход в министерство, Киселеву поручили информировать его первым о выводе русских войск из Венгрии. Назначение послом в Петербург генерала Ламорисьера, уважаемого в России за его успехи в Алжире (назначение, принимающее во внимание особое доверие Николая I к военным), подтвердило новую прорусскую ориентацию французской политики. Ответным шагом стало назначение Киселева полномочным послом в Париже, что восстановило нормальные дипломатические отношения. Но Николай I не терял бдительности. И осенью 1849 года его встревожили совместные маневры франко-английских эскадр в непосредственной близости от Турции. Токвиль развеял его тревогу, однако Николай заключил, что Англия хочет оказывать влияние на французскую политику. В октябре, после падения правительства Одилона Барро, Токвиль покидает министерство, что вызывает обеспокоенность России. Там также знали, что президенту в скором времени предстоит решить кардинальный вопрос. Его мандат, не подлежащий возобновлению, истекал в конце 1851 года. Каким будет его ответ на этот вызов? Изменения в конституции? Переворот? Русские послы в Париже и Берлине, стараясь превзойти друг друга, передавали слухи о проекте государственного переворота, который позволил бы президенту выйти из тупика, и Николай I обсуждал их со всеми своими собеседниками. В то же время он повторял, что доброжелательно относится к Франции. А принц-президент, отнюдь не остававшийся безразличным к словам императора, со своей стороны, старался одновременно составить ясное представление о его мыслях и убедить его, что у него нет никаких поводов для беспокойства. Отозвав Ламорисьера, принц-президент назначил на его место маркиза де Кастельбажака, который прибыл в столицу России в феврале 1850 года. Выбор нового посла был разумным, поскольку маркиз обладал всеми необходимыми титулами, чтобы успокоить Николая и понравиться при российском дворе. Происходящий из старой французской аристократии, женатый на представительнице рода Ларошфуко, чей отец служил в посольстве Франции в Петербурге, новый посол встретил радушный прием у императора. Но их беседы, так же как и рапорты, отправляемые Киселевым из Парижа, преимущественно касались пока неясного будущего, ожидающего президента. С лета 1851 года все знали, что он не мог рассчитывать на конституционную реформу, которая позволила бы ему претендовать на вторичное избрание. Поскольку он не думал уходить в отставку, оставалось предполагать государственный переворот. Русского императора информировали о приготовлениях, направленных на достижение этой цели. Принц-президент внедрил в ряды армии множество своих сторонников и назначил своего сводного брата Морни министром внутренних дел. В конце 1851 года в Петербурге изучили все возможные гипотезы: восстановление имперского режима, переворот, организованный Наполеоном, чтобы остаться у власти, не меняя режима, или беспорядки, которые сметут действующую власть. Киселеву направили четкие инструкции по поводу реакции России в каждом из этих трех случаев. Все ждали. Быстрая череда событий, которая приведет к восстановлению империи, сначала показалась Николаю I обнадеживающей. Переворот 2 декабря, вопреки его бонапартистской форме, напоминающей 18 Брюмера и годовщину победы, одержанной Наполеоном при Аустерлице, был воспринят как необходимое восстановление порядка.
