Избрание подавляющим большинством 2 декабря, затем новая конституция 14 января 1852 года, которая предоставляла Луи-Наполеону десятилетний мандат и расширенные полномочия, внешне не касались самой природы режима. В апреле 1852 года император в беседе с Кастельбажаком говорит ему о своем восхищении политической мудростью принца-президента и заключает: «Да хранит его Бог».
Но Луи-Наполеон не думает останавливаться на достигнутом и, воспользовавшись царящим вокруг (и в его стране, и в Европе) спокойствием, убивает одновременно двух зайцев: восстанавливает империю, за что высказалось большинство участвовавших в голосовании по данному вопросу 21 ноября французов, и 2 декабря 1852 года принимает императорский титул и имя Наполеона III. Вторая республика умерла, ей на смену пришла Вторая империя и, крайне парадоксальным образом, третий император, хотя ни одно из европейских государств так и не признало за герцогом Рейхштадтским титул Наполеона II. Надо сказать, подтверждая существование второго Наполеона, новый император заявлял права на свою принадлежность к династии Бонапартов. Этим решением он также отрицал договоры 1815 года. Все государства, их подписавшие, это осознали, но предпочли принять свершившийся факт и признать нового императора и провозглашенную им империю. Первой совершила этот акт королева Виктория, через два дня после переворота направившая поздравления «своему брату императору». За ней последуют правители Австрии (Франц-Иосиф) и Пруссии (Фридрих-Вильгельм IV).
Столкнувшись с подобной терпимостью в отношении Наполеона III, Николай I сначала выступил в роли гаранта монархического порядка и договоров. Как бы ни поступал принц Наполеон, у него никогда не будет того, на чем должен основываться его статус, – божественного происхождения его власти. Сразу же после 2 декабря Николай сравнивал его с жалким «прохвостом» Луи-Филиппом, таким же узурпатором.
Но он не мог долго оставаться на этой позиции, принимая во внимание поспешность, с какой европейские монархи протянули руку новому императору. Через месяц Николай I принимает решение последовать их примеру, в свойственной ему двусмысленной манере и сопровождая свою капитуляцию постоянным раздражением. Передавая императору свои верительные грамоты, как следовало делать при смене режима, Киселев представил ему текст, где не хватало традиционной формулы «мой брат», используемой при обращения одного государя к другому. На ее месте стояло «господин и добрый друг». Такую формулировку Николай использовал намеренно, вопреки советам Нессельроде, который призывал его к осторожности, опасаясь, что оскорбленный Наполеон откажется утвердить документы. Как избежать разрыва? Морни, мудрый советчик своего сводного брата, которого Киселев призвал на помощь, обещал укротить ярость императора. Но в этом не возникло необходимости. Наполеон III воспринял ситуацию с мудростью, которую за ним ранее признал несговорчивый Николай I, и даже отреагировал с юмором, отметив, что друзей можно выбирать, в то время как «братья достаются по воле божьей».
Киселев, сильно сконфуженный, не жалел комплиментов, уверяя императора в уважении, которое испытывает к нему его русский «друг», и объявил, дабы проиллюстрировать это уважение, что становится не только полномочным и чрезвычайным послом при императорском дворе, но к тому же его государь по этому случаю повысил его в чине до тайного советника. Такая же церемония прошла несколько дней спустя и в Петербурге. Маркиз де Кастельбажак, в свою очередь, представил верительные грамоты Николаю I, который по окончании церемонии дал ему длительную аудиенцию, уверяя в своих искренних добрых чувствах к Наполеону. Затем последовал обмен письмами между двумя императорами: Наполеон оправдывал в них восстановление империи, а Николай I заверял его в своем одобрении его поступка. Таким образом, все могло пойти и, казалось, шло к лучшему. Но в глубине души Николай I сохранил настороженность, решив не отказываться от протокольной дистанции, установленной с императором Наполеоном, который остался «дорогим другом». Узурпатором. Наполеон воздержался от видимой ответной реакции, но можно допустить, что не забыл унижения и это отразилось на искренности отношений между Россией и Францией. К тому же традиционные поводы для разногласий между двумя странами не исчезли. Если Польша была вынуждена замолчать, то восточный вопрос все еще стоял на повестке дня. Иногда он проявлялся подспудно, иногда резко и открыто. В 1853 году он принял трагическую форму и вылился в Крымскую войну.
Глава 9. Крымская война
Война, которая второй раз за один век и самым ужасающим образом противопоставила русские и французские армии, началась со ссоры из-за святых мест. В 1840 году Франция получила подтверждение своих предыдущих договоров и прежде всего договора, заключенного Франциском I и Сулейманом Великолепным, дающего ей право на защиту святых мест. Россия, ставшая при Екатерине II великой державой, в свою очередь, обрела нечто вроде протектората над православным населением Османской империи, а Кючук-Кайнарджийский мирный договор закрепил ее статус защитницы христиан. Франция, прежде всего заботящаяся о судьбе католиков, в большей или меньшей мере оставила России защиту всех других конфессий; таким образом, религиозное присутствие России на Востоке увеличилось в ущерб Франции и Порте, поскольку Османская империя насчитывала 11–12 миллионов подданных православного вероисповедания, на осуществление определенного суверенитета над которыми претендовала Россия. Конфликт вспыхивает в начале 1853 года и внешне не имеет серьезного значения. Его причиной послужил доступ в вифлеемский храм, которым ведала Россия. Россия выразила протест против «попрания прав православных», напряжение возрастало, русская общественность пришла в негодование. Возникла идея встречи двух императоров для разрешения религиозного конфликта, который мог принять международный масштаб. Несмотря на обмен корреспонденцией, вопрос о святых местах не будет разрешен. Николай I приходит в ярость из-за нарушения, по его мнению, обязательств, взятых на себя султаном, и требует восстановления своих прав. В начале февраля он отправляет к султану посла с миссией раз и навсегда урегулировать проблему святых мест. Этим послом стал князь Александр Меншиков, правнук фаворита Петра Великого, сражавшийся с турками в 1828 году. Он – генерал-адъютант, адмирал, морской министр и генерал-губернатор Финляндии, его звания намеренно рассчитаны на то, чтобы впечатлить турок, как и размещение русских войск на молдавской границе в тот же момент. Князь-генералиссимус, сопровождаемый значительной военной свитой, сначала останавливается в Одессе, где производит смотр войск, затем в Севастополе – все эти знаки призваны напомнить его османскому собеседнику о мощи России и ее амбициях в регионе. В течение месяца наблюдатели задаются вопросом о миссии Меншикова; его речи действительно неопределенны. Но 19 апреля он направляет министру иностранных дел Порты Рифат-паше крайне резкую ноту, где повторяет все требования, которые выдвинул ему в ходе предыдущих переговоров. Россия хочет, чтобы дипломатическая конвенция подтвердила русский протекторат над христианами Востока, а Порта приняла на себя обязательство его уважать. 5 мая Меншиков предъявляет ультиматум, дающей Порте пять дней на подписание договора с Россией на основе требований, сформулированных в апрельской ноте. Через пять дней приходит ответ турок. Порта уверяет Россию, что намерена принять все меры, необходимые для защиты православных христиан, но отказывается передать России часть своего суверенитета. Неудача Меншикова очевидна, он прерывает переговоры и демонстративно покидает Константинополь. Турция поступила подобным образом, потому что знала, что найдет поддержку. Прежде всего у Франции, которая с конца марта отправила в греческие воды свой флот. Затем, в более скрытной манере, у Англии. С января воинственные проекты Николая I уже ни для кого не секрет. Действительно, 9 и 14 января император в ходе двух бесед с сэром Гамильтоном Сеймуром, послом Англии в России, объясняет ему, что «больной» при смерти и настало время организовать то, что придет ему на смену. Сербия, дунайские княжества, Болгария станут независимыми государствами под протекторатом России. Что же касается Константинополя, то Николай намеревается стать не его властелином, но хранителем. Англия сможет распоряжаться турецкими территориями по своему усмотрению, за исключением Константинополя. «Я говорю с Вами как джентльмен и друг, что же касается остальных, их мнение для меня неважно, если мы с вами согласны», – добавил Николай. «Остальные» – это прежде всего Франция и Австрия в придачу. В 1853 году Николай не может и предположить, чтобы Франция, вернувшаяся к наполеоновской традиции, могла заключить союз с Англией, он считает ее еще находящейся в плену старых споров. Но его цинизм, неосторожность слов, сказанных лорду Сеймуру, производят на английское правительство такое впечатление, что оно намерено предпринять попытку сближения с Францией.
