Англия предала эти переговоры огласке, презрев конфиденциальность, о которой просил Николай I, уточняя, что говорит, «как джентльмен с джентльменом». Это имело двойной результат. Россия обиделась на Англию за умышленную несдержанность. Франция, Пруссия и Австрия смогли осознать, насколько презрительно относится к ним Николай, готовый пожертвовать их интересами. Надменность российского императора привела к сплочению «остальных», решивших выступать единым фронтом с Англией. К этим губительным откровениям добавилось решение России приступить к боевым действиям. 3 июля русские войска под командованием генерала Горчакова форсируют Прут, входят в Молдавию, и генерал Горчаков устраивает свой генеральный штаб в Бухаресте. Это не война, заявляет Николай, а просто гарантия, которую обеспечивает себе Россия, чтобы быть уверенной в соблюдении договоров, подписанных Портой. В ответ французский и английский флоты занимают позиции в Безикской бухте, поблизости от проливов, но не входя в них, поскольку, по договорам, в них нельзя входить военным кораблям. Австрия предложила организовать конференцию в Вене, на которой собрались бы представители всех пяти держав. Россия казалась открытой для дискуссии, и были основания надеяться, что войны можно будет избежать. Если инициативу конференции выдвинула Австрия, то идея принадлежала Парижу. Наполеон III подготовил проект, направленный на согласование позиций России (ультиматум Меншикова) и Турции (отклонение ультиматума). Его текст, казалось, удовлетворил Николая I и австрийского императора, и все думали, что он ляжет в основу работы Венской конференции. Но в пылу дискуссий все забыли, что проект касался прежде всего Турции и если российский император готов удовольствоваться проектом Наполеона III, то султан, с которым даже не проконсультировались, колебался, прежде чем дать свое согласие, особенно после того, как его дал Николай I. Он не хотел подстраиваться под позицию России. К тому же для удовлетворения Петербурга в текст несколько раз вносились поправки, и в конце концов он начал сильно походить на ноту, представленную Меншиковым. Это не укрылось от султана, и он отказался подписать документ. Венская конференция закончилась неудачей, и Порта сделала из этого свои выводы.
10 сентября в игру вступают верховные исламские органы Турции. Богословы требуют от султана во имя ислама начать войну с неверными. Неверные – это русские, которые ведут себя в дунайских княжествах, как на завоеванных территориях, присвоив себе власть господарей, препятствуя их связи с Константинополем и забирая предназначенную тому дань. Высший совет выступает за войну, и командующий турецкой армией Омер-паша требует от князя Горчакова вывести русские войска из княжеств в течение 15 дней. Если тот не выполнит требования этого ультиматума, начнется война. Поскольку готовится война, султан открывает проливы, и английский флот встает на Босфоре, неподалеку от Константинополя. Ответственность за эту войну несут турки. Европейские державы в Вене попытались ее избежать с помощью дипломатических средств и, потерпев неудачу, не хотели больше вмешиваться в ситуацию. Наполеон III еще до восхождения на трон объявил, что Франция вступит в какой-либо конфликт, только если это сделают необходимым самые веские причины – опасность для европейского равновесия. Николай I продолжал утверждать, что не желает войны и ждет момента, когда Турция захочет пойти на переговоры. Европа, привыкшая к русско-турецким войнам, бесконечным и часто безрезультатным, заняла выжидательную позицию, надеясь, что скоро наступит момент вернуться за стол переговоров. Тем более Турция действовала самостоятельно и не просила у Европы ни поддержки, ни одобрения. Вдобавок европейские державы убеждены, что военного превосходства русских будет достаточно, чтобы нагнать страху на османские войска. Их удивлению нет предела, когда турки топят русский корабль и уничтожают русский гарнизон, когда турецкие войска храбро сопротивляются перед лицом своего врага. Но после этого удивительного периода наступает решающее испытание. 30 ноября турецкий флот, пытающийся укрыться в Синопской бухте, наголову разбит русскими кораблями под командованием адмирала Нахимова с помощью судов, прибывших из Севастополя. К уничтожению турецкого флота добавляется настоящая бойня, устроенная русскими, которые бомбят порт и город вплоть до их полного разрушения. Жестокость русских, масштаб сил, брошенных против нескольких турецких кораблей, потрясают мир. Русские оправдывали такой разгул насилия тем, что турецкий флот собирался оказывать помощь восставшим против России на Кавказе горцам Шамиля, с которыми никак не могли совладать русские войска. Алан Гутман, скрупулезный исследователь Крымской войны, очень убедительно показал, что эта операция – не следствие случайности или спонтанной эскалации насилия, но результат тщательно подготовленного плана. Николай I хотел показать свою силу, уверенный, что европейцы не отреагируют. При виде всеобщего возмущения Наполеон III вознамерился прекратить боевые действия. Он принял решение о введении своего флота в Черное море и предложил Англии присоединиться к Франции. Речь не шла о военной операции по всем правилам, но лишь о том, чтобы помешать русским кораблям войти в Черное море или напасть на турецкие суда. Вначале англичане колебались, но Палмерстон заставил их согласиться. Это удалось ему тем легче, что Англия, как обычно, опасалась, как бы Франция не начала единоличные действия на Востоке. Таким образом, французы и англичане информируют Нессельроде о своем решении. Нессельроде возмущен, настаивает на связях между турками и кавказскими мятежниками, то есть на праве России на обеспечение своей безопасности. Наполеон III занимает крайне твердую позицию: «Россия изгоняет турок из княжеств. Мы изгоняем Россию из Черного моря». Русские просили запретить турецким кораблям ходить вдоль побережья с целью перевозки войск, им ответили, что они смогут продолжать это делать, в то время как русским кораблям запрещено покидать свои порты. Такое неравенство, на которое Нессельроде во всеуслышание жаловался, обосновывалось неравенством сил между двумя странами.
Император Николай I получил собственноручное письмо от Наполеона III, представлявшее собой последнюю попытку разрешить кризис. Император писал, что услышал слова своего «друга»: «Что касается меня, мы всегда сумеем друг друга понять». В письме прежде всего спокойно обрисовывалась ситуация. Хотя, по мнению России, отмечал французский император, Париж и Лондон несут ответственность за «обострение вопроса», Франция озабочена лишь поиском мира: «Когда войска Вашего Величества вошли в Валахию, мы потребовали у Порты не видеть в этой оккупации перехода к состоянию войны, таким образом доказывая наше стремление к примирению. Наше поведение в отношении султана было защитой, но защитой пассивной. Мы не подстрекали его к войне. Мы постоянно давали ему советы, направленные на мир и умеренность… Ваше Величество, со своей стороны, показывая спокойствие, основанное на сознании своей силы, ограничилось отражением турецких атак на левом берегу Дуная и в Азии. С умеренностью, достойной главы великой Империи, Вы заявили, что останетесь на оборонительных позициях. Потому до сих пор мы оставались лишь зрителями, заинтересованными (должен признать), но все же просто зрителями, этой борьбы, пока синопское дело не заставило нас занять более определенную позицию».
Изложив этот контекст франко-английского вмешательства после Синопа, император продолжал: «Если Ваше Величество, так же как я, желает мирного разрешения конфликта, нет ничего проще заявить, что перемирие будет подписано сегодня же, что ситуация будет разрешаться дипломатическими средствами, что всякое военное противостояние прекратится, что участники войны уйдут из мест, куда их призвали военные мотивы. Русские войска выйдут из княжеств, а наши эскадры – из Черного моря. Если Ваше Величество предпочитает вести переговоры непосредственно с Турцией, оно может назначить посла, затем обсудить с полномочным послом султана конвенцию, которая будет вынесена на одобрение конференции четырех держав».
